Полет черного орла - Кейт Якоби

Эйден пересек комнату, сокрушенно усмехаясь:

— Не сомневаюсь, что она вот-вот явится.

— А как дела в остальном? — Роберт быстро подошел к столу и налил вина им обоим.

— Ну… — Эйден нахмурил брови, собираясь с мыслями. — Понятия не имею. Вам лучше спросить его светлость — и Люсару… В обратном порядке, конечно.

— Так будет лучше всего, — кивнул Роберт, одним глотком осушив кубок. — Я только что отправил гонцов на север — узнать, все ли в порядке у Мики. После того ужасного происшествия с Макглашеном я не хотел бы рисковать. У вас есть еще какие-нибудь новости? От Патрика ничего не было слышно?

— Нет. — Эйден отхлебнул вина, которого ему на самом деле совсем не хотелось. Он не мог отвести глаз от Роберта. — Скажите мне, вы хорошо себя чувствуете?

— Почему вы спрашиваете? — Роберт сновал вокруг стола, хватаясь за разные бумаги. Казалось, он не в состоянии заставить себя сидеть спокойно. За все пять лет, что они провели вместе, Эйден никогда не видел его таким. Может быть, дело в приближающейся схватке… или в чем-то ином?

— Вас, случайно, не ударили по голове во время путешествия?

— Нет. Милосердные боги, епископ, о чем вы говорите? Меньше чем через час все соберутся, и мне нужно знать, что сказать людям или по крайней мере как заставить их считать, будто я владею ситуацией. Если у вас что-то на уме, говорите прямо.

— Вы изменились.

Роберт взглянул на Эйдена из-под полуопущенных век.

— Да. Но не ждите от меня объяснений. Я все равно не смогу их дать — по причинам, которые скоро станут вам ясны. Просто порадуйтесь за меня, хорошо? Если вам от этого будет легче, то знайте: похоже, впервые за пять лет вы оказались кое в чем правы.

Эйден с сомнением кивнул:

— А Дженн? Как она? Опять та же невольная улыбка…

— Прекрасно, Эйден. А теперь перестаньте суетиться и помогите мне разобраться в накопившихся бумагах. Если я не буду готов к разговору, никто из военачальников не последует за мной в столовую на ужин, не то что в сражение. Ну же, не стойте столбом!

Эйден обошел вокруг стола и поставил свой кубок на свободное место. Если только он не ошибается очень сильно, в Алузии открылось нечто гораздо более важное, чем пророчество. Если это и в самом деле так, что ж, он вполне может подождать еще немного: происшедшие в Роберте перемены того стоят. Пряча довольную улыбку, Эйден проворчал:

— Никогда еще не встречал человека, который оказывал бы мне так мало уважения, и притом, что вы единственный, кто постоянно называет меня епископом.

— Ладно, не злитесь, Эйден, — рассмеялся Роберт и хлопнул его по плечу. — Не хотите же вы, чтобы собравшиеся в зале подумали, будто мы ссоримся. Это произвело бы совсем не то впечатление, какое нужно. Так что лучше скажите мне: где здесь списки вновь прибывших?

К вечеру похолодало, и долину скрыл туман; из окна замка были видны только верхушки самых высоких деревьев, как утесы, торчащие из разлившейся серой реки. Над ними кружил десяток ворон, ныряя в туман, взмывая вверх, то все вместе, то поодиночке. Их крики казались эхом голосов незримой армии, устраивающейся на ночлег. Иногда волны тумана расходились, позволяя видеть горящий костер, сидящие вокруг огня фигуры, обходящих лагерь часовых. Ни суеты, ни спешки, просто спокойная готовность.

Дженн высунулась из окна так далеко, как только отважилась, но солнце уже село, а свечи горели у нее за спиной: ее никто не смог бы узнать издали. Пальцы ее заледенели, но Дженн только подышала на них, не желая лишаться возможности любоваться прекрасным видом.

— Если вы не поостережетесь, — сказала подошедшая к ней Маргарет, — вас кто-нибудь увидит.

— Вряд ли, да если и увидят, кто догадается, что я — это я? — с улыбкой ответила Дженн. — Простите меня, но не подкинуть ли дров в камин?

— Конечно, дорогая. — Маргарет сама положила на угли несколько поленьев. Дженн все же отошла от окна и встала рядом со старой дамой, глядя на огонь. — До чего же я рада, что вы с Робертом благополучно вернулись, — продолжала Маргарет, беря со стола свое вышивание. — Что Роберт думает насчет зтих дженерет?

— Он полагает, что они могут быть как-то связаны с Фелкри, но, не поговорив с ними, ни в чем нельзя быть уверенными. Может быть, Патрик, когда вернется, сможет рассказать больше.

— Будем надеяться, что с ним ничего не случится и он вернется.

— Конечно.

— Удивительно, что вы смогли понять так много из того, о чем они говорили. Ведь это была мысленная речь?

— Да, — кивнула Дженн. — В этом-то и заключается самая большая странность. Мы всегда считали, что мысленная речь доступна только тем, кто соединен Узами, но все дженерет говорили между собой, а не только парами. Роберт говорит, что ничего больше колдовским зрением в них не заметил, что они — не колдуны. Мне кажется, он хотел задержаться и узнать больше, но они так жаждали его смерти!..

— Потому что он… Враг?

Дженн улыбнулась тому, с какой наивной простотой Маргарет употребила это название, которое лишь недавно узнала.

— Должно быть, они что-то знают о пророчестве. Что еще им известно, можно только гадать. Может быть, когда здесь все закончится, мы сможем снова отправиться туда и попытаться их найти.

Маргарет вздохнула:

— Должна признаться, мне иногда бывает трудно уследить за всеми событиями.

— Ничего подобного, — рассмеялась Дженн. — Вы видите всех нас насквозь, только у вас достаточно здравого смысла, чтобы помалкивать.

Маргарет ответила Дженн невинным взглядом.

— Понятия не имею, о чем вы говорите. Дженн только улыбнулась и покачала головой.

«Роберт!»

«Да».

«Как идут дела?»

«Медленно. А у тебя?»

«Твоя матушка посматривает на меня с тайным подозрением. Боюсь, мне не так хорошо, как тебе, удается скрывать свои чувства».

«Что ж, после того как закончится собрание, придется все ей сказать — и Эйдену тоже. Если, конечно, тебя все еще привлекает эта странная идея венчаться. Должно быть, ты лишилась рассудка, раз собираешься выйти за такого закоренелого неудачника».

«Если идея странная, то кроме тебя винить в этом некого. Однако если ты передумал…»

«Ты шутишь?»

«Ладно, развлекайся!»

«Ты тоже!»

Как только неслышный голос Дженн умолк, Роберт откинулся в кресле и снова обвел взглядом собравшихся за длинным столом. Конечно, выбора у него не было: он должен был сесть на почетное место. Его оставляли для него свободным все, кто входил в зал; каждый из лордов считал при этом своим долгом во всеуслышание заявить, кого он считает своим предводителем.

Зал был залит светом двадцати огромных свечей, горящих на столе и в канделябрах по углам. На стене, противоположной камину, пылали факелы. Такое освещение позволяло хорошо видеть написанные почти на каждом лице беспокойство, озабоченность — и страх.