Львы в наследство. Я всей душой с вами, львы! - Гарет Паттерсон

прошлыми засушливыми годами! А вот и впечатавшиеся в мягкую почву следы Рафики и детенышей — они приходили сюда напиться всего несколько часов назад. А чего дожидаются кружащие в небе грифы? Ну, ясно: Рафики только что успешно поохотилась и теперь отдыхает где-нибудь в кустах. Мы не могли видеть друг друга, но я чувствовал, как соприкасаются наши сердца и души.

Стоя один посреди диких, заросших кустарником просторов, я подумал о своих львах, которых не было в живых. Их образы, словно постоянно меняющаяся картинка в калейдоскопе, вставали у меня перед глазами. «Если бы вы теперь были здесь!» — тихо произнес я. Но мои слова слышал только ветерок, обвевавший лицо.

Сейчас я пишу и думаю о Джулии. О ее преданности львам. О той поддержке, что я получал от нее. О той огромной, безмерной любви, которой она щедро одаривала нас всех.

Через некоторое время после того, как мы расстались, она написала: «Гарет избрал жизненный путь, которым я могу только восхищаться. Я надеюсь, что смогу пройти по параллельной с ним тропе, хотя думаю об этом с некоторым волнением. Я боюсь за Гарета, и он, по-видимому, тоже испытывает страх — за тех, кого взялся защищать. Львы — сама суть жизни Гарета, и он стоит лицом к лицу с теми же опасностями, которые грозят его любимцам».

До конца 1994 года, когда моя книга уже была близка к завершению, я еще не раз наведывался в дикие земли. К несчастью, мой друг Альфеус Марупане страдает хронической болезнью, и я часто навещал его в лагере на берегу Лимпопо, где он живет с семьей. Мне было очень тяжело, что я так мало могу сделать для человека, который всегда подставлял свое плечо, когда мне бывало туго. То, что он находит в себе силы и отважно борется за жизнь, как нельзя лучше свидетельствует о сопротивляемости человеческого духа.

А между тем враги — и на диких землях, и за их пределами — не оставляли меня в покое. Недавно я задумался над тем, что ждало бы меня, если бы я благоразумно не подался на юг — завершить книгу, отдохнуть и подлечиться, — а остался бы в лагере. Я несколько раз заезжал туда — лагерь стоял заброшенным и покинутым. Он напоминал обиталище духов — духов моих львов, теней прошлого. Старые палатки трепетали на ветру, выгорали на солнце, мокли под внезапно налетавшими дождями. Как всегда, прилетели птицы-ткачики — здесь они устраивали свои гнезда и выводили птенцов.

В начале года я вывез из лагеря дневники, отчеты, статьи и записи, впоследствии вошедшие в эту книгу. Я также забрал оттуда то немногое, что было у меня ценного.

Так он и стоял, этот истерзанный лагерь, — как мемориал, посвященный моей пятилетней работе со львами. Десять месяцев никто его не трогал, сюда вообще не ступала нога человека. Но в самом конце года, когда по округе разнеслась весть о моем возвращении (к счастью, я в это время гостил у Альфеуса), некие люди пожаловали в лагерь. Я так и не узнал, кто это был. Нагрянули — и перевернули все вверх дном, распороли ножами парусину палаток, смешали с землей оставшиеся книги и бумаги, пошарили на полках буфета… Многое было украдено — а вот дорогостоящий прибор для зарядки батарей видеокамеры (который я забыл увезти) остался цел. Его почему-то поставили на кучу золы там, где я готовил еду. Кожаный портфель с бумагами положили в пустую бочку, куда я прежде наливал воду для львов. Кто это сделал и зачем?

…Я оказался здесь на закате последнего дня 1994 года. Поначалу зрелище разоренного лагеря шокировало меня, но шок быстро прошел. Не испытывал я и чувства страха. Боль? Едва ли: ведь залечиваются даже куда более тяжелые раны. Когда забрезжила заря первого дня нового года, я принялся приводить все в порядок, подбирая обрывки моего прошлого — рассыпанные письма, старые рукописи, фотографии.

Да я и в переносном смысле собираю осколки прошлого, не желая быть поглощенным им. В минувшем году мне — как и Джулии — случалось впадать в такое состояние, когда безразлично, на том ты свете или на этом.

Теперь хочу набраться сил — и начать новую главу своей жизни, оставаясь всей душой со львами. Когда-нибудь и в Тули отлив сменится приливом. Как и мой друг Альфеус, я не устаю бороться за жизнь — за жизнь всех львов и за жизнь каждого.

Позвольте закончить свое повествование строками о горестном, но необходимом расставании и отплытии к новым берегам:

…И только лишь спустился он с холма,

Как был объят глубокою печалью

И с грустью в сердце размышлял:

— Как я смогу

По свету странствовать без скорби и печали?

Нет, невозможно мне пуститься в путь

Без раны в сердце и в душе…

И были долгими его дни скорби,

И ночи одиночества так долги,

И кто бы мог

Его оставить в скорби и печали,

Не пожалев?

Вот так и я —

Собрал души своей я множество осколков,

И множество детей, о коих я тоскую,

Нагие, ходят среди тех холмов,

И не могу о них не думать я

Без боли и тоски.

Нет, не венец

Снимаю ныне я с себя,

Но кожу

С себя срываю я своими же руками.

И то — не мысль,

С которой мне легко расстаться,

И это — бунт, назревший в сердце,

А не сердечный паралич.

Я дожидаться больше не могу!

Ведь море,

Что души смелые к себе манит,

Призвало и меня в дорогу,

И мне пора садиться на корабль!

К отплытию!..

Кейлил Джибран. Пророк

Заключение

Будущее Тули:

предложения по созданию Парка мира

Свершилось! В Южной Африке состоялись первые демократические выборы. Большинство, которому так долго зажимали рот, наконец смогло заявить о себе. Южная Африка и юг Африки в целом вступили в новую эру — эру мира, о котором мы так долго молились. Теперь ботсванские земли Тули могут стать сердцевиной символического Парка мира, куда вошли бы также обширные дикие территории Зимбабве и Южной Африки. Уже выдвинуты инициативы по превращению