Песочные часы - Ольга Романовская

Он замолчал, но я всё поняла. Хотя бы потому, как хозяин молчал.

На глазах навернулись слёзы…

— Только плакать не надо, дело прошлое. Иалей, перестань! Она быстро умерла…как мне сказали. В один день с ними.

Шоан, так вот почему дети для него — болезненная тема. Потерять двух мальчиков от горячо любимой женщины! Я бы жить не смогла, сошла с ума — а он нет. Стоит, спокойный, утешает меня, плачущую дуру, живо представившую ту норину.

Теперь знаю, почему ему нравятся зелёноглазые — отголоски первого чувства.

И привёз меня на её место… Судя по всему, впервые здесь с тех пор.

— Иалей, какая же ты впечатлительная! — рассмеялся норн, утирая мои слёзы. — Спасибо, что так переживаешь, но давно прошло. Больше десяти лет минуло. Знал бы — не рассказывал! Может, тебе вина налить? Вот чего-чего, а расстраиваться тебе не стоит — Рагнар почувствует, тоже начнёт плакать. А двойного воя я не выдержу.

Но я не могла перестать, всё всхлипывала и всхлипывала. Было жалко детей, норину Алистер, да и хозяина тоже. Если до сих пор помнит — значит, любил.

— Извините, что спрашиваю, просто раз уж… Понимаю, что не имею права… Они жили с вашими родителями, и…

— Умерли ли мои родные, это ты хочешь знать? Мать — да, заразилась от Алистер. Ухаживала за невесткой и внуками. У неё было слабое здоровье, даже маг не смог ничего сделать. Отец — нет, шесть лет прожил вдовцом. И дольше бы мог, если бы не его пристрастия. Всё, Лей, хватит! У тебя день рождения, а такое впечатление, что похороны.

Наклонившись, он взял в ладони моё лицо и поцеловал, прижал к себе и постоял так некоторое время, прислушиваясь к моему дыханию. Потом подхватил на руки и куда-то понёс.

Я продолжала всхлипывать, вспоминая собственную мать.

Нет, представить себе не могу, чтобы со мной стало, если бы… Какой кошмар, когда возвращаешься домой, а те, кого ты любишь, мертвы. И дети… Он же любит детей, а там было два мальчика… Два норна, настоящих норна.

Перед глазами нарисовался образ той девушки, его жены. Почему-то она виделась смесью меня и норины Мирабель. Юная, тоненькая, такая чистая, невинная, зелёноглазая, с мягкими, едва заметными волнами волос, на полтона светлее моих. И почему-то с застенчивой улыбкой.

Размышления на тему сходства с нориной Алистер и природы тёплого отношения ко мне хозяина прервал поцелуй.

Очнувшись, поняла, что мы углубились в рощу, ступив на шуршащий ковёр листьев. Над головой покачивались частично оголившиеся ветви, украшенные нарядными брошами плодов.

А вот и белка. Замерла на ветке и смотрит.

Остановившись, хозяин с минуту задумчиво смотрел мне в глаза, а потом усмехнулся:

— Как же вы, женщины, сентиментальны! Тебя так легко разжалобить, ты так всех жалеешь, всех, кроме себя. Хватит рыдать, или останешься здесь в одиночестве. Вернее, не в одиночестве, а в компании солдата. Или ждёшь, чтобы я тебя успокоил? Ну, Лей, перестань уже! Умерли и умерли, в жизни всякое бывает. Так, стой, я за вином схожу — тебе нужно выпить, а то испортишь праздник.

И он быстрым шагом направился сторону мыса. Вернулся быстро, с полным бокалом, и заставил залпом его выпить.

Я уже не плакала, сама поняла, что глупо.

От вина немного охмелела и пропустила момент, когда спина и дерево стали единым целым, а хозяин очутился так близко, что я слышала его дыхание.

Его руки скользнули по телу, губы прильнули к моим, подчиняя настойчивостью и умением. Поцелуи норна никогда не были противны, но я больше любила другие — нежные, ласковые, а не страстные, грубоватые.

— Не надо, — прошептала я, отворачиваясь, когда почувствовала его пальцы под юбками. Он так вжал меня в ароматный сосновый ствол, что стало больно.

— Неудобно? — живо откликнулся хозяин, на время оставив в покое. — Просто подумал, что земля уже холодная… Хотя, я тебя согрею.

Его куртка полетела на землю, на ворох палой листвы, куда, потянув за руку, он усадил и меня. Расстегнул оставшиеся пуговицы моего пальто, кинул поверх своей куртки и приник губами к шее.

Пальцы поспешно расстёгивали пряжку ремня — мужчины иногда так нетерпеливы.

— Хозяин, простите, но я не хочу, — пробормотала я, когда он повалил меня на ворох тёплой одежды.

— Почему? — норн замер. — Тебе же обычно нравится. Или изображаешь, что нравится?

— Просто вы обещали, что я сегодня не буду вещью.

— Я своё слово держу, а вот ты своё? Ты мне тоже кое-что обещала. Думаешь, не знаю о каплях? Что потупилась? Считай это маленьким наказанием. Приятным наказанием.

— Если я сегодня свободна, то имею право сказать нет.

Говорила — и не сопротивлялась, позволив задрать юбки. Собственно, с другими тоже так поступают; многие свободные девушки не отказали бы норну Тиадею, сами себя предложили. Мне ведь тоже не будет больно, просто не хотелось здесь и сейчас.

— Имеешь. Окажи услугу, захвати куртку. Буду ждать у лодки. Или ты не нагулялась?

Не ожидала, что он встанет и оденется. Отвернётся, позволяя оправить нижнее бельё, потом поможет встать и уйдёт. Полагаю, унимать разумом желание.

Не удержавшись, окликнула:

— Простите, хозяин, если обидела. Вам ведь хотелось…

— Передумала? — норн живо обернулся.

Действительно, что плохого, если я ему позволю? В конце концов, провела с ним не одну ночь, а сегодня он устроил такую чудную поездку…

Прислушалась к собственным ощущениям, взглянула на ожидавшего ответа хозяина. Непривычно, что в таких вопросах от меня что-то зависит, он ведь никогда не спрашивал… В красках представила то, что случится, если соглашусь. Ему будет хорошо, а мне?

Хозяин вернулся, подошёл вплотную, коснулся пальцами щеки. Я никак не ответила. Осенняя листва не прельщала меня, ничего не могла поделать. И он не противен, но не хочу.

— Накинь пальто, а то замёрзнешь — всё-таки октябрь. А свобода… Я обещаю подумать. Всё может быть.

Всю обратную дорогу до Гридора хозяин молчал. Оно и понятно — какой удар по самолюбию. Но он сам позволил мне выбирать.

В ресторане я танцевала. Не с хозяином. И не один раз.

Когда пригласили впервые, вопросительно покосилась на норна. Тот ответил: «Решай сама». И он остался сидеть за столиком, а я танцевала, сначала стеснялась, а потом улыбалась, смеялась.

Мне делали комплименты, целовали руку (будь на ней браслет — презрительно скривились бы), один кавалер даже послал официанта за букетом.

Ощущала себя богиней, красивой женщиной, способной привлекать взгляды. В конец осмелев, даже согласилась принять заказанное чужим мужчиной мороженое с шампанским.

А вечером, набравшись смелости, отправилась с нориной Мирабель на салют.