Увиденное и услышанное - Элизабет Брандейдж

Увы, отчет судмедэксперта не добавляет ничего нового, лишь подтверждает уже известное: ее убили единственным ударом, на топоре и в доме не нашлось сколько-нибудь информативных отпечатков, никаких волос и перхоти на его стороне кровати, в трубах – ни следа крови и химикатов. Криминалисты определили время смерти – между половиной третьего и половиной десятого утра, то есть действительно какой-то псих мог явиться, когда Клэра уже не было дома.

– Довольно большой промежуток, – говорит Трэвис. – Думаю, возможно, если поверить его рассказу.

Но Мэри будто ощетинивается, когда слышит это.

– Ты знаешь не хуже меня, Трэвис, что мать маленького ребенка не спит с раннего утра. К половине десятого она была давно мертва, точно тебе говорю. Готова поспорить, она погибла задолго до того, как ее дочка проснулась. Он сделал это ночью. Ну хорошо, может, случайно, но ведь сделал же. А потом прибрался в доме и ушел на работу.

Трэвис одобрительно кивает. Она говорит то, что ему уже известно, – просто озвучивает вслух.

* * *

Он заставляет ее пойти вместе с собой на похороны.

– Вы с Кэтрин дружили, – говорит он. – Так будет правильно. Но Мэри слишком хорошо знает мужа.

– У тебя нет костюма, – говорит она. – А в форме идти нельзя.

– Нашла бы ты мне что-нибудь.

Она едет в магазин «Мейси» в торговом центре и покупает ему костюм на распродаже, на следующее утро он его меряет.

– Вроде подошло, – говорит она, по-матерински разглаживая плечи и одергивая пиджак. – Хорошо выглядишь.

Они едут в Коннектикут, в прибрежный городок. Церковь стоит на холме над проливом Лонг-Айленд, вода серебристо поблескивает в дали. Они садятся на заднюю скамью, и Трэвис берет ее за руку. Он большой и теплый, и это заставляет ее мыслями вернуться к нему. За время их брака она иногда думала о том, что смертна, представляла, как будет стареть. Она воображала себя в разных стадиях дряхлости, думая, как отреагировал бы Трэвис, если бы она потеряла важную часть себя – например, разум. Уважал бы он ее, остался бы? Большие вопросы, которые страшно задавать. Просто приходится ждать, пока оно не случится, а там и решать.

Кладбище старое, могильные памятники покосились. С берега дует холодный ветер. Ее обувь погружается во влажную землю, когда они идут к могиле. Они с Трэвисом держатся особняком, позади других скорбящих, наблюдают за обеими семьями на расстоянии. Родня Кэтрин словно бы осторожна и сдержанна, будто чужие. Клэры смахивают на королевскую семью, строгие и чопорные. На лице их сына пассивное выражение, будто ему несколько неловко, дочка вертится у него на руках.

Они идут обратно к машине, когда к Трэвису подходит какая-то женщина.

– Вы смелые, раз приехали, – говорит она. Она похожа на Кэтрин, только ниже и плотнее, темноволосая. Сестра, понимает Мэри.

– Мы просто приехали отдать дань уважения, вот и все. Покойная была подругой моей жены.

Но она на это не покупается.

– Мы знаем, зачем вы здесь, – недружелюбно говорит она. – И вот что я скажу вам – мы этого не одобряем.

– Я вас не понимаю.

– Джордж. Вы пытаетесь повесить это на него.

Трэвис отвечает не сразу.

– Возможно, вам так кажется.

– Вы чертовски правы, мы так и полагаем. Думаю, могу сказать за всю семью – мы стопроцентно на стороне Джорджа. То, что случилось с моей сестрой, – не его рук дело. У него не было повода. У нее не было врагов. Ни у кого не было причины убивать ее.

10

«Мотив – такое мутное слово, – думает Трэвис, – никогда нельзя быть уверенным, что стоит за странными вещами, которые люди проделывают друг с другом».

В это время года, за месяц до весны, земля выглядит голой. Бурые поля. Неизбежное серое небо. Трэвис сворачивает на грунтовку в сторону фермы Соколовых, колючие кусты царапают борта «крузера». Машину трясет – сплошные лужи и ухабы. Он паркуется у дома, выходит и осматривается. Место выглядит заброшенным, но тут подходят поздороваться две собаки, обнюхивают его штанины, виляют хвостами.

– Что, почуяли Эрни и Германа? – спрашивает он и гладит их по очереди. Они убегают, когда в сарай заезжает трактор. Минуту спустя из темноты выходит Брэм Соколов, высокий человек в рабочей одежде и грязных сапогах, не опереточный фермер, какого он ожидал увидеть.

– Здрасте, шериф Лоутон.

– Мистер Соколов. – Трэвис жмет руку фермера. – Спасибо, что согласились встретиться.

– Зовите меня Брэм.

За кофе на кухне Брэм рассказывает, как жена попала в аварию. Она сейчас в реабилитационном центре в Олбани, заново учится ходить, поясняет он.

– Вы же все дружили с Клэрами, да?

Брэм морщится, будто язык обжег.

– Да, какое-то время. Моя жена с ним работала. У меня всегда было ощущение, что он к ней неравнодушен. Тщеславный тип, откровенно говоря. Как-то на Хэллоуин была факультетская вечеринка, и он пытался соблазнить ее. Джастин сказала, что он был довольно убедителен.

– В смысле?

– Она сказала, он удерживал ее. Они выходили в поле. Она показала мне следы на запястьях. Я после этого не общался с ним. Но после аварии он приехал в больницу. Моя жена была в коме. Он стоял над ее кроватью и, – Брэм посмотрел на него глазами, полными слез, – клянусь, он улыбался.

– Они были чужаки, сдается мне, – говорит Джун Пратт, нарезая «ангельский бисквит»[103], который испекла к вечеру. Маленькими ловкими руками она подает ему пирог и чай, а потом берет себе. – Смешно эта выпечка называется, а?

– Ну да.

– Трэвис, ты веришь в ангелов?

– Нет, мэм.

– Ну, если бы они ели пироги, а я уверена, что это правда, то именно такие.

– Очень вкусно.

– Хорошо вечером выпить чаю с пирогом, правда?

– Еще бы.

Он снова спрашивает ее про ту ночь, когда к ним постучался Джордж Клэр.

– У меня забилось сердце, – говорит она. – Я просто знала, что он в этом замешан. Ну, знала, понимаете? Мы в этом как животные. Нутром чуем опасность, разве нет?

– Да, полагаю. Так и есть. Только не всегда слушаем себя. И тогда попадаем в беду.

Она кивает в задумчивости.

– Я всегда думала, что они какие-то странные. Мы были не лучшими соседями, надо признать. Я не рвалась с ними общаться. Но после того, что случилось с Хейлами, мне было трудно даже близко там проходить. И потом, мне не нравилось, что они купили дом так дешево. Впрочем, такова жизнь – предугадать трудно.

– Да, мэм. Все верно.

Трэвис глядит поверх клетчатой скатерти на женщину, в которую был влюблен, когда они