Вечные хлопоты. Книга первая - Евгений Васильевич Кутузов

значением. Ее стиль: что-то недосказать, на что-то намекнуть, поставить человека перед необходимостью мучиться в догадках и предположениях, хотя бы и дело-то было пустяковым, не стоящим внимания.

Истина, как часто бывает, открылась неожиданно.

Проходя по участку, Анатолий не увидел на рабочем месте Гошу Мотяева. Такого давненько уже не случалось, к тому же стояла срочная работа, и он направился в курилку, где и застал Гошу. Тот преспокойно спал на скамейке, подложив под голову кулак.

— А, Анатолий Модестович! — весело сказал Гоша, протирая глаза. — Я-то думал, что вы уже не работаете у нас на участке!

— Как это? — опешил Анатолий.

— Говорят, вас назначают начальником цеха, а Кузнецова под зад мешалкой! — Он хохотнул злорадно.

— Кто тебе сказал?!

— А все говорят, — ответил Гоша невозмутимо, отступая к выходу. — С вас приходится, Анатолий Модестович.

— А ну марш на рабочее место!

— Подумаешь, нельзя стало отдохнуть честному пролетарию! Если бы я спал, тогда другое дело. А я зашел покурить. Разве не имею права? — У него было невинное выражение лица.

— Нахал ты, Мотяев.

— Фи! — сказал Гоша. — Умные люди по этому поводу говорят, что не имей сто друзей, а имей одну нахальную морду! Мне нравится этот принцип! — Он юркнул в дверь.

Паршивым, двойственным представлялось положение Анатолию. Он понял теперь, на что намекала Артамонова. А раз об этом ходят слухи по всему цеху, значит, дошли они и до Кузнецова. Положим, он, Анатолий, тут ни при чем, а все-таки приятно ли Николаю Григорьевичу слышать за спиной шепоток, что на его место собираются назначить молодого Антипова, который без года неделю работает в цехе и вообще на заводе!.. Тем более на каждой планерке директор грозится (по селектору, все слышат), что заменит его кем-то... Неизвестно откуда, почему и как появляется он, Анатолий Антипов, и директор явно благосклонен к нему, даже поддержал на заседании завкома, когда обсуждался вопрос со спецодеждой! Ну как не связать все это воедино?..

Кто же, с какой целью распустил нелепый слушок? Впрочем, это не имеет значения. Важен факт, и Анатолий, решившись, пошел объясниться к начальнику цеха. В таком деликатном деле, считал он, необходима полная ясность. Иначе как же работать дальше?

— Да не берите вы в голову, Анатолий Модестович! — досадливо поморщившись, сказал Кузнецов. — Собака лает, ветер носит. Мало ли о ком и что болтают!..

— Но поймите меня...

— А! Если все принимать близко к сердцу или всякой сплетне придавать значение, ей-богу, можно в три дня сойти с ума.

Похоже, он говорил это искренне, однако совесть Анатолия не была спокойна до конца.

— Почему же говорят именно об этом?

— Надоест об этом — начнут о чем-нибудь другом. Например, что вы сожительствуете с Зоей Таракановой. Или что влюблены без взаимности в Артамонову.

— Это слишком, Николай Григорьевич.

— Ничего не бывает «слишком». Моя жена давно перестала обращать внимание... — Кузнецов усмехнулся. — Сплетни, понимаете, вступили в ту фазу своего естественного развития, когда никто им не верит. Теперь я бы мог спокойно заниматься местным распутством, все равно не поверят! А вам все это предстоит пройти и преодолеть. Вот когда действительно займете мое место...

— Кажется, я не давал повода...

— Не кипятитесь. Это я вообще, о будущем. Так вот. Когда станете начальником цеха, будут говорить, что вы подсиживаете главного инженера или самого директора. Диалектика, она проявляется повсеместно. Знаете, как это еще называется?

— Зависть?

— Это называется «быть на виду». Издержки всякой власти.

— Я вовсе не хочу власти, — сказал Анатолий.

— Во-первых, вы уже обладаете некоторой властью. Во-вторых... Мы живем в такое время, когда не всё, далеко не всё зависит от нашего с вами желания. До коммунизма пока не дожили!.. Кстати, Анатолий Модестович, мне нужен заместитель, как вы на это смотрите?

— То есть?..

— Мне кажется, вам по плечу эта должность.

— Нет, что вы!

— Разговоров испугались?.. Или, может быть, пугает перспектива стать начальником Зинаиды Алексеевны?

— Да при чем тут она! — Упоминание об Артамоновой бесило Анатолия.

— Как знать, как знать... В общем, к этому вопросу мы вернемся в ближайшее время. А к сплетням... Мой вам совет: смотрите на сплетни, как господь бог на людские грехи — спокойно и мудро. Сквозь пальцы.

— Так и до всепрощения можно дойти.

— Максимализм, Анатолий Модестович. Максимализм. Сразу видно школу Антипова-старшего!

Анатолий вспыхнул.

— Простите, — сказал Кузнецов. — Обидеть не хотел. А тесть ваш в самом деле максималист.

— Я не нахожу.

— Это вы плохо знаете его. Он человек крайностей. Не признает никаких оттенков и полутонов. Или — или!.. Впрочем, вот и мы незаметно перешли на сплетни. Что вы там с Серовым придумали?

— Это он, Николай Григорьевич. Я просто помогаю ему.

— Ну и замечательно! У Павла Ивановича светлая голова. Ему бы образование — далеко бы пошел. Как и ваш тесть.

— Захар Михайлович вполне доволен судьбой.

— Знаю. Он ведь считает свою профессию самой главной и самой нужной! И правильно.

Анатолий удивленно посмотрел на Кузнецова.

— Не поняли?..

— Нет, — признался Анатолий.

— Настоящий мастер всегда должен свое дело считать главным на земле и в любой ситуации оставаться человеком! Остальное, как любит повторять ваш тесть, образуется, в смысле приложится. Так вы подумайте насчет моего предложения, хорошо?..

* * *

Понемногу налаживалась мирная жизнь. Возвращались с войны солдаты. Явилась большая радость и Кострикову: неожиданно вернулся один из его сыновей.

Дело было так.

Антипов работал в первую смену. Вдруг прибежала табельщица, раскрасневшаяся, возбужденная, точно с пожара.

— Захар Михайлович, — закричала еще издали, — вы не видели Кострикова?

— Где-то ходит. Я ему не пастух.

— Сын к нему приехал!

— Какой сын?.. — Антипов положил клещи, забыв про горячую поковку. — Его сыновья погибли на фронте.

— Один вернулся, живой! — Тут она увидела Григория Пантелеича, выходящего из-за печи, и бросилась к нему.