Особое мнение (Сборник) - Филип Дик

Слейд не мог вымолвить ни слова. Он сидел и молча смотрел в пол.

— И тогда я всерьез занялся вопросом, — продолжил Мэнвилл. — И я попросил запустить поиск цитат из Джека Доуленда во всех компьютерах Калифорнийского универститета.

— И что, нашли что-нибудь? — промямлил Слейд.

— Да, — кивнул Мэнвилл. — Парочку. Совсем коротенькие, в весьма специализированных статьях, посвященных сплошному анализу литературного процесса того времени. Потому что из-за вас Джек Доуленд неизвестен публике — более того, он так и не прославился в свое время!

И он наставил на Слейда перст указующий, задыхаясь от гнева.

— Из-за вас Джек Доуленд не написал свою монументальную историю будущего человечества! Вы так здорово справились с ролью музы, что он продолжил писать сценарии для телевизионных вестернов! И умер в возрасте сорока шести лет никому не известным литературным поденщиком!

— Как?! Он не написал ни одной научно-фантастической вещи? — ужаснулся Слейд.

Неужели он так оплошал? Нет, не может быть… конечно, Доуленд свирепо противился всем предложениям Слейда — да, это так… И в мансарду он ушел в весьма странном состоянии — ну, после того, как Слейд ему все объяснил… Но…

— Смотрите, — сурово проговорил Мэнвилл, — у Доуленда есть ровно одна работа в жанре научной фантастики. Коротенький, никому не известный и весьма посредственный текст.

Он залез в ящик стола и кинул Слейду пожелтевший от старости экземпляр журнала.

— Рассказец под названием «Орфей на глиняных ногах», под псевдонимом Филип К. Дик. Его тогда не читали — и сейчас он никому не нужен. Это рассказ о том, как в дом к Доуленду… — тут он одарил Слейда свирепым взглядом, — приплелся какой-то благонамеренный идиот из будущего, одержимый дурацкими идеями, и попытался вдохновить его на написание истории будущего человечества в мифологическом ключе! Ну, что скажете, Слейд? А?

Слейд горько уронил:

— Он сделал меня персонажем рассказа. Ну конечно…

— А заработал на рассказе смешные деньги — настолько смешные, что они едва окупили вложенные время и усилия. В этом рассказе не только вы выведены, но и я! Боже правый, вы что, ему всю подноготную выложили?

— Ну да, — признался Слейд. — Я же хотел его убедить…

— Так вот, Слейд, у вас не получилось. Он решил, что вы псих. И накропал этот фельетон. Так скажите мне честно: когда вы появились, он работал?

— Да, — сказал Слейд. — Но миссис Доуленд сказала…

— К-какая… какая, к черту, миссис Доуленд?! Он не был женат! Никогда! Это наверняка была жена соседа, с которой у Доуленда был роман! Неудивительно, что он рассвирепел… вы же помешали его свиданию с этой дамочкой, кто бы она ни была… Она, кстати, тоже в рассказе фигурирует. В общем, он про все там написал, а потом переехал из Перплблоссома в Додж-Сити, в Канзас.

В кабинете повисло молчание.

— Ох, — наконец произнес Слейд. — А могу я еще раз попробовать? Ну, кого-нибудь еще вдохновить? Я вот тут думал насчет Пола Эрлиха и его волшебной пули, о том, как он открыл лекарство против…

— Так, слушайте, — прервал его Мэнвилл. — Я тоже думал. И вот что придумал. Вы отправитесь в прошлое — но не для того, чтобы вдохновлять на свершения доктора Эрлиха, или Бетховена, или там Доуленда. Короче, путь к социально полезным личностям вам заказан.

Слейд в ужасе посмотрел на собеседника.

— Вы отправитесь в прошлое, — сквозь зубы выговорил Мэнвилл, — ради противоположной по смыслу миссии. Ваша задача — сделать так, чтобы люди вроде Адольфа Гитлера, Карла Маркса и Санроме Клингера отказались от своих замыслов.

— Вы что же, хотите сказать, что я настолько бесполезен… — жалобно проблеял Слейд.

— Именно. Начнем с Гитлера. Он как раз будет сидеть в тюрьме после неудачной попытки переворота в Баварии. Приблизительно в это время он продиктует «Майн Кампф» Рудольфу Гессу. Я все обсудил с начальством, план готов. Вас подсадят к нему в камеру, понятно? И вы порекомендуете ему — прямо как вы рекомендовали Джеку Доуленду — написать подробную автобиографию вкупе с политической программой. И если все пойдет по плану…

— Я понял, — пробормотал Слейд, снова уставившись под ноги. — Это… я бы сказал, что это вдохновляющее решение, но, увы, боюсь, своими действиями я изрядно дискредитировал понятие вдохновения…

— Идея не моя, — честно признался Мэнвилл. — Меня на нее вдохновил этот несчастный рассказ, «Орфей на глиняных ногах». Доуленд придумал ему оригинальный финал.

И он принялся листать пожелтевшие журнальные страницы и наконец нашел нужное место.

— Прочитайте, Слейд. Здесь рассказывается, как вы сначала встречаетесь со мной, а потом начинаете интересоваться историей немецкого фашизма, чтобы отправиться на встречу с Адольфом Гитлером и заставить его отказаться от замысла написать свою автобиографию — и так предотвратить Вторую мировую войну. А если не получится деморализовать Гитлера, вы попытаетесь провернуть то же самое со Сталиным, а если со Сталиным не выйдет, то…

— Ладно, — пробормотал Слейд. — Я все понял. Не надо в лишние детали вдаваться.

— И вы это сделаете, — сказал Мэнвилл. — Потому что в «Орфее на глиняных ногах» вы соглашаетесь на это задание. Так что все предрешено.

Слейд кивнул:

— Согласен. На все. Желаю… искупить.

Мэнвилл зло заметил:

— Надо же вам было уродиться таким идиотом… Как, как у вас получилось наделать столько вреда за один короткий визит?!

— Ну… неудачный день выдался, бывает, — расстроился Слейд. — Но уверяю — в следующий раз у меня получится.

Может быть, с Гитлером выгорит, подумал он. Я вот с ним поговорю, и ему сразу стенет противно от одной мысли о политике. Может, у меня уникальный талант отвращать людей от их замыслов!

— Мы вас будем называть обнуляющей музой, — прошипел Мэнвилл.

— Отличная идея, — пробормотал Слейд.

Мэнвилл усталым голосом проговорил:

— Не по тому адресу комплимент. Это Джек Доуленд придумал. В рассказе. Самая последняя строчка.

— Так вот, значит, какой там финал? — вдохнул Слейд.

— Нет, — отрезал Мэнвилл. — Финал там такой: я выставляю вам счет — за расходы на командировку в прошлое к Адольфу Гитлеру. Пятьсот долларов, авансом.

И он протянул руку.

— Так, на всякий случай — вдруг вы раздумаете возвращаться.

Подавленный и покорный Джесс Слейд медленно-медленно полез в карман своего старинного пиджака за бумажником.

1964

Кукольный домик

(The Days of Perky Pat)

В десять утра Сэм Риган подскочил на кровати — за окном проревел гудок. Понятно чей — службы доставки, чей же еще. Парень изо всех сил давил на сигнал, и плевать ему было на несущиеся снизу проклятия: он хотел, чтобы свертки и пакеты попали прямо в руки везунчикам, а не стали добычей диких животных.

— Да идем мы, идем уже… — так бормотал Сэм Риган, застегивая антипылевой скафандр и надевая тяжелые боты. А потом, ворча, еле-еле поплелся на выход. Еще несколько везунчиков присоединилось по дороге. Все как один сердились и недовольно бурчали себе под нос.

— Что-то раненько сегодня, — пожаловался Тод Моррисон. — И уверен: ничего интересного, скажем, леденцов, там нет. Наверняка сплошные базовые штуки вроде сахара, муки и жира…

— Мы должны быть им благодарны, — сказал Норман Шейн.

— Благодарны? — свирепо вытаращился на него Тод. — Благодарны?!

— Да, — твердо ответил Шейн. — Что бы мы, по-твоему, ели, если бы не они? Именно они десять лет назад заметили облака.

— Мгм, — мрачно пробормотал Тод. — Положим, ты прав. Просто мне не нравится, что они так рано прилетают. А так-то, конечно, я ничего против них не имею.

И он уперся плечами в крышку люка наверху лестницы. Шейн фыркнул:

— Тод, да ты, я смотрю, у нас просто зерцало толерантности. Уверен, ребята с удовольствием выслушают твои соображения по поводу их деятельности…

Они полезли наружу, Сэм Риган выбрался последним: поверхность он терпеть не мог. И пусть остальные думают что хотят, ему плевать на них и их мнение. Так или иначе, далеко от убежища Пиноли он уходить не собирался. А что? Кому какое дело? Кстати, некоторые везунчики вообще на поверхность перестали выбираться. Потому что им, так или иначе, что-нибудь перепадало от тех, кто выходил на сигнал доставщиков.

— Светло сегодня, — пробормотал Тод, смигивая на солнце.

Прямо над головами сверкал корабль — яркий и блестящий на фоне серого пыльного неба, словно подвешенный за тонкую нить. А пилот молодец, подумал Тод. Прицельно завис, на нужной высоте. А что, он — хотя почему «он»? — в корабле сидело самое настоящее «оно»… — никуда не спешит, небыстро туда-сюда летает. Тод помахал зависшему над головой судну, и оно снова оглушило его ревом гудка — пришлось даже уши зажать. Что ж ты делаешь, поганец, сердито подумал он. Тут рев стих — ответственный за доставку, видно, решил, что шутка удалась, а теперь пора и за дело.