Железный пират - Макс Пембертон

— Мисс Руфь, будем говорить спокойно, — отвечал я, стараясь не поддаваться волнению. — Я прочел ваши записки и глубоко скорбел душой, читая их. Но, скажите мне, не слишком ли строго судите вы вашего мужа? Все, что здесь случилось несчастного, могло случиться и без его прямого участия. Вы сами знаете, что он был в отсутствии, когда фальшивый маяк заманил несчастное испанское судно на подводные скалы. Быть может, и большинство ужасных происшествий, свидетельницей которых вы были, совершились без его ведома или, по крайней мере, без его приказания. Наконец, как бы он ни был жесток в своем гневе, но в спокойном состоянии не захочет же он осудить на гибель пять человек, ничем не повредивших ему и явившихся добровольно просить помощи в отчаянную минуту? На такую ужасную жестокость, на такое издевательство над священнейшими законами человеколюбия не способен ни один христианин!

С нервным хохотом вскочила она с места.

— Вы знаете его христианином, Джэспер? Вы обвиняете меня в том, что я слишком строго сужу его? Так поглядите, сами поглядите, что он сделал со мной, с женщиной, которой он клялся перед алтарем быть защитником и покровителем!

Отчаянным жестом она сорвала со своих плеч кружевную накидку, закрывавшую их до сих пор, и я вскрикнул от ужаса, увидя кровавые рубцы на белоснежной коже! Да, да! Еще свежие следы недавних ударов, почти одного цвета с ярко-красными рубинами, обвивающими двойной ниткой ее нежную шею! С проклятием схватился я за ручку револьвера и, не помня себя от негодования, кинулся к двери, чтобы потребовать к ответу злодея, решившегося терзать это прелестное, беззащитное создание, но мисс Руфь решительно преградила мне дорогу.

— Постойте, Джэспер, выслушайте меня сначала! Вы видите следы нагайки на моих плечах и приходите в ужас. Я же говорю вам, что это малейшее из преступлений этого ужасного человека. То ли еще заставил он меня вытерпеть!

С тяжелым стоном, обессиленная волнением, упала она на диван, дрожащими руками кутаясь в свою мантилью, как бы испуганная собственными словами. Я стоял, как громом пораженный. Ничего подобного я не ожидал, несмотря на записки мисс Руфь. Бедная женщина, какая ужасная судьба выпала на ее долю! И чем я мог помочь ей, я, бедный, бесприютный моряк, не могущий ручаться даже за собственную жизнь. И все-таки я должен был успокоить ее, должен был указать ей луч надежды, хотя бы на всемогущего Бога, никогда не оставляющего истинно верующих в Его милосердие.

— Мисс Руфь, — произнес я торжественно, взяв ее за руку, — будущее в руках Божьих! Его воля привела меня к вам, она же укажет нам путь к спасению. Только слепой или неблагодарный может сомневаться в этом после всех опасностей, от которых нас уже спасало милосердие Божие в эти последние дни. Как и когда удастся мне покинуть этот ужасный остров, я не знаю, но, клянусь вам всем, что только священно для человека, когда бы это ни случилось, я уйду не один! Мисс Руфь, надеюсь, вы поняли меня и поможете мне сдержать свою клятву?

Она только крепко сжала мне руку, и в ее заплаканных глазах блеснул луч невыразимой радости.

— Джэспер, — прошептала она, — вы помните день моей свадьбы?

Признаюсь, я был удивлен этим вопросом и отвечал с горькой усмешкой:

— Да разве мужчина может забыть день, отдающий другому сокровище, на которое он сам глаз поднять не смел?

Она не остановила смелых слов на моих губах, а только еще ниже опустила свою прелестную головку, вспыхнувшую ярким румянцем стыдливости.

— Не обвиняйте меня в легкомыслии, Джэспер, за то, что я поверила ему! Вы знаете, каким счастливым, балованным ребенком росла я. Никто не сдерживал порывов моей фантазии, увлекающей меня в волшебную, романтическую даль, сулящую какое-то неведомое, неземное блаженство. Вокруг меня были только родные, обожающие меня, или ухаживатели, слишком явно интересующиеся моими миллионами. О, проклятое золото! Оно губит даже тех, у кого нет в нем недостатка. Их, пожалуй, скорее всех. Вы не знаете, как недоверчивы становятся так называемые богатые невесты, если только они не тщеславные дуры, не корыстолюбивые куклы. Среди всех мужчин, окружающих меня, я верила только одному…

— Одному? — перебил я невольно. — Кому же? Кому?

Она не отвечала на мой вопрос, а только взглянула на меня своими синими глазами с таким выражением, что я невольно закрыл глаза, ослепленный внезапно сверкнувшим лучом блаженства…

Она же продолжала говорить едва слышно, как бы оправдываясь:

— Да, был один, которому я верила, вполне и безусловно! Но он не знал… не понял. Он глядел на меня, как на ребенка, да я и в самом деле была еще ребенком, несмотря на свои 22 года. Я увлеклась красавцем виртуозом, который, казалось, так беззаветно, так искренно полюбил меня. Да и как было не увлечься им? Вы его видели в Ливорно, Джэспер. Весь город сходил от него с ума. Он же видел одну меня. Подозревать его в расчете было невозможно. Он передал моему брату для меня сумму, вдвое большую всего моего состояния. Как он говорил о своем волшебном королевстве среди синих волн Тихого океана! Как чудно описывал он райскую жизнь вдвоем, вдали от пошлого и фальшивого света, среди чудес тропической природы! О, Джэспер, как могла я не увлечься красноречием человека, который все знал, все видел, все испытал, человека, который говорил так же художественно, как играл на скрипке?! А его игрой восхищался весь цивилизованный мир!

Она остановилась и посмотрела на меня робкими, смущенными глазами, как бы ожидая от меня слова сочувствия.

Увы, я не мог ей отказать в этом утешении. Я слишком хорошо помню увлекательную личность гениального музыканта, слишком хорошо помнил, что ни одна женщина не могла устоять перед его любовью, и я имел мужество откровенно высказать ей свое мнение. Ее благодарная улыбка была моей наградой. После минутного молчания она продолжала с заметным колебанием:

— Мы поехали сначала в Сан-Франциско. И, правду надо сказать, первые недели моего супружества пролетели, как волшебный сон! Я жила в каком-то очарованном мире, опьяненная сладким благоуханием роз и лилий, опьяненная его любовью. Увы, это опьянение продолжалось недолго!

— Первые три недели нашей жизни на Кеннском острове прошли счастливо, в блаженном неведении. Но в конце месяца у берегов разбилось большое купеческое судно. Мой муж поспешил на помощь погибающим, подумала я и бросилась с биноклем в руках на бельведер, откуда виднелось море, чтобы полюбоваться на подвиги моего героя. Увы! Я увидела!.. Но, Джэспер, вы знаете все, что я должна была увидеть. Не заставляйте же меня рассказывать вам возмутительные подробности всех пережитых мной ужасов. Вернувшись домой, мистер Кчерни вышел из себя, узнав, что меня допустили видеть то, о чем я не должна была знать. По его приказанию вся прислуга, не удержавшая меня хотя бы силой, как он выразился, была тут же повешена, несмотря на мои слезы и мольбы об этих несчастных. С этой минуты я поняла, какому человеку отдалась я в руки. Понял и он, что я никогда не соглашусь быть его сообщницей. Никогда не примирюсь с его разбойничьей жизнью. С этой минуты начались мои мучения!