Очарованный кровью - Дин Кунц

Переместив стул влево, чтобы оценить повреждения с другой стороны, Кот обнаружила, что задняя правая ножка шатается в своем гнезде. Некоторое время она тянула, дергала, раскачивала ее из стороны в сторону в надежде выломать, но работать ей было крайне неудобно, да и ножка держалась еще крепко.

Передние ножки не были соединены перекладиной, так что освободить цепь мешала только правая боковая распорка.

И Кот решила таранить стену еще раз. Жгучая боль пронизала ее насквозь — так, что она едва не потеряла сознания, но когда Кот увидела, что оставшаяся задняя ножка торчит как ни в чем не бывало, она нашла в себе силы не поддаться усталости, ломоте в избитом теле и всему тому, что, казалось, было против нее.

— Черт, не дождетесь!.. — пробормотала она и, прихрамывая, отошла на несколько шагов от стены, чтобы броситься на нее в последний раз. Сухое дерево переломилось со звонким щелчком, на каменные плитки пола посыпались сосновые щепки, и нижняя цепь со звоном соскользнула.

Кот стояла согнувшись, борясь с головокружением и тошнотой. Перед глазами качалась непроглядная тьма, тело сотрясала крупная дрожь, и чтобы не упасть, она оперлась обеими руками о подлокотник большого кожаного кресла. От боли и от страха, что она могла изувечить самое себя, Кот слегка подташнивало, а в голову настойчиво лезли мысли о сломанном позвоночнике и внутренних кровотечениях. Скрип-скрип-скрип!

Один из доберманов принялся царапать оконное стекло. Скрип-скррип-скряп!

Кот вспомнила, что она еще не совсем свободна. Верхняя половина стула все еще болталась у нее за спиной.

Четыре спицы спинки были в несколько раз тоньше ножек, поэтому Кот надеялась, что они не потребуют от нее таких нечеловеческих усилий. К тому же, ломая перекладины стула, она не могла защитить свои бедра от ударов передних ножек; что касается спинки, то Кот рассчитывала, что привязная подушечка смягчит удар.

По краям топки возвышались две каменные полуколонны, поддерживавшие шестидюймовую доску из слоистого клена, служившую каминной полкой. Колонны были круглыми, и Кот решила, что их кривизна позволит ей сосредоточить удар на одной-двух спицах, чтобы не ломать сразу четыре.

На всякий случай она убрала подальше тяжелые козлы для поленьев и латунную подставку для щипцов и кочерги. От этих движений голова ее снова закружилась, в животе появилась неприятная тяжесть, а боль в ушибленных местах усилилась настолько, что Кот больше не осмеливалась думать о том, что ей сейчас предстоит. Она просто делала все, что нужно, забыв о мужестве, необходимости и о близкой свободе, и смогла заставить свое непослушное, протестующее тело встать прямо напротив колонны и с силой удариться о нее спиной.

Подушка на спинке действительно защитила ее, но недостаточно. А может быть, Кот уже так настрадалась от ушибов, ноющих мускулов и ломоты в костях, что — будь она защищена хоть двумя такими подушками — удар все равно вышел бы оглушающим. Резиновый молоточек дантиста бьет больно только по гнилому зубу, а Кот казалось, что каждый ее сустав и каждая косточка превратились в больной зуб, в котором скрывается воспаленный нерв. И все же она не прекратила своих попыток и не остановилась, чтобы передохнуть, боясь, что мучительная боль во всем теле одолеет ее, бросит на пол и разнесет по кусочкам, так что снова собраться силами будет невыносимо тяжело. Внутренние резервы, на которые Кот надеялась, стремительно таяли, а ночная мгла за окном, которую она нет-нет да и замечала уголком глаза, напоминала ей, что времени тоже остается всем меньше.

Заскулив от безвыходности и предчувствия новой боли, Кот снова ударилась спиной о колонну и вскрикнула, когда кости ее забренчали словно игральные кубики в стакане. Как же ей больно!..

Но, не давая себе расслабиться, она снова ринулась на выступающую из стены колонну. Звенели цепи, трещало дерево, а Кот снова и снова билась спиной о колонну, шепча имя Иисуса и вскрикивая; сама страшась этих криков, но не в силах сдержаться. Она буквально вбивала свое тело в неподатливый камень, не обращая внимания на доберманов, которые свирепо и жалобно выли под окном и смотрели на нее горящими желтыми глазами.

Потом Кот обнаружила, что снова лежит ничком на ковре не в силах вспомнить, когда она упала и как потеряла сознание. Все ее тело спазматически корчилось от подступающей к горлу тошноты, но желудок был пуст, и пересохший пищевод выталкивал в рот только жгуче-горькую слизь. При мысли о том, что она проиграла, пальцы Кот непроизвольно сжимались в маленькие, жалкие кулачки, а на глаза наворачивались слезы протеста. И она тряслась, тряслась, тряслась, как в ознобе…

Но понемногу Кот пришла в себя и даже перестала дрожать. Прохладный ковер снова поплыл под ней, зарябил, как вода на ветру, и она снова почувствовала себя скользящей тенью на бегущей воде. Легкое, чуть подсвеченное солнцем облако и река двигались в одном направлении — все дальше и дальше, чтобы навсегда пропасть за горизонтом; стремительные и ежечасно меняющиеся, они неслись к краю мира, чтобы сорваться в пустоту — великую реку, вечно и неспешно несущую в никуда свои черные воды.

ГЛАВА 9

Кот очнулась от кошмарных снов об охлаждающихся в холодильниках револьверах и простреленных головах, ожидая увидеть в окне доберманов, но их не было. Она по-прежнему была в гостиной одна, и все было тихо. Никто не носился по веранде, никто не царапал когтями стекло незанавешенного окна.

Должно быть, псы снаружи успокоились, поняв, что их час еще придет, и издалека наблюдали за окнами и дверьми. Настороженные и внимательные, они ждали, пока щелкнет замок, скрипнет петля и в проеме двери покажется ее лицо.

Тело Кот болело так сильно, что она даже удивилась — как это ей удалось прийти в себя? Еще больше поразило ее то обстоятельство, что в голове значительно прояснилось.

Одна забота была сильнее всех остальных. В отличие от мучительной боли в мускулах и костях, с ней Кот могла справиться достаточно быстро, причем для этого ей даже не понадобилось бы совершать над собой насилие и вставать.

— Ну уж нет! — пробормотала Кот и медленно села.

Встать на ноги оказалось намного труднее, к тому же этот процесс разбудил в ее теле болевые ощущения, которые вели себя довольно прилично, пока она лежала неподвижно. Отзываясь на вновь появившуюся нагрузку, кости заныли, а мышцы отозвались вспышками жгучей боли. Некоторые из этих ощущений были такими сильными — по крайней мере вначале, — что Кот невольно застыла и зашипела сквозь стиснутые зубы, однако к тому моменту, когда ей удалось выпрямиться, она уже знала, что обошлось без членовредительства, и что хотя бремя терзающей ее тело боли было внушительным, ей по силам нести его.