Дочь фортуны - Исабель Альенде

- Понимаете, для меня это крайне важно.

- Боюсь, что не смогу тебе помочь. Никто ничего не знает о его пристанище.

- Но вы же говорили с ним!

- Только лишь когда Мурьета сам меня зовет. Этот человек устанавливает со мной связь, когда хочет, чтобы в ежедневной газете появилась заметка о каком-либо из его геройских поступков. В общем, скромности никакой, напротив, так бы во славе и купался.

- На каком языке вы обычно с ним договариваетесь?

- Мой испанский гораздо лучше его английского.

- Скажите мне, сеньор, у него чилийский акцент или, скорее, мексиканский?

- Этого, пожалуй, я сказать не сумею. Я повторяю тебе, юноша, я не могу тебе помочь, - возразил журналист и, вставая, дал понять, что начинавший надоедать ему допрос окончен.

Элиза кратко простилась; он же то ли растерялся, то ли задумался, глядя вслед все удаляющейся девушки среди беспорядка помещения, в котором находилась редакция. Этот молодой человек показался журналисту знакомым, однако ж, найти к тому подход никак не удавалось. Несколько минут спустя, когда посетитель скрылся из виду, вспомнил о поручении капитана Джона Соммерса, и в его памяти, точно молния, пронесся образ Элизы, тогда еще бывшей совсем маленькой девочкой. Затем он соотнес имя бандита с личностью Хоакина Андьета и сразу понял, зачем она искала этого человека. Вскрикнув, быстро выбежал на улицу, однако там молодой девушки уже не было.

Самая важная работа Тао Чьена и Элизы Соммерс начиналась по ночам. В темноте оба подготавливали трупы тех злосчастных, которых не могли спасти, и отвозили к остальным на самую окраину города, к своим друзьям-квакерам. Одна за другой, девушки выбирались из ада, чтобы наобум пуститься в приключение, обратного пути из которого нет. Уже потеряли надежду вернуться в Китай либо снова встретиться со своей семьей. А кое-кто никогда впредь не заговаривал на родном языке и не видел своих земляков, и все были вынуждены выучиться ремеслу и тяжко работать до конца своих дней, однако по сравнению с предыдущей жизнью любой теперешний вариант считался раем. Те, кого Тао удалось распродать, несомненно, устраивались в этой жизни гораздо лучше. Так, бедняжки путешествовали с места на место в батопортах и были вынуждены подчиняться похоти и зверству матросов, но все же не доходили до полного обессиливания и питали определенную надежду на последующий выкуп. Других же, спасенных в последний момент от смерти в находившейся здесь же больнице, никогда не покидал страх, что, точно заболевание крови, будет обжигать их изнутри вплоть до последнего дня. Тао Чьен надеялся, что те со временем научатся, по крайней мере, изредка улыбаться. Чуть только восстанавливали свое здоровье и понимали, что никогда впредь не придется подчиняться мужчине в силу обязанности, взамен чего станут вечными беглянками, их провожали в пристанище друзей-аболиционистов. Они являлись частью «подземки», как называли подпольную организацию, призванную помогать сбежавшим рабам, к которой среди прочих принадлежал и кузнец Джеймс Мортон со своими братьями. Здесь принимали беженцев – выходцев из рабовладельческих штатов и помогали тем устроиться в Калифорнии. Хотя в данном случае были вынуждены действовать наоборот, а именно: выуживать молодых китаянок из Калифорнии, чтобы увезти тех подальше от торговцев и преступных банд, а в дальнейшем подыскать бедняжкам очаг и какую-нибудь возможность для заработка. Квакеры, движимые религиозным пылом, рисковали не на шутку: ведь для них речь шла о попранной человеческим злом невинности, что послал им на долю сам Господь в качестве испытания. Они принимали у себя девушек столь охотно, что бедняжки часто отвечали тем насилием либо ужасом, не сумев правильно принять расположение к себе, однако ж, терпение этих добрых людей постепенно преодолевало все их сопротивление. Те научили девушек нескольким необходимым фразам на английском языке, дали элементарное понятие об американских обычаях, показали карту, чтобы хоть мало-мальски знали, где находятся. Также пытались привить какое-то ремесло, ожидая за подобными занятиями, что Вавилонянин, Злой придет их разыскивать.

Сам великан, наконец, понял, как лучше всего достойно применить свои таланты: он был неутомимым путешественником, верным полуночником и ярым любителем приключений. Едва завидев этого человека, насмерть перепуганные китайские куртизанки поспешили спрятаться, и их покровителям пришлось долго убеждать бедняжек, чтобы успокоить последних. Вавилонянин выучил одну песенку на китайском языке и три фокуснических трюка. К ним он прибегал, чтобы слегка сбить с толку этих несчастных и смягчить вызванный первой встречей испуг, однако ж, ни за что не отказывался от своей волчьей шкуры, бритого черепа, пиратских серег, а также всей великолепной амуниции. Оставалась пара дней на то, чтобы убедить своих подопечных, что он вовсе не демон и не намерен их сожрать, после чего тотчас с ними ушел, хотя и на ночь глядя. Расстояние было рассчитано столь точно, что на рассвете все добрались до другого укрытия, где позволили себе отдохнуть целый день. Подключили к делу лошадь; воспользоваться экипажем оказалось бесполезно, потому что добрая часть всего расстояния пролегала через открытое поле, где на какие-либо дороги не было и намека. Со временем осознал для себя, что гораздо безопаснее путешествовать в темноте, потому что всегда есть возможность спокойно расположиться, ведь медведи, змеи, беглые и индейцы спят, впрочем, как и весь мир в целом. Вавилонянин спокойно оставил их на попечение других членов, тщетно отстаивающих свою свободу. В конце концов, бедняжки попадали на орегонские фермы, в канадские прачечные, мексиканские мастерские по кустарному производству, а кое-кто нанимался в семьи в качестве служанок, а также не было недостатка и в выходивших замуж. Тао Чьен и Элиза, как правило, узнавали все новости от Джеймса Мортона, кто не оставался равнодушным к каждому, вызволенному его организацией, беглому. Время от времени им приходил конверт из какого-то отдаленного места, открывая который, обнаруживали клочок бумаги с кое-как нацарапанным именем, несколько засушенных цветов либо рисунок, и тогда все принимались поздравлять друг друга, понимая, что спасена еще одна китайская куртизанка.

Порой, Элизе удавалось поделиться своей комнатой с недавно вызволенной девушкой хотя бы на несколько дней, но и перед той не обнаруживала всей своей женственности, которую знал лишь Тао Чьен. В распоряжении девушки была лучшая комната дома, находившаяся за консультацией ее друга. Представляла собой просторное помещение с двумя окнами, выходившими во внутреннее патио, где росли лекарственные растения, так нужные в консультации, и ароматные травы, что шли в разные кулинарные блюда. Оба часто воображали себе о перемене нынешнего дома на больший в окружении настоящего сада. Ведь он необходим не только в профессиональном плане, но также служил бы местом, где можно было бы отдохнуть взору и подумать о чем-то приятном. Вдобавок там росли привезенные из Китая и Чили самые красивые растения, и находилась милая беседка, где оба сидели за чаем по вечерам и любовались заходом солнца над бухтой. Тао Чьен отмечал про себя стремление Элизы превратить дом в уютный очаг, тщательность, с которой та все чистила и расставляла по местам, ее неизменность в поддержании скромных букетов из свежих цветов, стоящих в каждой комнате. Никогда прежде не было даже возможности оценить такую изысканность. Ведь молодой человек вырос в полнейшей нищете, а в особняке учителя иглоукалывания не доставало женской руки, чтобы тот стал уютнее. Его любимая Лин была настолько слабой, что просто не находила в себе сил заниматься домашним хозяйством. Элиза же, напротив, обладала каким-то птичьим чутьем, которое и помогало ей обустраивать жилье. Пытаясь сделать его лучше, исходила из того, что зарабатывала, играя на фортепиано дважды в неделю в так называемом «салоне» и продавая кулебяки с тортами в чилийском квартале. Таким способом в скором времени прикупили в дом занавески, скатерть из камчатной ткани, глиняные горшки на кухню, тарелки и фарфоровые рюмки. Приличные манеры, в которых она выросла, были самым главным, потому и превратила в целую церемонию единственный, разделяемый друг с другом, прием пищи за день, когда подавала блюда с большой искусностью и чуть краснела от удовлетворения, стоило молодому человеку отметить стремление подруги все улучшить. Повседневные дела, казалось, решались сами собой так, словно благородные ночные дýхи убирали консультацию, приводя в порядок используемые за день архивы. И даже скромно входили в комнату Тао Чьена с тем, чтобы забрать в стирку одежду, пришить пуговицы, почистить его костюмы и сменить воду у роз, стоящих на столе.

- Не докучай мне всеми этими нуждами, Элиза.