Мир растений: Рассказы о соснах и можжевельниках, орляке и кукушкином льне, сморчках, опенках, мухоморах, морской капусте, пепельнике и многих других редких и широко известных растениях - Алексей Всеволодович Смирнов

дыханием суховея. С овощами тоже стало твориться неладное. Листья картофеля и помидоров свернулись. У свеклы покраснели, точно после заморозка. У огурцов — пожелтели по-осеннему. Отключили хлорелловый отсек, все вошло в норму. Вновь подключили, та же история. Стало ясно, что хлорелла выделяет в воздух токсичные продукты. Но какие?

На память приходит нереоцистис. Этот гигант океанов выделяет окись углерода, угарный газ. Хлорелла, как выяснилось, тоже его выделяет, а кроме того, окислы азота и какие-то углеводороды, возможно метан… В общем, она еще больше в этом отношении напоминает автомашину. В выхлопах автомобилей есть и угарный газ, и окислы азота.

Хорошо еще, что в природе больших скоплений наша знакомая не дает. И хоть встречается это существо повсюду: в воде, в земле и в воздухе, найти ее не всегда просто. Одно время байкальские биологи выписывали хлореллу из Ленинграда. Везли за шесть тысяч километров. Потом обратили внимание на воду в аквариуме. Ее наливали прямо из Байкала. Проходило время, и вода зеленела. Кому-то пришло в голову посмотреть каплю воды под микроскопом, и нашлась своя, байкальская хлорелла. В центре Сибири она даже ценнее ленинградской. Лучше выносит холода. Жила в Байкале всегда, только заметить ее было трудно. Размеры микронные, а клеток в воде не так-то много.

Чтобы отлавливать хлореллу, придумывают самые изощренные способы. Преподаватель Техасского университета Р. Браун приспособился ловить микроводоросли из воздуха, пользуясь автомобилем и даже самолетом. Садился на автомобиль, мчался, пока на спидометре не появлялась цифра 100 километров в час. Тогда выставлял на десять секунд пластинку, обмазанную липким агаром. За десять секунд встречный ветер наносил множество микроскопических существ. И среди них всегда была хлорелла. Ее было даже больше иногда, чем вездесущих пенициллов и аспергиллов.

Итак, пока хлорелла принесла миру больше хлопот, чем выгоды. Она загипнотизировала мир бешеной скоростью размножения. Каждая клетка способна в хороших условиях давать в сутки 4 себе подобных, иногда — 8, а бывает, что и 16. Биомасса удваивается каждые три часа! Когда же сравнили с обычными полевыми культурами, вышло, что урожай примерно равный! Зато затрат на выращивание новой еды во много раз больше. Картошка, например, вчетверо дешевле хлореллы. Да и вкуснее. Для успокоения ревнивых почитателей всего нового заметим: хлорелла все-таки пригодится. Хотя бы для рыбного хозяйства. Что же касается еды, тут пока поработает пшеница.

ЛИШАЙНИКИ

Лишайники! Загадочный сфинкс природы, удивлявший еще так недавно нашего блестящего физиолога К. Тимирязева. Особый вид симбиоза: гриб плюс водоросль. Не простая сумма. Свой собственный образ жизни. Свой способ размножения. Взаимоотношения с соседями тоже свои, особенные. Примерно 20 тысяч видов, занимающих самые бесплодные, самые гиблые места планеты.

Примитивнейшие из класса лишайников — накипные. Их тело, таллом, как корочка, сросшаяся с тем материалом, на котором выросла. Накипные лишайники обитают там, где не могут расти другие — листоватые и кустистые. У листоватых таллом-пластинка приподнят над землей. Лучше вентиляция, быстрее рост, хотя в общем он очень медленный. Иногда доли миллиметра в год. Есть и совсем неприкрепленные к субстрату существа — кочующие. Живут чаще всего там, где легче кочевать. В открытых, ровных степях и пустынях.

Самые высокоорганизованные лишайники — кустистые. Они застилают почву в лесу и в тундре белым ковром. Это они свешиваются длинными серыми и черными бородами с деревьев, придают лесам очарование девственности и первобытности.

Связи с животными самые тесные, в особенности с беспозвоночными. Клещи, ногохвостки, клопы, пауки, жужелицы — длинный ряд нахлебников насчитывает более трехсот видов. Все эти твари кормятся на лишайниках, а попутно и распространяют кусочки таллома. Из кусочков вырастают новые особи. Птицы работают в том же духе, только как транспорт «дальнего следования». Вольно или невольно принимает участие в расселении лишайников и человек.

Техногенную эру лишайники встретили болезненно. Очень быстро эвакуируются из городов: газ, пыль, дым! Хотя и не все. Сохраняются только километров за 10–15, смотря по степени загазованности воздуха. На пастбищах восстанавливаются лет за 20. На камнях и скалах, где их обдирают альпинисты, и того медленнее. Там счет идет на сотни лет.

Вдали от дыма городского

Длинные бороды свисают с ветвей деревьев в глухой тайге. Серые, оливковые, желтоватые. Чем больше бород, тем меньше живой хвои, листьев. И кажется, что бородачи не нарядное украшение, а паразиты, укорачивающие срок жизни хозяина. Если так, то все наши леса, удаленные от человеческого жилья, увешанные бородачами, обречены на медленную смерть.

А они живут и тем самым реабилитируют бородачей. Это существа безвредные. Разве что немного затеняют, задерживают свет. Поселяются на отживающих свой век деревьях, на усыхающих ветвях, где хвоя давно поредела. Не они ее согнали. Опала бы и без лишайников. С дерева на дерево путешествуют разными способами. Главный транспортный агент — ветер. Но нити бород очень прочные, и порвать их ветру нелегко. Иначе давно бы сдуло с ветвей!

В конце прошлого века Г. фон Шренк взялся разгадать взаимоотношения с ветром самого обычного бородача — уснеи бородатой. Он предположил, что нити бородача может оторвать только очень сильный ветер — шторм. И решил устроить такой ветер в лаборатории. Добыл длинную трубу, диаметром со среднее бревно. С одной стороны включил пропеллер, с другой — поставил кустик уснеи. Ветер зашумел, потом завыл, наконец, перешел в свист, разогнавшись до бешеной скорости в 124 километра в час. Кустик трясся и гнулся, но стойко выдержал испытание.

Фон Шренк понял: сухую нить не порвешь. А мокрую во время дождя? Он выбрал несколько нитей лишайника и стал подвешивать к ним грузы. Сухие нити рвались, когда груз превышал сто граммов. Некоторые выдерживали вдвое и даже втрое больше. Напитавшиеся водой, напротив, оказывались слабыми. 50 граммов для них — предел прочности.

Выяснив истину, ученый снова включил свою ветровую трубу. Но теперь место сухого кустика занял намоченный. Шренк ожидал, что мокрые нити станут отрываться вчетверо легче. Об этом красноречиво говорил опыт с гирями. Увы, ожидания не оправдались. Первый кусок нити оторвался только при ветре в 80 километров в час. Скорость увеличили, и тогда стали отрываться более крупные куски.

И хотя удалось засечь критическую скорость ветра, Шренк был разочарован результатами. Он отлично знал, что часто и более слабый ветер рвет и несет кусочки бородачей. С другой стороны, в самых ветреных местах Атлантического и Тихоокеанского побережий Америки шторм никогда не достигает таких убийственных скоростей,