Моя купель - Иван Григорьевич Падерин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К утру наши артиллеристы уже вели огонь по разведанным целям, и очередная атака врага была сорвана.
Севастополь, его гарнизон стойко оборонялись.
«Несокрушимой скалой стоит Севастополь, этот страж Советской Родины на Черном море, — писала газета «Правда» в те дни, — Сколько раз черные фашистские вороны каркали о неизбежном падении Севастополя! Беззаветная отвага его защитников, их железная решимость и стойкость явились той несокрушимой стеной, о которую разбились бесчисленные яростные вражеские атаки. Привет славным защитникам Севастополя! Родина знает ваши подвиги, Родина ценит их, Родина никогда их не забудет!»
6
Дмитришин хорошо знал, что окопы противника проходят по восточной стороне горы Гасфорт, но долго не мог установить расположение огневых точек. Пришлось организовать вылазку в ничейную зону целым взводом. Двинулись ночью, залегли на косогоре. Прошел час, второй, но ни одна огневая точка не давала о себе знать.
Что делать? Возвращаться обратно, не выполнив задания? Но тогда последует приказ провести разведку боем, или, как стали говорить, «разведку с кровью». Из-за беспомощности разведчиков будут гибнуть матросы. Нет, этого допустить нельзя.
И Дмитришин решил обойтись своими силами. Пустили в дело «карманную артиллерию». Взрывы гранат всполошили противника. Затарахтел пулемет слева, затем справа... И пошла перестрелка по всему участку.
Стреляя на ходу, разведчики кинулись вперед. Гитлеровцы, сбитые с толку, заметались по ходам сообщения.
Дмитришин спрыгнул в траншею и натолкнулся на молодого разведчика из группы захвата Гришу Токарева. Прижимая руку к груди, он тяжело опускался на дно траншеи. Дмитришин поднял его — сквозное ранение в грудь. Сердце защемила тревога: такое начало не сулило ничего хорошего. Еще несколько минут — и перестрелка утихла. Гитлеровцы оставили свои позиции. Они не знали, сколько «морских дьяволов» навалилось на них, поэтому не рискнули контратаковать. Внезапный налет взвода, вероятно, показался им атакой целого батальона... Но как быть дальше? Надо доложить командованию. Возможно, сюда пошлют роту закрепиться на оставленных врагом позициях.
Оставив опытного разведчика Капланова, знающего немецкий язык, наблюдать за дальнейшим поведением противника, Дмитришин повел своих людей обратно, в траншеи. Гришу Токарева несли на палатке лицом к звездам, но он уже не видел их. Лишь временами пытался приподняться и просил пить:
— Грудь, грудь горит...
Токарева отнесли в санчасть, и Дмитришин явился в штаб. Несмотря на ранний час, в штабной землянке около «буржуйки» сидели комиссар и начальник штаба батальона. Комиссар что-то объяснял, но, видно, заметив на лице Дмитришина тревогу, прервался:
— А-а, разведчик, садись и рассказывай, что там.
Дмитришин доложил в первую очередь о том, что выбили боевое охранение фашистов на горе Гасфорт.
Начальник штаба тут же позвонил в резервную роту и приказал выслать на высоту взвод с двумя пулеметами.
Прошло около часа. Вдруг в штабную землянку ввалился здоровенный немец. За ним с автоматом на груди показался разведчик Капланов.
Осматривая занятые позиции, Капланов обнаружил в глубокой нише спрятавшегося фашиста. Тот, видать, был не из храброго десятка и, отстав от своих, побоялся вылезти из ниши — чего доброго, можно угодить под пулю.
Комиссар батальона приступил к допросу. Постепенно пленный разговорился.
Когда их часть направили в Крым, то вначале он был рад. «В России всюду Сибирь, только Крым — курорт», — говорили ему сослуживцы. Но под Севастополем он понял, что это вовсе не курорт. «Настоящий ад», — лепетал гитлеровец.
Через некоторое время в землянку ввели нового пленного, длинного и худого, как жердь. Он хотел было поднять руки вверх, но некуда — землянка для него низка. Позади него стоял еще кто-то.
Видя, что никто на них не кричит и не угрожает оружием, чужаки успокоились. Это были два румынских солдата. Начальник штаба потребовал от них документы. Первый из них скорее догадался, о чем идет речь, и, расстегнув верхнюю пуговицу шинели, вытянул розовый лист бумаги.
Это была наша советская листовка, в которой рассказывалось об успехах Красной Армии под Москвой. Листовка служила пропуском. В ней говорилось, что сдавшимся в плен будет сохранена жизнь.
— А где ваши солдатские книжки?
Они и это поняли без перевода, с готовностью достали свои солдатские документы.
Дмитришин угостил солдат «Беломором», пытаясь жестами и с помощью нескольких немецких слов объясниться, поговорить, но ничего из этого не вышло. По-немецки румыны знали, как выяснилось, только одно слово — «капут». Их отвели в штаб бригады.
Однако ночь сюрпризов не кончилась. Вернулся из нейтральной зоны разведчик Азов.
— Командир, — сказал он Дмитришину, — есть возможность пополнить наши запасы мин.
— Как?
— Пойдем покажу.
С наступлением рассвета Дмитришин и Азов разглядели, что немецкие саперы устроили целый склад мин в извилистой промоине у подножия горы Гасфорт. Склад охраняет всего один часовой. Подобраться к нему нетрудно: есть скрытые подходы. Созрел план: ночью снять часового и прибрать склад к рукам. Этот план Дмитришин доложил командованию.
— Ну что ж, действуй, — сказал комбат.
Наступила ночь, и Дмитришин вывел свой взвод за передний край.
Погода благоприятствовала замыслу. Низкие облака окутали высоту до самого подножия. Темнота и морось — хоть глаз выколи.
Немецкий часовой ходил вдоль ящиков, накрытых брезентом. Закинув автомат за спину и что-то мурлыча себе под нос. Его беспечность говорила о том, что он еще не бывал в настоящих переделках. По-кошачьи мягко Дмитришин приблизился к часовому. Но — треснула ветка. Фашист насторожился.
— Хальт!.. — видимо, с испугу крикнул он в темноту ночи.
Дмитришин одним прыжком подмял под себя часового, не дав ему пикнуть.
Разведчики подползли к штабелю. Подняли брезент. Там темнели ящики с противопехотными минами.
— Вот сколько «добра» приготовлено для нас, — усмехнулся Капланов.
Взвод смельчаков вытянулся цепочкой. Мины от разведчика к разведчику пошли к нашей линии обороны.
Хоть ночь длинная, но работы предстояло много. Пришлось послать бойца в роту за подмогой. Время шло. Разведчики трудились до седьмого пота. Однако штабель ящиков с минами убывал медленно.
Занятые несвойственным делом, разведчики не теряли
