Первая колония - Юрий Ижевчанин

А в шатер принца привели Элионгау, которая сразу же разделась и стала соблазнять принца. По сравнению со старкскими женщинами, это моментально произвело на него впечатление машины для наслаждений. Осталось оценить качество этого механизма, на это была еще вся ночь. Поэтому принц вернулся к князьям, которые уже были пьяны почти что в стельку. Текоттет хвастался, что ночью к нему в шатер пришла старкская дама, которая прекрасно говорит по-агашски, и даже назвал ее имя: Кутиосса. Это была одна из лангиштских княжен, выданных замуж за шурьев царя. Тлирангогашт и Лассор согласно сделали замечание князю, что у старков не принято хвастаться такими победами, и попросили его в дальнейшем соблюдать это правило. У Тлирангогашта возник неприятный осадок: видимо, свободу, предоставлявшуюся старкским женщинам, агашки восприняли как вседозволенность… Но закончить эту мысль и продумать следствия он не смог, надо было продолжать упаивать князей. Из намеков царей стало ясно, что они очень желают, чтобы князья сегодня тоже допились до почти бесчувствия и не вздумали поинтересоваться итогами разговора царей.

Вечером, когда принц подошел приветствовать приемного отца, Ашинатогл вдруг велел ему самому приказать советнику Кутранглоту заниматься с ним вечером. Когда Тлирангогашт приказал, Ашинатогл расхохотался:

— Ты заставлял всех повторять твои Древние фразы на агашском, а затем сам повторял их. Но ведь они делали это по твоему приказанию, а ты должен повелевать. Вот и услышал я сегодня, что воины говорят: "Новый наследник в битве лев, мудростью слон, с женщинами бык, выносливостью железный голем, в Древнем Языке как Митрополит, а вот в нашем языке пытается разобраться, но не может." А я не понимал, в чем дело. В молитвах ведь все мы обращаемся с мольбой к Высшим, и со мной ты говорил так, как полагается, потому что научился из молитв.

Принц остолбенел. Ни в одном из известных ему языков не было такого, чтобы произнесенное по своей и по чужой воле различалось. После этой выволочки царь сам повелел советнику заниматься с принцем. И структура предложения была другой, и слова почти все оказались не те.

Но выволочка не кончилась.

— Сегодня ты, сын мой, допустил первую большую ошибку. Расскажи, чем провинился Чанильтосинд.

— Он попытался силой взять свободную женщину.

— Все верно. Он нарушил твой прямой запрет. Да даже если запрет был бы в намеке, это все равно было бы непростительно. Но ты принял самое худшее решение. Ты опозорил его и оставил жить. Теперь он твой враг навсегда, а мне придется завтра решать эту проблему. Надо было или снести ему голову на месте, тогда это была бы почетная смерть. Или же отхлестать его как следует плетью и простить. Это тоже было бы правильно: он нарушил прямой запрет, и высший собственноручно утолил на нем свой гнев, смыв с него вину.

Принц внутри себя схватился за голову: все здесь наоборот! Старк мог бы попросить прощения на следующий день (в тот же было неприлично, надо сначала остыть самому и дать остыть высшему). Его бы простили, или же предложили бы ему по собственной доброй воле принять несколько плетей. А казнить без суда можно лишь в военной обстановке, и лишь в крайних случаях. И избивать самому можно только раба или в крайнем случае слугу. Избиение — это позор, извинение — честь. А тут все наоборот.

— А почему бы ему не попросить прощения? — робко сказал принц.

— Мозги у вас, северян, наизнанку! Это бы окончательно опозорило его. Иди занимайся с советником, — завершил царь агашской фразой.

В этот вечер принц узнал еще много интересного. Вышестоящий, обладающий властью, в Агаше имел право наказать или казнить человека по собственной воле, но не отнять его имущество. Нужно было только объяснить свой поступок, желательно до того, а если было невозможно, то затем почтенным людям. А вот имущество можно было забрать лишь по приговору суда. И такие приговоры выносились неохотно, полной конфискации имущества в Агаше практически не знали.

Далее, если высший убивал или избивал собственноручно, это считалось почетным решением, а если доверял это воинам или палачу, то позором. Ну здесь агашцы со старками очень далеко разошлись: принять плети для гражданина считалось возможным лишь по собственной воле наказуемого, которому предоставлен свободный выбор. А убить гражданина без суда можно было лишь на поединке или во время войны. Даже раба и того можно было без суда, выговорив вину, пороть, но не убивать. Впрочем, все агашцы называли себя "рабами царя", а не гражданами.

В языке агашцев, оказывается, различалось два залога предложения: когда говорящий утверждает, или, скорее, повелевает, и когда он говорит, передавая чужую волю. Поэтому специального повелительного наклонения не было. Воля высшего сама по себе была повелением. В военной практике и в разговоре с другими народностями пользовались лишь этими двумя залогами, внутри же агашского общества надо было говорить совсем по-разному в зависимости от того, обращался ты к высшему, равному или низшему, к родному или к чужому, к мужчине или к женщине (и наоборот: женский способ выражения был совершенно другим, чем мужской). У принца стала просто разламываться голова, и он, когда его наконец-то отпустил этот седой клещ, бросился в объятия служанки. А та не только обняла его. но и помассировала голову, выпустив из нее излишнее напряжение.

Но, в общем-то, любая старкская женщина высокой квалификации обладала подобными же умениями.

Утром принц вышел к царю, поклонился ему, и, когда царь повелел ему говорить, сказал по-агашски:

— Ты, отец, проиграл. Эта женщина как старкские рабыни, которых специально обучали удовлетворять господ. Она намного хуже свободных женщин старков. Единственное ее преимущество как у этих рабынь: она всегда доступна и всегда готова

— Ты, сын, не побоялся мне сказать правду. Я вечером очаровал Астарссу и убедился, что свободная женщина лучше.

Опозоренный решением Тлирангогашта Чанильтосинд быстро собрался, понимая, что после такого ему не жить, и смерть будет не почетной: от руки разгневанного принца — а позорной: от руки наемного убийцы или низкого воина. На закате он выехал из лагеря, сказав, что его послали со срочным поручением в Аникар. А внутри себя он решил, что ехать к тораканам или в Ссарацастр бесполезно: только делить с ними позор поражения. Нужно добраться до княжества Ликин, которое северо-восточнее Аникара и Логима, а там видно будет. Ликинцы все время враждуют с Агашом и с южными соседями, так что там можно надеяться получить хотя бы временное убежище.

На третий день князья тщетно пытались возразить против решений, которые выработали два царя, и добились некоторых уступок в словах, но не в сути.