Предсказанная - Татьяна Апраксина

Я старательно гоню прочь мысль о том, что и сам делал то же самое. Уповаю на то, что все, случившееся со мной, произошло без прямого или косвенного участия Анны. Иначе мне придется задуматься о том, кто виноват в обоих смертях…

Безвременье бесконечно пластично. При каждом контакте оно представало перед нами в самых разнообразных обликах, обычно тех, что самые мудрые из нас едва могли представить себе. Мы слишком мало о нем знали и слишком мало знаем. Лишь одно понятно нам: неистовая, неукротимая жажда слияния с Полуночью и Полуднем, жажда, заставляющая искать новые и новые лазейки и пути проникновения.

В апрельскую ночь такой лазейкой стала Анна. Пожалуй, из всего, что я думал о происходившем, лишь в одном я не ошибался: она была мостом над пропастью, каналом, по которому Безвременье могло пройти в наши миры. Не первой она была, увы. Оттого я, будучи уверен, что понимаю, чего бояться, пытался уберечь ее от этой участи. Сначала — незнанием. Потом — иными средствами.

Оказалось, что мои старания были тщетны. Все, что я делал, было лишь жалкими попытками неоперившегося птенца подчинить себе бурю. Анна справилась сама. Ее безудержная фантазия придала форму и индивидуальность силам Безвременья, расщепила их на аватары, разделила аватары на три противоречащие друг другу партии.

Недаром она сама так удивлялась, что иной мир так похож на сочинения писателей и разработчиков компьютерных игр. Мне стоило бы задуматься над этим, а не искать ложных связей: но тогда я считал, что все наоборот: обитатели Полудня воплощают образы, навеянные Безвременьем. Мне стоило бы спросить себя, как такое может произойти?

Одна из аватар, Сайн — какое очевидное имя, Sign — предлагала ей роль правительницы Безвременья. Насмешка? Может быть. А если взглянуть с другой стороны — попытка напуганной девочки осознать происходящее, рационализировать его. Она отказала Сайну и предпочла спастись бегством. Мудрое решение, верный выбор. Безвременье так или иначе подчинило бы ее своей воле, свело с ума и воспользовалось дверью, которой была Анна.

Лишь три попытки предприняла эта стихия: похитила всех нас, просила девушку открыть ей дверь и подбросила Вадиму древний артефакт, легендарный музыкальный инструмент. Он был арфой и барабаном, бубном и свирелью; форма для него ничего не значит. Это та самая волшебная скрипка, счастье, отравляющее миры; флейта, погубившая Марсия, свирель Пана.

Все остальное, все происшествия и явления аватар были лишь порождением фантазии Анны. То, что происходило с Вадимом в Замке — то ли их совместным творчеством, ведь временами ему нравилось страдать и нарываться на оскорбления, то ли инициативой Анны, истоки которой следует искать в желании девушки оборвать отношения со спутником, и слегка отыграться на нем за какие-то мелкие обиды.

Ей хотелось побеждать — и мы побеждали, ей хотелось проигрывать — и мы проигрывали. Хотелось чувствовать себя униженной — и появлялся двойник Серебряного; именно его копия — забавный отклик их сумбурных и путаных взаимоотношений. Хотелось защитить нас — и явилась стая монстров, однако ж, несмотря на весь ужасающий вид, не причинившая никому вреда. Кукольный театр, в котором кукловод считал себя одной из марионеток… театр абсурда.

Цена постановки оказалась высока. Девочка до сих пор скорбит по Гьял-лиэ. Среброволосый подлец и интриган все же зацепил ее сердце…и мне порой хочется спросить, уж не финальным ли своим подвигом, сделавшим его из негодяя — героем? И если ответ на этот вопрос — «да, именно этим», то по чьей воле это случилось? Кто толкнул его закрывать Дверь со стороны Безвременья, чей это был выбор?

Анна, конечно, ответила бы, что — его собственный. Я же вовсе в этом не уверен; и я знал Гьял-лиэ намного дольше. На чьей стороне правда? Не знаю. Не хочу об этом задумываться. В направлении этой бездны смотреть у меня сил не хватит. Что такое наши поступки? Где грань между собственной волей и волей обстоятельств? Подчинялись ли порождения воображения Анны ее воле, или, будучи однажды созданы, обрели самостоятельность — я не ведаю. Могли ли они прорваться к нам? Была ли нужда в закрытии двери со стороны Безвременья, и возможно ли было ее вообще закрыть с той стороны? Или все, что сделал Серебряный, на самом деле являлось лишь бессмыслицей?

Дурные предчувствия впервые посетили Гьял-лиэ намного раньше, чем зашла речь об открытии Двери. Однако, это все еще можно было воспринимать так, как воспринял я — страх существа, пережившего почти полное исчезновение. Наша гибель всегда приводит нас на Кладбище Богов. Стоит ли удивляться тому, что Серебряному хватило одного взгляда, чтобы впасть в уныние. Но только ли в этом все дело? Я вспоминаю, как он отчаянно, изо всех сил сопротивлялся моим уговорам, когда наступил черед путешествия к Двери. Он не мог возразить мне ничем внятным, лишь твердил, что я хочу погубить его и отомстить, что он полон самых мрачных ожиданий и уверен в том, что там встретит свою гибель… Я же не видел ни одной рациональной причины для такого волнения.

Я был слепцом? Гьял-лиэ уже знал приговор, который вынесла ему спутница, не простившая обиды и оскорбления, нанесенных в самом начале знакомства? Или все же дело было в том, что Серебряный помнил о проклятии и верил в него? У меня нет ответов и на эти вопросы, только новые и новые сомнения, раздирающие грудь острыми когтями.

Девушке же лучше просто не знать всего этого. И без того она склонна бросаться из крайности в крайность, то превозносить свои заслуги, то предаваться самоуничижению. Для нее случившееся во многом — красивая сказка, пусть восторг победы мешается с горечью потери, но тем острее его привкус.

Пусть так и остается.

Пусть эта история будет сказкой, в которой все получили по заслугам. Добро восторжествовало, подлецы раскаялись и стали героями, предатели наказаны… Роль героя уготована Гьял-лиэ, роль предателя — Вадиму. Глупое желание его, загаданное в весеннюю ночь, исполнилось: он любил Анну, и был обречен любить ее всю жизнь. Тогда, у алтаря, ему померещилось, что он нашел свою судьбу, но он боялся оказаться слишком малодушным — вот и попросил, желая подстраховаться. Впрочем, его мне не жаль: кто угодно другой поверит, что гитара подчинила его своей воле. Я же знаю, что заклятье было нейтрализовано еще в хрустальном лабиринте. Вадим выбирал между женщиной и гитарой, выбрал гитару и был наказан исполнением собственного желания.

В конце концов, поэту и музыканту неразделенная вечная любовь вполне к лицу.

— Я просто хотела вернуться домой! — девушка прижимает руки к лицу, но слезы текут сквозь неплотно сжатые пальцы. — Просто хотела… вернуться… домой!