Предсказанная - Татьяна Апраксина

— Поняла, — кивнула Анна.

Понимание ее, тем не менее, не пригодилось и не успело принести никому пользы. Именно в этот момент, словно восприняв ее кивок, как команду «В атаку!», свора монстров ринулась в атаку.

Основной удар пришелся по слуху. Визг, рев, скрежет, рычанье, писк и лязганье обрушились водопадом звуков, заставили Анну вскинуть руки к ушам. Страха пока еще не было, только холодное удивление тому, как же громко и противно звучит все это сборище.

Потом она вспомнила, что ближе всех к темноте сидел Вадим, и в панике обернулась к нему.

Огонек в небе заметался, уворачиваясь от атаки летучих мышей. Девушка сначала не поняла, кому он мешает, но через мгновение увидела, что свора не рискует вступить на освещенную часть площадки. Лучи света пугали тварей, и не только пугали — Анна видела, как некоторые в сумятице попадают под них и лишаются конечностей. Те просто таяли, без каких-то спецэффектов. На летучих мышей свет действовал так же, но они валили кучей, видимо, надеясь сбить на землю и уничтожить его источник.

Анна вскинула руку, вспоминая, как ей удалось метнуть в мышей луч света, но на этот раз волшебство не удалось. Вадим уже стоял в центре площадки, брезгливо стряхивая с рук какие-то черные хлопья. Все с ним было в порядке, не считая странного выражения лица. Там не было ни испуга, ни удивления. Только легкая брезгливость и слегка капризное недовольство, словно его отвлекли от важных размышлений.

Потом музыкант закончил отрясать прах с рук своих и перешел к делу. Пара легких движений кистью — и свора летучих мышей вспыхнула в воздухе синим пламенем, похожим на пламя спиртовой горелки. Легкие прозрачные языки огня разъедали призрачную плоть порождений Безвременья. Вадим же, хлестнув по ним то ли светом, то ли напалмом, вновь замер неподвижно.

Только тут в дело включился Флейтист. Результат его вмешательства был куда эффектнее и опаснее для свор уродов. Два широких взмаха левой рукой — и две трети периметра площадки расчистились. Тварей Безвременья словно корова языком слизнула.

Те, что уцелели, заверещали втрое громче, так, что Анна вновь схватилась за уши. Но страх ее покинул начисто: оказалось, что всю эту когтистую, шипастую, клыкастую свору можно разметать вот так — в пару жестов, не изменившись в лице.

Порождения Безвременья закончили визжать и притихли, видимо, обдумывая следующую атаку.

Анна подошла к Вадиму вплотную, заглянула ему в лицо. Все тот же чужой и странный черно-белый портрет, пятна света, пятна тьмы, образующие узор, лишь слегка похожий на человеческие черты. Девушка преодолела неприятный липкий страх перед загадочным непонятно чем, в которого превратился бывший любовник и прикоснулась к его руке.

Пальцы моментально закололо, словно кожа Вадима была наэлектризована.

— Что ты с собой сделал? — ошеломленно спросила Анна.

— Тебя это уже не касается, — глядя мимо девушки, ответил музыкант. — Ты сделала свой выбор.

— Оригинально, блин! Это когда же это я?

— Недавно, — бесстрастно ответил Вадим. — Не отвлекай меня.

— А, то есть, надо было позволить тебе и дальше, да? — Анна понимала, что сейчас не время и не место для объяснений, но знала, что этот разговор должен состояться.

Иначе все прочие усилия бессмысленны.

Иначе можно просто закрыть глаза и шагнуть в темноту, в объятия тварей.

— Я бы помог вам выбраться.

— Вам? А сам что? Тут бы остался?!

— Почему нет? — отсвечивающие кварцевой синевой глаза на мгновение скользнули по лицу девушки.

— Вадим, ты же человек! Ты… ты предатель паршивый! — Анна почувствовала, что подходящие слова комом теснятся в горле, а с губ слетают какие-то не те, неправильные. — Ты с ума сошел?

— Нет, я не сошел с ума. Я и не сомневался, что ты не поймешь. Люди не любят, когда кто-то выбирает иной путь…

Анна ошеломленно уставилась на черно-белую игру теней и бликов. Поймала взгляд Вадима, изумившись тому, как мало там осталось близкого и человеческого. Потом представила саму себя со стороны — кожа светится, глаза вытаращены, волосы растрепаны. Натуральная ведьма, и тоже не слишком-то много человеческого. Пора было прекращать глупый пафосный спектакль по чужому сценарию.

— Вадим, солнышко, — она положила ему руки на плечи. — Очнись, пожалуйста. Очень тебя прошу! Какой иной путь, о боже мой, ну что за бред, а? Это же натуральный гадючник бесформенный…

Полуночники, замерев, стояли рядом с ними бдительной стражей, не позволяя ничему помешать разговору.

Лед в глазах человека постепенно оттаивал, уступая место боли и недоумению. Анна мгновенно уловила самое начало этой перемены, прижалась к Вадиму всем телом, обняла его за шею.

— Извини меня, милый, я испугалась, но ты же понимаешь, только не туда, я тебя прошу… — слова сейчас были не важны, только звук голоса, тон просьбы, прикосновения.

— Хорошо, — ответил через пару минут бессвязных уговоров Вадим. — Вы правы… скорее всего, правы.

В голосе его Анна услышала и отголосок сожаления, и тоску по чему-то непонятному ей, чужому и неизвестному. Горечь раскаяния, едкая соль понимания того, что сделанное было ошибкой. И — вопреки этому всему — острое сожаление, печаль о чем-то, что могло бы случиться, но уже не случится никогда, никогда…

Все дальнейшее завертелось пестрой яркой ярмарочной каруселью.

Серебряный отодвинул Анну от Вадима — не слишком грубо, за плечи, но резко и неожиданно, на середине слова и прикосновения. На ее место шагнул Флейтист, Анна не видела, что именно происходит между двумя музыкантами, но слышала непонятные слова Флейтиста:

— Отдай мне эту боль…

И ответ Вадима:

— Я встану рядом с тобой.

Потом, взяв в охапку, Серебряный уволок Анну еще на пару шагов от них, отпустил, в руках его откуда-то возник здоровенный факел, пылавший алым пламенем.

— Что ж, коли так, то мы с тобою, госпожа моя, будем стоять на страже, — пиратская ухмылка до ушей, веселым кошачьим азартом горящие глаза.

Факел он сунул Анне в руки, сказав нечто вроде «прикрывай мне спину», и развернулся к границе света и тьмы. Девушка хотела спросить, от кого прикрывать, но моментально разобралась сама — точнее, разобралась свора Безвременья. Все уцелевшие твари и невесть откуда взявшиеся новые с воем и ревом ломанулись во вторую атаку.

С задорным звонким шипением Гьял-лиэ очертил на земле круг, мгновенно вспыхнувший серебристым светом. Втолкнул в него Анну, вошел сам. Точка была выбрана вполне удачно: отсюда полуночник мог видеть почти всю площадку. Лишь небольшой участок за спинами Вадима и Флейтиста был недосягаем, но туда Серебряный переместил клубок-осветитель, и сделал с ним что-то еще, после чего тот налился нестерпимой яркостью софита.