Крылья империи - Владимир Коваленко

А Баглир лег на свою солдатскую постель, но заснуть не сумел из-за духоты. Вышел наружу, закутался в плащ — и ушел в небытие без сна. А когда открыл глаза, солнце уже подкрашивало облака снизу имперским пурпурным цветом и тухли, мерцая, последние яркие звезды.

— Небо, — прошептал он, — сколько ни есть, все мое.

И его глаза полыхнули в последнем блеске Венеры алмазной пылью.

До неба, ему, однако, оказалось далеко. Сам себе крылья обрезал, чтобы не отступать. И внезапно оказался в шкуре человека-примата. Существа довольно ловкого, но летать не умеющего.

Вместо прямого перелета в Петербург пришлось грузиться вместе с остатками бригады на транспорт. Для удобства погрузки русские пожертвовали одним пинком, который насыпали грунтом и притопили на мели, превратив в импровизированную пристань. Методика, отработанная в Крыму и Новороссии.

Если бы не вмешательство Франции, предварительные условия мира, продиктованные Россией Османской империи, остались бы окончательными. Хорошо, урожай был уже собран, и серые колонны ландвера, потихоньку переименовывающегося в ополчение, потянулись к западным границам. У этих не было брони, только ружье да медный крест на шапке.

— Это только на зиму, — уверял делегации крестьян император Петр, — к севу распустим. Волю же надобно отслуживать.

И публиковал соответствующие манифесты. Люди холопского звания — поразвелось за полстолетия — ныли и даже устроили один-два мятежа против воинской обязанности. Таких лишали земли.

— Человек, не желающий оборонять свою землю оружием, владеть таковой не может, — грохотали над страной слова очередного манифеста.

Распространили, по новой моде, и на дворянство, завершив полную вольность, которой вышло — шесть лет. Кирасирам немедленно прибавилось работы. Правда, настоящих заговоров уже не было. Но ропот и сумасшедшие одиночки с бомбами и пистолетами — были. А вот духовенство Иоанн уговорил. Собственно, мужскому монастырю выставить роту было куда проще, нежели подвергнуться секуляризации. Да и традиции такие на Руси были. Княгиня Тембенчинская заикнулась было и о женских батальонах, но идея успеха не имела.

— До этого пока не дошло, — заявили цари едва не хором.

Европа, по традиции, вздрогнула. Против профессиональных — а следовательно, и очень небольших — армий двигалась огромная пешая орда. Восемнадцать миллионов русских вдруг изрыгнули полумиллионную армию. Причем это была орда, возглавляемая исключительно кадровыми офицерами. Зато на должностях ниже подполковничьих нередко стояли вовсе оригинальные типы с белыми крестами, нашитыми на мундиры, и шестоперами вместо шпаг или хотя б ятаганов. Усов у большинства еще не было! Зато были сурово сжатые губы, льдистые глаза — будто у императора Иоанна одолжили, и каждому хватило. Студенты десяти масонских университетов. Впрочем, в их речи вместо слова ложа все чаще проскакивало — орден. Младших командиров тоже выучили заранее — за предыдущие зимы. Невесть откуда взявшиеся полковые школы тысячами рождали кадровых фельдфебелей. И не только их. Имеющийся в каждом полку кирасир отслеживал — не блеснет ли ломоносовским талантом сквозь серую шинель?

Так что дело закончилось мирным конгрессом в Лондоне. Британия была объявлена страной нейтральной и незаинтересованной. Неправда, но поди опровергни!

Баглир, получивший фельдмаршальский жезл и приставку «светлейший» к титулу, был отправлен в Лондон как глава русской делегации, где безо всякого удивления встретил графа Сен-Жермена, возглавившего делегацию французскую. Отойдя в сторонку, заговорили по-приятельски. Баглир, зная напористость собеседника, решил построить разговор на схеме эластичной обороны. Сначала подаваться, потом спружинить, желательно — во фланг и тыл.

— Вы, князь, удивительно дорого мне обходитесь, — посетовал Сен-Жермен. — Ради этого разговора мне пришлось спалить у Килитбахира восемь линкоров и положить три тысячи человек.

Турок он, само собой, не считал. Русских — тем более.

— Заметьте, я задействовал не все силы. А ведь вы нарушили наш уговор. Стамбул, Босфор, Дарданеллы — это Европа.

— Это владения Османской империи. А если Турция — европейская держава, тогда и Россия тоже. И смысл нашего договора совершенно теряется.

— Мы говорили о новых приобретениях.

— О новых приобретениях в Европе. А теперь, граф, речь идет о бывших владениях Европы, благополучно поглощенных Азией еще три сотни лет назад.

Сен-Жермен задумался.

— Похоже, нам не стоит сбиваться на спор об определениях. Иначе я бы заметил, что куски, которые стали причиной нашей дискуссии, Азия переварить пока не смогла. И я вовсе не уверен, что Россия обладает более крепким желудком, чем Турция. История скорее свидетельствует об обратном. Скажем просто: мы провели по карте мира очень жирную разграничительную линию. И предмет нашего разговора лежит именно на ней.

— Хороший образ, — осторожно согласился Баглир. — Но я не склонен причислять Россию к Азии. Россия — это Россия.

— Опять вы цепляетесь к словам! — поморщился граф. — Для меня Азия — это все, что не есть Европа, термины же вроде Неевропа, Незапад и тому подобное вы можете оставить немцам, любящим сложное словообразование. У меня мышление образное, и я просто вынужден пользоваться ярлыками.

— У меня та же беда, — повинился Баглир, — а потому я никак не могу принять некоторые ярлыки, ибо они исказят мою позицию. Если желаете красивый ярлык для России, приемлемый для разговора со мной, используйте слово Север.

— Интересно, почему вы меня еще за язык не хватаете, не так, мол, им двигаю. Возможно, вы предпочтете разговору небольшую войну? Через три месяца вам придется распустить свою орду — и что тогда? Рассчитываете на союзников? Но Фридрих Второй заявил, что он не готов к новой всеевропейской войне. Шведы тоже останутся в стороне. Вы же сами спровоцировали международную изоляцию своего Севера!

Баглир удивился — таким взволнованным он Сен-Жермена еще не видел, — что не помешало ему высунуть из ножен ятаган.

— Видите, — сказал он, — я его починил. Толком, а не у полкового кузнеца. Испробуем вашу шпагу? Небольшое испытание на прочность.

Сенмурв на новом клинке был необычайно живым, утратил условность символа — и был подозрительно похож на самого Баглира с выпущенными когтями. Неудивительно: уральский мастер, не только оружейник, но и чеканщик, в конце концов, видел натуру.

С обиженным звоном упало на паркет острие черной шпаги Сен-Жермена. Виноват был не только сплав. Пленный янычар, побоявшийся вернуться на родину, охотно обучил князя Тембенчинского некоторым секретам обращения с классическим оружием султанской гвардии. А поскольку ятаганы начали входить в моду и были позволены к ношению вместо шпаг, открыл в Петербурге школу восточного фехтования.