Набег - Ольга Григорьева

— Это его зовут Иствелл? — вспомнила она.

Бьерн кивнул. Повторил:

— Он собирается в свои родовые земли на свадьбу младшей сестры. Просил нас быть гостями на празднике. Тебе там будет хорошо. Может, найдешь новый дом.

Он пытался ей помочь. Это было приятно. Но Марго не нуждалась в помощи.

— Я вернусь в монастырь, — сказала Марго.

Бьерн пожал плечами:

— Ты можешь узнать худшее о своих родичах.

Марго понимала. Ее тело ныло, голова казалась невероятно тяжелой, но она улыбнулась.

— Я вернусь в монастырь, — повторила она. Покосилась на викинга, дотронулась рукой до своей груди. — Теперь мне нечего бояться. Мой Бог всегда будет со мной. И мне всегда будет, кого любить…

11. Рассвет

Отец Шулиги вовсе не был кнезом, как хвасталась ободритка, но в землях меж рекой и морем его уважали, как кнеза. Старый Ист сделал в своей жизни все, что мог сделать здоровый, крепкий, полный сил мужчина. Он имел трех жен, семерых детей, из которых трое были мальчиками, двух внуков — тоже мальчиков, большой дом, двух коров, овец, несколько лошадей, надел пахотной земли, в пять сотен шагов шириной и восемь длиной, и много рабов. Его вторая жена ткала самые красивые узоры на всем побережье, его сыновья умели работать и защищать свою землю, а самый старший женился на женщине из данов и обосновался в пограничных землях, получив за женой хорошую усадьбу на берегу озера. Две дочери Иста вышли замуж за богатых людей, и рыжая Сата тоже готовилась к свадьбе. Старший сын Иста сговорил ее своему соседу, могущественному бонду из данов. Бонд дважды приезжал к Исту, смотрел на будущую жену, оговаривал ее приданое. Он показался Исту достойным человеком — вдумчивым, рассудительным, хозяйственным. Он должен был стать Сате хорошим мужем…

Из всех детей Иста не повезло только Шулиге. Мать Шулиги, тихая, маленькая женщина с сухоньким лицом и седыми волосами, узнав о судьбе дочери, слегла. Гюда взялась присматривать за ней — подносила питье, меняла влажную тряпицу на горячем лбу, кормила, чуть ли не насильно всовывая ложку меж сомкнутых губ женщины.

В деревне ободритов княжна осмелела, Айша стала замечать в ней все больше прежней Гюды — заносчивой, властной, упрямой. Средний сын Иста заглядывался на похорошевшую княжну, норовил лишний раз перекинуться с ней словечком. Та улыбалась, краснела. Вряд ли сын Иста нравился ей, но внимание льстило. Рыжая Сата тоже прилипла к княжне — ходила за ней тенью, донимала разговорами о близящейся свадьбе. К Айше девчонка относилась с опаской. А берсерком откровенно восхищалась.

Хареку в доме Шулиги было хорошо. Его руки тосковали по веслу и мечу, ему не хватало запаха крови, шума веселых пирушек и плеска волн под днищем надежного драккара, но он нашел иные утехи. Несколько раз Айша видела, как Харек уходил в лес за деревню, а за ним гуськом топала ватага деревенских парней. Все — с палками в руках. Возвращались они под вечер — разгоряченные, вполголоса обсуждающие какие-то "удары и выпады". Потирали ушибленные места, прощаясь, на воинский манер хлопали друг друга по плечам, проскальзывали в темноте серыми тенями, скрывались в притихших после дневных трудов избах. Однажды Айша заметила среди них Гурта. В тот вечер Гурт исчез вместе с берсерком и вернулся уже к закату. На его лбу красовался синяк, на щеках виднелись следы пота, штаны были темными от грязи.

— Откуда? — заметив синяк, поинтересовалась Айша.

— Упал, расшибся, — радостно поведал Гурт и отправился на двор умываться.

Сам Харек появился к полуночи. Довольно насвистывая, вошел во двор и наткнулся на сидящую у ворот Айшу. Заметив берсерка, болотница встала.

— Что высиживаешь? — поинтересовался Харек. Ухмыльнулся: — Иди спать. Скоро большой праздник.

Он имел в виду свадьбу Саты. Вся деревня готовилась к прибытию гостей: шили наряды, выменивали у проходящих мимо торговцев новые украшения — фибулы, бусы, нашейные ожерелья и браслеты. Уже прибыли два корабля лютичей [78] — светлые, ясеневые, с длинными парусами, похожими на крылья чаек. Лютичи обосновались в гостевом доме. По вечерам вокруг дома, словно мошка вокруг огня, вертелись деревенские девки. Хихикали, облепив завалинки и поглядывая на рослых румяных лютичей.

— Не спится мне нынче, — откликнулась Айша. — Жду чего-то. А чего — не знаю…

Харек неожиданно увидел, как она изменилась. Больше не было темных кругов под глазами, печально опущенных уголков губ, усталости во взгляде. Она казалась совсем юной, как в то лето, когда он впервые увидел ее. Тогда еще был жив Белоголовый Орм… Многие были живы…

В доме что-то громыхнуло. В проеме распахнувшейся двери появилась Гюда в длинной нижней рубахе. В руках она несла плоскую миску с лечебным варевом. Косо глянув на замерших у ворот Айшу и Харека, протопала босыми ногами за угол дома. Выплеснула что-то из миски в траву за домом, зашлепала обратно. Дверь за ней захлопнулась.

— Знаешь, она становится прежней, — глядя вслед княжне, сказала Айша. Откинула со лба прядь волос. — Я видела одежду, которую она приготовила к празднику. Это одежда дочери князя.

— А что приготовила ты?

— Ничего. Я сама изменилась. Внутри меня что-то изменилось. Раньше я жила Бьерном и своим даром — все было понятно, а теперь живу, будто по первому льду перехожу через глубокую реку. Иду, щупаю ногой, делаю шаг и стою, слушаю — не треснет ли, не провалится…

— Нравится?

— Нравилось бы, если б я шла к Бьерну. А так — не знаю, просто странно…

Дверь избы опять скрипнула, из щели выглянуло сонное лицо Гурта. На его лбу вздулся большой шишак. Парень протер глаза рукой, заметил Айшу и Харека, вылез из-за двери, — сонный, мягкий, доверчивый, как щенок.

— Вы чего тут колобродите? — пробормотал он, озираясь. Зевнул, прикрыл зевок рукой: — Отец сказал, завтра с утра пойдем на берег, будем палить костры, одаривать богов. А вы что, собрались куда?

— Нет, — успокоил его Харек.

— А-а-а, — пробурчал Гурт, почесал пятерней затылок, исчез за дверью.

Харек обнял Айшу за плечи, притянул к себе, встряхнул:

— Ступай спать.

— Да надо бы, — неуверенно сказала Айша.

Утром ее разбудила Мокея — вторая жена Иста. Потрясла за плечо:

— Подымайся…

В доме уже шуршали одеждами остальные женщины. Переговаривались вполголоса, расчесывались, заворачивали в узелки свои дары богам. Пахло репной кашей, дымом и мятой. Айша слезла с лавки, подвинулась, уступая путь Гюде. Им с княжной приходилось делить лавку на двоих. Айшу такое соседство не беспокоило.

Гюда спустила на пол ноги, пошевелила босыми пальцами, зевнула. Хрипло, со сна, спросила: