Запах полыни. Повести, рассказы - Саин Муратбеков

— Кто же эта женщина? Почему не попросит сама? Или у нее отсох язык? — изумился председатель.

— Да нет, язык не отсох, но она сама не может. Стыдится, — прошептал Жолбай, все еще разглядывая свои валенки.

— Кто же она такая? — рассердился председатель; он привык вести разговор начистоту, и нерешительность Жолбая вывела его из себя.

«Все равно придется назвать ее имя, — подумал Жолбай. — Крути не крути, а не выдаст он сено неизвестно кому, да еще целый воз».

— Асиля. Ей нужно, — еле слышно выдавил Жолбай.

— А, та, что развелась? И правильно сделала! Рвач он, вот он кто, этот Джунус, — сказал председатель сурово — Эй, Манар! Манар! Ты свой воз отвезешь к Асиле. Да смотри, разгружай как следует, уложи на крышу сарая. А ты, Жолбай, помоги ему. Не то разбросает сено, а в доме только женщины.

Председатель позвал из сторожки своего отогревшегося гостя и ушел с ним в аул. Две низкорослые фигуры быстро скатились с холма в темноту, но скрип снега под валенками доносился еще долго, пока председатель и его гость не перешагнули порог председателева дома. Во всяком случае, так показалось Жолбаю.

Асиля хлопотала во дворе, когда они подъехали к ее дому.

— Эй, хозяйка, куда прикажете складывать сено?! — залихватски крикнул Жолбай.

Их появление с возом застало Асилю врасплох. Не понимая, в чем дело, она насторожилась.

— Я просила только вязанку, — сказала она, глядя на Жолбая исподлобья.

— А здесь и есть вязанка. Ну и еще одна, и еще… Лишняя тебе не повредит, — ответил Жолбай, стараясь выглядеть этаким веселым удальцом.

— Ты, наверное, считаешь меня одинокой и беспомощной? Тогда ты напрасно старался, Жолбай. Я не из тех, кто нуждается в жалости, — непреклонно заявила Асиля.

Жолбай опешил, не зная, что и сказать. Он понял — Асиля рассердилась не на шутку. «Что с ней? — подумал Жолбай. — Или она и вправду такая гордая, или ей неприятна моя помощь?»

Но тут подал свой голос Манар. Он уже давно торопился домой, мечтая о горячем чае, и упрямство Асили испортило ему настроение вконец.

— При чем тут жалость?! Подумаешь, какая несчастная! Да и Жолбай, по-твоему, богач? Это сено твое! Председатель послал тебе, потому что ты член артели. И давай, шевелись! Разве не видишь, устала лошадь? — сварливо добавил Манар.

Только теперь Асиля обратила внимание на его белые брови, задубевшие рукавицы и смирилась.

— Можно сюда, — сказала она коротко и показала на крайний сарай.

Джигиты сбросили меховые тулупы и, дружно взявшись за вилы, начали набрасывать сено на крышу сарая. Запах у сена сегодня был особенный. Жолбаю он напомнил аромат сушеной дыни. Жолбай орудовал неистово. Одна только мысль, что он старается ради Асили, доставляла ему неописуемое удовольствие. Хрупкий Манар не вынес бешеной гонки, быстро вспотел и опустил вилы.

— Только погляди, какая гордая. «Не нужно мне ваше сено», говорит, — сказал Манар, вытирая пот.

Он был доволен, что скоро вернется домой.

«Хруп-хруп», — услышали вдруг джигиты. Сзади подошла, опираясь на суковатую палку, мать Манар — старуха Канипа.

— Манар, а Манар! — позвала она визгливо. — Ты что же, паршивец этакий? Почему именно ты возишь сено к этому дому? Видно, остальные отказались, а?

— Что вы говорите, мама? Постыдились бы! Разве так можно? — всполошился Манар, боясь даже взглянуть в сторону Жолбая и Асили.

— Можно, можно! — прокаркала старуха Канипа. — Потому что завтра не оберешься сплетен.

— Не беспокойтесь, Манар скоро придет, — вмешался Жолбай, стараясь все уладить миром.

Старуха Канипа ушла, сердито постукивая палкой и ворча себе под нос.

Мороз совсем разлютовался. Но это только пуще подзадоривало джигитов. Асиля слышала обидную речь старухи, но не проронила ни слова, даже вида не подала, а только стояла и смотрела во все глаза на Манара и на него, Жолбая. Так бы он и бросал вилами сено всю жизнь, только бы чувствовать на себе взгляд Асили!

Но работе пришел конец. Сено было уложено на крыше. Жолбай с глубоким разочарованием положил свои вилы в сани, извлек оттуда вязанку дров, и Манар укатил.

Стараясь замедлить ход времени, Жолбай долго, стебелек за стебельком, счищал с себя сено. Асиля молча следила за ним. Ее лицо оставалось непроницаемым.

— Я не хотел тебя обижать. Я хотел помочь, как… друг. Разве это плохо, когда помогают по-дружески? Впрочем, тебе виднее, — сказал он неуверенно.

Но Асиля помалкивала. Тогда он воодушевился и продолжал смелее:

— И дров-то нет у вас. Джунус заготовил уголь, но что от этого проку? Вы топите всякой трухой, думаешь, я не знаю? Оттуда мне видно все. — Он кивнул в направлении холма. — Асиля, у тебя маленький ребенок. Он может заболеть в нетопленой комнате. Возьми эти дрова, взаймы. Отдашь потом, скажем, ну, осенью.

Он подтолкнул дрова к Асиле.

— А если ты замерзнешь сам? Дрова-то, видно, не лишние у тебя, — произнесла Асиля с неожиданной кротостью.

— Да что ты, Асиля! — заорал обрадованный Жолбай. — Я все равно торчу на улице. А когда мне холодно… А когда мне холодно, я греюсь от вашего окна. Гляжу и греюсь.

Он пытался произнести это легко, непринужденно, сделав немыслимое усилие над собой, но, встретив взгляд молодой женщины, осекся, Асиля как-то сникла, в ее глазах стояли слезы.

— Быстренько надень тулуп. Вспотел же, простынешь, — сказала она, взяв себя в руки. Подняла тулуп, отряхнула и накинула ему на плечи, Жолбай стоял не шелохнувшись.

— Не знаю, как еще отблагодарить, — сказала она ласково.

— Я знаю, — храбро сообщил Жолбай. — Разреши поцеловать!

— Ишь, какой хитрый!

Они рассмеялись оба. Еще никогда ему не было так легко с Асилей. Сейчас он мог ей открыть все, о чем думал, глядя по ночам на ее окна.

— Асиля, позволь иногда приходить к тебе