Брант "Корабль дураков"; Эразм "Похвала глупости" "Разговоры запросто"; "Письма темных людей"; Гуттен "Диалоги" - Себастиан Брант

Магистр Иоанн Жнец желает здравствовать магистру Ортуину Грацию

«Веселитесь о Господе и радуйтесь, праведные, торжествуйте все правые сердцем», Псалтирь, XXXI. Но дабы не прогневались вы на меня, сказавши: «Для чего ради привел он сие место?» — надобно вам узнать весть радостную, и от нее возликует душа ваша; и я буду превесьма краткословен в своем письме. Побывал тут к нам один поэт, прозываемый Иоанн Эстикампиан{619}, и вел себя зело продерзостно, многажды уязвлял магистров свободных искусств и изничтожал их в лекциях, и говорил, что они суть невежды и что один поэт стоит десятерых магистров, а посему в процессиях поэты должны шествовать во главе магистров и лиценциатов. А еще он читал Плиния и разных поэтов, и говорил, что магистры суть не магистры семи свободных искусств{620}, но магистры семи смертных{621} грехов и неучи, ибо не проходили поэзии, только и знают, что Петра Испанского да «Малые логикалии», и во множестве шло слушать его народу, и в числе том — младых благородиев. И еще он говорил, что скотисты и фомисты суть ничтожества, и поносил Доктора Святого. Магистры дожидались своего часу, дабы с помощью божией ему отмстить. И благодаря бога, однажды сказал он одну речь, в коей срамил магистров, докторов, и лиценциатов, и бакалавров, и восхвалял свой факультет{622}, и хулил священное богословие. И было великое смущение средь начальственных мужей факультета. И собрались магистры и док-торы на совет, и говорили: «Что же нам делать? Ибо человек сей творит неслыханное: ежели спустим ему безнаказанно, он пред всеми себя окажет ученее нашего. Как бы не явились к нам новые толковники и не стали говорить, что ихние мнения превосходней старых, и не учинили поругания нашему факультету, зане воспроизойдет через то соблазн». И сказал магистр Андрей Делич, каковой при сем хороший поэт, что Эстикампиан, по его рассуждению, в университете все равно как пятое колесо в колеснице, ибо творит помешательство всем факультетам, и через то школяры не прилежны к учению. И все магистры подтвердили, что сие именно есть так. И в конце концов порешили, что необходимо надобно изгнать сего поэта, либо же исключить его, хотя бы и сделался он после того заклятый им враг. И был он вызван к ректору, и вызов сей вывешен был на дверях церкви: он же предстал, имея при себе юриста, и объявил, что будет защищать себя, и еще многие друзья его, пришед, стояли подле. Но магистры сказали, что им должно удалиться, иначе станут клятвопреступниками, выступивши противу университета. И магистры были несокрушимы во брани, и ратовали с неколебимостью, и поклялись ради правого дела не давать никому пощады, иные же юристы и придворные просили за него. Но господа магистры сказали, уж ничего не поделаешь, потому как у них устав и в согласии с уставом должно ему быть изгнану. И что удивления достойно, самолично герцог{623} за него хлопотал, но вотще, ибо сказано было ему, что подобает блюсти устав. Ибо устав для университета все равно что переплет для книги. И не будь переплета, распадутся все листы как ни попало. Не будь же устава, не станет порядка в университете, и средь школяров будут разномнения, и воспроизойдет всякий бесчинный хаос; а посему должно ему печься о благе университетском, и быть подобным родителю своему. И герцог покорился и сказал, что не может идти противу университета. И что лучше одному быть изгнану, нежели всему университету впасть в соблазн. Сим господа магистры остались зело довольны и сказали: «Преславный государь, да благословит вас господь за правый суд». А ректор велел вывесить на дверях церкви указ, что Эстикампиану быть изгнану на десять лет. А от учеников его слышен был ропот и многие речи, что совет содеял над Эстикампианом несправедливость. Но господа из совета сего сказали, что не дадут за него и выеденного яйца. Иные из младых благородиев сказали, что Эстикампиан отмстит за сию несправедливость и внидет в римскую курию с жалобой на университет, магистры же смеялись над ним и говорили: «Ха-ха, что может сделать сей кромешник?» И ныне, да будет вам ведомо, во университете обретается полнейшее согласие. И магистр Делич читает лекции об словесности. А равномерно и магистр Ротенбургский, написавший книгу трижды более толстую противу всех сочинениев Вергилиевых. Книга сия содержит в себе много пользительного, а также в защиту святой матери церкви и во славу святых. А паче всего восславил он наш университет, и священное богословие, и факультет свободных искусств и посрамил светских поэтов и язычников. И господа магистры глаголют, что стихи его не хуже Вергилиевых и совершенны, ибо он до тонкости постиг искусство стихосложения и тому двадцать лет, как сделался хорошим стихотворцем. Посему члены совета разрешили ему публично читать свою книгу заместо Теренция, ибо она много пользительней, и исполнена воистину християнским духом, и не толкует об шлюхах и шутах, как у Теренция. Должно вам сию новость объявить по всему вашему университету, и тогда, уповательно, и с Бушем поступят, как с Эстикампианом. И скоро ли пришлете мне свою книгу супротив Рейхлина? Давно вы уж обещались, а все втуне. И хотя писали, что жаждуете прислать ее мне, однако никак не шлете. Да простит вас господь, что не возлюбили меня, подобно как я вас возлюбил, ибо вы мне любезны, как собственная душа. Книгу же пришлите всенепременно, ибо «очень желал я{624} есть с вами сию пасху», сиречь читать сию книгу. И отпишите, каковые имеете новости. И еще сочините в мою честь какое-нибудь творение или стихи, ежели я того достоин. А засим пребывайте во здравии со господом нашим Иисусом Христом во веки веков, аминь.

«Письма темных людей»

Стефан Лысый, бакалавр, магистру Ортуину Грацию

Всепокорнейше желаем здравствовать благоутробию вашему. Достопочтенный господин магистр, побывал к нам один человек, коий имел при себе стихи и говорил, будто бы они вашего сочинения и вами обнародованы в Кельне; а один здешний поэт{625}, зело прославленный, но не твердый в християнской вере, прочитал их и сказал, что они дрянь и содержат множество ошибок; я же сказал: «Ежели их сочинил магистр Ортуин, никаких ошибок там нету, уж будьте благонадежны», — и готов был прозакладать свою рубаху, что ежели в сих стихах есть ошибки, стало быть, они не вашего сочинения; а ежели они вашего сочинения, то в них нету ошибок; посему и посылаю вам сии стихи, дабы поглядели, вами ли оные сочинены, и отписали мне. А сложены они на смерть магистра нашего Сотфи{626} из бурсы Кнек, некогда написавшего «Достопамятную глоссу», ныне же, увы, почившего в бозе.

Мир праху его. А далее следуют стихи:

«Здесь покоится из усопших наипочтенный,Духом университетским святым рожденный,Правил он бурсою Кнек, за милую душуИ Петра Испанского тряс, как грушу.Ежели бы жить ему доле довелосьИ писать поболе достопамятных глосс,Был бы университету полезен он доныне,Юношей обучал бы отменной латыни.Но, поелику он в бозе почилИ не довольно Александра изъяснил{627},То слезы о нем, университет, лей!Яко светодарный густой елейЛампада в себе заключает,Тако он свет учености разливает.Никто столь легко фраз не слеплялИ пиитов скоморошествующих не посрамлял,Кои грамматику худо учили,В науке логике скудно сведущи былиИ, светом веры не озаренные,Пребывали потому от благочестивых отлученные.Аще кто мыслей надлежащих не явит,Того Гохштрат на костер да отправит,Оный Гохштрат, что в недавнюю поруРейхлина в суде подверг подробному разбору.А ты, Всемогущий, с благоволеньемВнемли моим рыданьям и слезным моленьям:Усопшему яви навеки милость господнюю,Пиитов же ввергни во преисподнюю».

Стихи сии я полагаю бесподобными, но не могу их читать, ибо писаны неведомым размером, а я умею читать только гексаметры. Но не попустите, дабы дерзал кто хулить ваши стихи, и непременно отпишите мне: я же готов единоборствовать за вас хоть бы и на бранном поле. А на том желаю здравствовать из Мюнстера в Вестфалии.

Иоанн Светошарий магистру Ортуину Грацию желает здравствовать несчетное множество лет

Достопочтенный господин магистр! Как вы некогда обещались мне споспешествовать во всяком деле, когда бы ни случилась нужда, и желаете меня возвысить надо всеми прочими, а посему могу я, не сумневаясь, к вам припадать, и вы будете мне как родной брат, и не покинете меня в злосчастии, то ныне молю для-ради господа нашего оказать мне вспоможение по силе-возможности, ибо на вас одна надежда. Здешний ректор отказал от должности одному помощнику учителя, и сделалось свободное место: благоволите же отписать про меня аттестацию, дабы он соизволил и позволил мне получить место сие. Ибо не имею ничего более за душой, и вовсе оскудел, и опричь того купил себе также книг и башмаков. Вы меня довольно знаете, и ведомо вам, что, божией милостью, я человек ученый. Ибо при бытности вашей в Девентере я там обучался по седьмому году, и после того еще год жительствовал в Кельне, так что совершенно стал готов к степени бакалавра; и получил бы оную степень на святого Михаила, когда были бы у меня деньги. А еще я умею обучать школяров по «Наставлению для мальчиков», или по второй книге «Меньшого сочинения»{628}, и умею также читать стихи, как вы тому учили, и превзошел все трактаты Петра Испанского и «Кратчайшие сведения из натуральной философии». К тому же я певчий, и знаю музыке хоралов и фигуралов{629}, и еще пою басом, и могу взять ниженижайшую ноту. Пишу вам про то не хвастовства ради, а посему не прогневайтесь, я же вверяю вас всемогущему господу. Пребывайте во здравии. Писано из Зволле.