Золото Каралона - Александр Цуканов

Иван теперь уже не спорит, не возражает, его потряхивает от страха. В руках старая карта-«километровка», на ней нет ни Шайтан-горы, ни ручьев, что на схеме геолога Алонина. Радует, что река Дялтула обозначена.

– По курвиметру, если двигаться по петлистому водоразделу, получается сто восемьдесят километров.

Малявин шагает от станции к продуктовому магазину. Приостановился, оглядывает фундамент здания, рядом коричневый строительный вагончик с крестным распятием на торце. На табличке надпись: «Строительство храма Вознесения Господня». Вошел в оцерквленное пространство. Воскресная служба закончилась, иерей вглядывается в незнакомца.

Испытывая неловкость, Малявин поясняет:

– Да вот в долгий путь собираемся…

– Крещеный?

– Было дело, мать уговорила.

– А молиться не научила. Понятно… Имя твое как?

– Иван.

– Можем вместе помолиться?.. Меня зови отец Никодим. Повторяй за мной: о святителю Христов Николае! Услыши нас, грешных раб Божиих Ивана, Никодима, молящихся тебе… И моли о нас, недостойных, Содетеля нашего и Владыку, милостива к нам сотвори Бога нашего в нынешнем житии и в будущем веце, да не воздаст нам по делом нашим, но по Своей благости воздаст нам.

Иван шепчет эти странные слова, ему кажется, что прижившийся страх постепенно уходит.

– Сколько положить на возведение храма?

– По разумению своему. Иконку вот возьми, Бог даст, поможет. А молитву выучи, выучи…

Груженный продуктами, Малявин возвращается на станцию. Арифов смотрит вопрошающе.

– Что так долго?

– Будешь смеяться, но я молился с иереем в будущей церкви…

Арифов не насмехается, как привык это делать, а лишь произносит негромко.

– А мне туда хода нет. Нехристь.

– Ничего, на обратном пути батюшка Никодим окрестит. – Иван рад. Он искренне верит, когда говорит: – Как пить дать, окрестит.

От Дипкуна на запад ведет лежневка, пробитая строителями ЛЭП. Километров на двадцать углубились по просеке, переехали вброд через Унаху. Попали в новый водораздел с обильной растительностью вдоль русла реки. Малявин разглядывает карту.

– Дальше нужно на юг, дальше только по компасу.

Арифов стоит рядом с трелевщиком, вглядывается в покатые сопки, затянутые густой порослью мелколесья.

– Пойдем краем долины, чтоб не втюхаться в марь. Где наша не пропадала!

Грохочут гусеницы по камням, сдирают дерн, подминают кустарник, петляет трелевщик меж сосен и лиственниц. Склон стал крутым, спустились в долину. Иногда трелевщик не протискивается между деревьев, оба берутся за топоры, торя просеку.

Вечером встали на ночевку в долине ручья, не обозначенного на карте. Володька кашеварит. Иван поднялся на сопку. Он хочет понять, куда тянется этот ручей. А ручей уползает далеко на юго-восток.

– Черт побери! Нужно меж сопок пробиваться в новый водораздел, чтобы держать направление на запад.

Рано утром Малявина будит Арифов, приговаривая:

– Смотри, сурок, я рыбы надергал. Нужно почистить. А я трактор пока осмотрю…

– Может, в углях запечем? Я рыбу ни разу не чистил.

– Нет, ушица нам в самый раз… Ладно, тащи хворосту. Я почищу, но варить будешь ты.

Хлебают уху, молча, отмахиваясь от назойливых мух. Каждый думает о своем.

– Я вот повелся на это месторождение из-за чего?

– Из-за денег?

– Нет. Свыкся с артелью. Детдомовский я. То лагерь, то гульба. Цукан жестковат, но справедлив… Человека обидеть легко. Я всю Золотую Теньку объездил по приискам, на руднике Наталка работал. Нет, все не то, на собраниях про равенство, а как зарплату выдавать – жилят, обманывают и делают из меня болвана. Вот если бы все работали, как в артели…

Володька осекся, задумался на миг.

– Работал у нас лагерный бродяга Теремирин, по кличке Киря. Вкалывал за двоих, работы не чурался. Зарабатывал так, что шахтерам не снилось. Вдруг, на тебе! Поймали с самородком в кармане спецовки. А он не отрицает. Он – здоровый бугаина – твердит, как пацан: простите братцы, бес попутал. Цукан тогда пошел против Совета артели, оставили Кирю подсобником до конца сезона. Через месяц Кирю снова подловили с баночкой шлихового золота.

– Посадили?

– Сбежал. Отрастил усы, бороду, вместе с бандитами теперь наводит страх на промысловиков и старателей.

Трелевщик, взрыкивая двигателем, выползает на возвышенность. Малявин вглядывается в окрестности через окуляры бинокля. Ни дымка, ни просеки, глухомань и бездорожье. На юго-западе простирается широкая долина. На горизонте возвышается горный кряж, отличный от приземистых возвышенностей с правой стороны реки.

– Похоже, прибыли, если судить по карте и пройденным километрам – Дялтула, левый приток Гилюя.

Арифов ходит по гололобой вершине, ищет удобный съезд. Спуск с перевала крутой. Трелевщик движется на пониженной передаче с большим креном. Впереди замаячили кусты стланика, но каменистая осыпь медленно-медленно, а затем убыстряясь, ползет вниз, креня, увлекая за собой трактор, потерявший управление.

Выбираются из кабины ползком. Трелевочный трактор лежит на боку, притороченный груз и бочки с соляркой разметало по склону. Малявин уселся на валежину с бледным от страха лицом, сквозь прореху в штанине сочится кровь. Володька спокойно ходит кругами, осматривает повреждения. Достает из ящика с инструментом тяжелый домкрат, лом, топор.

– Спиртом ранку прижги, забинтуй. Потом сруби пару толстых сосен, ошкурь от веток. Я грунт зачищу. Будем домкратить и подваживать. Занимайся пока.

Малявин долго возится с бревнами, обрубая сучья, а когда приносит, то Арифов бурчит недовольно.

– Тебя за смертью посылать.

Он выгреб под трактором грунт с одной стороны с уклоном, с другой сделал приямок под домкрат и сидит на свернутой палатке, оглядывая долину. Ему втемяшилась мысль, что этот парень-неумеха ворочает теперь миллионами, а он – специалист высшего класса, умеющий собрать-разобрать любой механизм, – должен ему подчиняться и получать денег меньше в несколько раз.

Сначала приподняли легкую хвостовую часть, подваживая бревна, подсыпая грунт, камни, потом медленно, дюйм за дюймом, пошла вверх головная часть вместе с помятой кабиной. К вечеру трактор поставили на траки. У Малявина едва хватило сил, чтобы установить палатку. Он рухнул на спальник и тут же уснул, не обращая внимания на зудящих комаров.

Разбудил рев бензинового пускача, следом забубнил двигатель на малых оборотах. Малявин выскочил из палатки, услышал привычное:

– Все будет абгемахт! Эх, Ванюша, нам ли быть в печали? Не прячь гармонь, играй на все лады, Так играй, чтобы горы заплясали, Чтоб зашумели зеленые сады!

Володька орет песню так громко, что эхо гуляет по каменистому распадку.

– Ура, ура! – скачет зайцем Иван возле трактора. – Ну, ты и!.. – у него не хватает слов, чтобы выразить свой восторг. – Ты чудило, чудило!

– Да, это вам не отчеты писать…

Арифов говорит с усмешкой. Иван этому значения не придает и не понимает, о каких отчетах идет речь.

По схеме, отрисованной Цуканом на планшете, они находят плоскогорье и петлистый подъем на гору Шайтан, а дом