Птицеферма (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна

Все испортил выпускной.

Меня наградили, назвав лучшим выпускником. Нас с Ником пригласил к себе на службу легенда легенд — полковник Маккален. Мы были счастливы. Молоды. Пьяны.

Очень пьяны.

Садясь в такси, Ник, плохо соображая, назвал адрес дома, в котором мы когда-то познакомились. Ключи у него были, несмотря на то, что он там больше не жил. И так мы оказались в его бывшей комнате.

Лучшая ночь в моей жизни. И самое ужасное, как я тогда думала, утро.

Побег. Слезы в подушку и жгучий стыд за то, что нарушила слово, данное и себе, и Колетт Валентайн.

А затем новый день и игра в «Прошлой ночью ничего не было».

В то утро Ник бежал за мной в последний раз. В первый рабочий день у Маккалена он пришел с разбитой рукой, но на тему моего побега из его дома не сказал ни слова.

Улыбался. Ник всегда мне улыбался. Однако теперь между нами появились «особые» шутки: «я знаю, что ты меня любишь», «она не в моем вкусе, а вот у тебя я бы заночевал», «не ревнуй, я и так весь твой» и так далее.

Шутки, в которых была лишь доля шуток.

Один раз. Еще один раз Ник перешагнул через свою гордость и прямо предложил мне встречаться, по-взрослому, как мужчина и женщина.

И на этот раз я не затеяла скандал. Я уже выросла. По-взрослому так по-взрослому. Именно по-взрослому я и соврала: сказала, что люблю другого парня. Того, с кем рассталась еще за несколько месяцев до этого разговора.

Это казалось правильным. Дружба, только дружба. На века.

Карьера была смыслом моей жизни. Бег по кругу. Награды, премии, благодарности.

Мне должны были дать капитана по возвращении с Пандоры. Если бы я вернулась так скоро, как планировалось. Моя карьера пошла бы в гору. Я так этого хотела… Идиотка!

Прижимаюсь лбом к прохладному стеклу.

Теперь я помню. Теперь я все помню.

— Янтарная, ты в порядке? — Ник мягко касается моего плеча.

Поворачиваюсь к нему; щурится, вглядываясь в мое лицо.

— В порядке, — улыбаюсь. Он такой красивый, такой родной… Отворачиваюсь обратно к окну. Флайер идет на снижение. — Ник, сколько мне лет? — спрашиваю, наблюдая за тем, как наш водитель ловко перестраивается из одной воздушной магистрали в другую.

Вроде бы теперь я помню почти все, но в моей голове все равно царит полнейший хаос. Даты, события — все смешалось.

— Э-э, — напарник удивлен моим вопросом. — Тридцать два. Исполнилось в прошлом месяце.

Тридцать два.

Прикрываю глаза.

Мы познакомились в семнадцать.

Пятнадцать лет!

Что я наделала?..

ГЛАВА 43

Нас пропускают в здание, даже не спросив пропусков. Ника тут все знают, а для меня лица на пункте охраны незнакомые, и виной тому не исковерканная слайтексом память — новенькие. Слишком много воды утекло.

Коридоры полны народу. Кто-то куда-то спешит. Почти все, уткнувшись в бумаги в своих руках или в планшеты. Работа кипит.

Проносящийся мимо худощавый мужчина вдруг поднимает голову и замирает.

— Эмбер! — орет во всю мощь легких и бросается ко мне, раскидав документы с грифом «совершенно секретно» по полу. — Живая!

А через мгновение меня уже сгребают в охапку с недюжинной силой для такого худого человека.

Это Даг, теперь я помню. Его собирались отправить за мной вместо Ника. Смог бы он победить Момота в поединке? Сильно сомневаюсь. А еще больше сомневаюсь, что стал бы хотя бы пытаться.

У нас с Дагом были неплохие приятельские отношения. Но вряд ли я вхожу в число тех, ради кого он сунул бы голову в пекло.

— Эмбер!

— Поставь меня, — прошу, за смехом скрывая панический страх, накрывающий меня от чужого касания.

Тот послушно возвращает меня на пол, смотрит с восторгом в глазах и с широкой улыбкой.

— Вытащил-таки, — адресует стоящему рядом Нику одобрительный кивок. — «Ник-Ник» снова в полном составе, — потом хмурится. — Эм, неважно выглядишь.

— Даг, — напарник из-за моего плеча предупреждающе качает головой, но я все равно замечаю его жест боковым зрением.

— Все нормально, — заверяю обоих.

— Конечно нормально, — радостно подхватывает коллега. — Сауна, коньяк — и будешь как новая!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сомневаюсь, что мое состояние лечится паром и алкоголем, но спорить нет смысла.

— Спасибо, Даг, — благодарю сдержанно. — Увидимся.

— О чем речь, Эм! — посылает мне воинский салют. — Закатим пир на весь мир!

— Обязательно, — бормочу.

Мне нужен не пир, а тихое место, где я смогу прийти в себя.

Однако ещё не время искать свой дальний угол. С Пандорой еще ничего не закончено.

— Увидимся, — бросает Ник Дагу и подхватывает меня под локоть. Только его прикосновения не вызывают у меня оторопи. — Пошли скорее, — торопит. — Нужно успеть к Старику, пока к тебе не началось паломничество.

Сбиваюсь с шага; вскидываю к нему глаза.

— Паломничество? — переспрашиваю с ужасом.

— Угу, — подтверждает напарник. — Все по тебе скучали. Ты против?

Да, черт возьми, я против.

— Нет, — качаю головой. — Конечно нет.

* * *

Следующая встреча — с Ким, секретарем Старика.

При виде меня она вскакивает со своего места с писком, напоминающим вой неисправной сигнализации, и бросается мне на шею.

— Эмбер! — хлюпает носом. — Как я рада тебя видеть. Как я рада, что с тобой все в порядке. Мы думали, что тебя потеряяяяяяли!

Бросаю на напарника умоляющий взгляд: еще немного — и задохнусь.

Тот смеется.

— Ким, полегче.

— Да-да, конечно, — та интенсивно кивает, на мгновение ослабляя захват, а затем приникает ко мне с новой силой. — Живаааааяяя! Худая какая. Беднаяяяяя!

Память о склонности Ким нагнетать панику не смог стереть даже слайтекс. Женщина-трагедия, но при этом очень прямая и искренняя.

— Спасибо, Ким, — бормочу, пытаясь аккуратно снять с себя ее руки, но в то же время не обидеть. — Полковник нас, наверное, уже ждет?

Секретарь снова кивает; косметика на ее лице размазалась. С ее пристрастием порыдать, ей давно следовало бы перейти к использованию чего-то водостойкого.

— Ждет, ждет. Все успокоительное съел с утра. Я ему говорю, говорю, что для сердца вредно. А он…

Словом, ничего не изменилось: шеф себя загоняет, а Ким кудахчет и паникует. Кажется, я действительно дома.

— Пошли, — Ник, наконец, приходит на помощь и отлепляет от меня Ким. — Не разводи сырость. Все живы. Все хорошо.

Женщина хлюпает носом, но отходит с пути.

— Идите, идите. Ждет вас. Дверь открыта.

Ник дарит мне виноватый взгляд, пропуская вперед.

— Не мог же я ее связать, — шепчет на ухо.

— Все нормально, — отвечаю, кажется, уже в тысячный раз.

А сама думаю о том, что было чертовски глупо отказываться от предложения напарника заехать по пути в магазин, чтобы купить мне что-то, во что можно было бы переодеться. Пожалуй, бледно-серый спортивный костюм из автомата по пошиву одежды «Генерала Моркейка» вкупе с моей худобой и синяками под глазами заставляет коллег испытывать ко мне больше жалости, чем следовало бы. Надеюсь только, что Ким — единственная, кто будет лить слезы. Мне хватит и своих истерик.

За два года в кабинете полковника Маккалена ничего не изменилось. Тот же светло-зеленый цвет стен, темный стол, эмблема Интерпола прямо по курсу от входа — над головой хозяина кабинета.

А вот сам полковник постарел. Старик стал ещё большим стариком. Голова совершенно седая. Раньше в его коротко стриженной шевелюре кое-где еще просматривались темные волоски. Теперь волосы Старика белее снега, а морщины глубже.

— Сэр? — первая вхожу в помещение.

При виде меня полковник привстает из-за стола. Смотрит пристально, будто для того, чтобы убедиться, что перед ним не приведение. Стою, жду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Наконец, Старик отмирает, обходит стол.

— Эмбер, — произносит на выдохе. Ни слез Ким, ни радости Дага. В его глазах что-то другое — облегчение? — Вернул все-таки…

Я всегда восхищалась этим человеком, любила как отца, которого у меня никогда не было. Мне так не хотелось его разочаровывать…