Троцкий - Дмитрий Антонович Волкогонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На обновленной политической сцене России выделялись несколько вождей. Одним из них был Троцкий. Понимал ли он, что складывающаяся система монопольного, одномерного влияния на формирование личности ведет к ее обеднению и даже оскудению? Вероятно, понимал. Но во имя высшей цели – мировой революции – полагал, что пока необходимы и диктатура пролетариата, и жесткий классовый отбор, и ортодоксальная, безоговорочная однопартийность. В одной из статей, написанной в 1922 году, когда уже стало ясно, что революция устояла, он задал себе вопрос: может быть, теперь можно позволить меньшевикам включиться в общую работу? Но тут же резко ответил: этого никогда не будет{674}. Он по-прежнему видел за горизонтом миражи грядущей мировой революции, а с меньшевиками, эсерами и другими попутчиками, по его мнению, ее не свершить. Но это значило: будет продолжаться процесс не просто усиления автократической системы, но и ее цементирования. Возвращение к демократическим истокам начнется лишь через десятилетия и станет чрезвычайно трудным и болезненным процессом.
Троцкий, как один из вождей революции, немало сделал для светской канонизации образа Ленина. Я думаю, что в этом он видел не только форму должного воздаяния самому великому русскому революционеру, но и способ поднять свой престиж в обществе и Коминтерне еще выше. Воспевая Ленина, Троцкий воспевал тем самым и себя. По-моему, прагматического в этой позиции было все же меньше, чем искреннего признания ведущей роли Ленина в революции.
Когда работник ЦК В. Сорин подготовил в соответствии с решением Политбюро записку о задачах создаваемого Института Ленина, Троцкий, получив документ, высказал много пожеланий относительно развертывания этой работы. Было решено собрать все рукописное наследие Ленина и издать его в виде собрания сочинений, подготовить полную биографию вождя, наладить систематическую, широкую пропаганду его учения.
Троцкому принадлежит немало статей (написанных и при жизни Ленина, и после его смерти), в которых он способствовал канонизации лидера русской революции. Позже Троцкий увидит, что это превращение личности Ленина в человека-бога поможет Сталину закрепиться на вершине кремлевского холма власти, но будет уже поздно.
Статьи Троцкого о Ленине как бы призывали поклоняться главному вождю. Вот, например, как Троцкий закончил статью «Ленин на трибуне», которую его помощник Познанский 15 апреля 1924 года разослал сразу в три газеты: «Правду», «Гудок» и «Красную звезду»: «…подхватив кое-как свои бумажки, быстро покидает кафедру Ленин, чтобы избегнуть неизбежного… Рокот рукоплесканий растет, кидая волну на волну. Да здра… Ленин… Вождь… Ильич… Вот мелькает в свете электрических ламп неповторимое человеческое темя, со всех сторон захлестываемое необузданными волнами. И когда, казалось, вихрь восторга достиг уже высшего неистовства – вдруг через рев и гул и плеск чей-то молодой напряженный счастливый и страстный голос, как сирена, прорезывающий бурю: ”Да здравствует Ильич!“. И откуда-то из самых глубоких и трепетных глубин солидарности, любви, энтузиазма поднимается в ответ уже грозным циклоном общий безраздельный, потрясающий своды вопль-клич: ”Да здравствует Ленин!“»{675}.
В блестящем публицистическом стиле Троцкий еще и еще раз будет внушать массам мысль о божественности вождя. После смерти Ленин окажется более нужным окружению, чем при жизни. Троцкий будет всячески подчеркивать свою близость к умершему вождю, его доверие и расположение к себе. Где-то в глубине души Троцкий желал официального признания партией и обществом, что в революции и Гражданской войне он был вторым человеком после Ленина. Но, как напишет позже в Норвегии потерпевший личное поражение «выдающийся вождь», «каждая революция до сих пор вызывала после себя реакцию или даже контрреволюцию… Жертвой первой же реакционной волны являлись, по общему правилу, пионеры, инициаторы, зачинщики, которые стояли во главе масс в наступательный период революции; наоборот, на первое место выдвигались люди второго плана в союзе с вчерашними врагами революции»{676}.
Сталин же примется неустанно «защищать» Ленина и ленинизм и фантастически преуспеет в этом. Именно в монополии первого генсека на интерпретацию, развитие и защиту ленинизма и заключается самая большая «тайна» неуязвимости Сталина. Когда он станет единственным вождем, новым «социалистическим» Цезарем, то все его правление высветит (правда, с большим историческим опозданием!) уродливость сложившегося в Советской России соотношения: «вождь и масса», «личность и революция». Перерождение и вырождение революции станет, по выражению Троцкого, ее горьким «похмельем».
Революция, провозгласив необходимость достижения для масс равенства, братства, свободы, мира, земли, в конечном счете, к сожалению, забыла об отдельном человеке. В цене остались только «вожди».
А «буржуев» просто «изводили». Приведу отрывок из воспоминаний баронессы М. Д. Врангель, матери генерала П. Н. Врангеля. «Все наши ценности конфисковали. Утром я бежала в чайную за кипятком и кусочком крохотного ужасного хлеба. Затем бежала на работу в музей (работаю смотрителем в Аничковом дворце) в рваных башмаках, без чулок, обвязав ноги тряпками. Ведь все экспроприировали большевики… Ели бурду один раз в общей столовой за липкими от грязи столами из оловянных чашек. С улицы прибегали дети в лохмотьях, синие от холода… Они… глядя помертвевшими, белыми глазами жадно нам в рот, шептали: «Тетенька, тетенька, оставьте ложечку». И только отодвигали мы тарелку, они набрасывались на нее, вырывая друг у друга и вылизывая ее дочиста. Пайки в музеях буржуям не полагалось. Без конца были всякие повинности: сторожевая, дровяная, дворницкая – их исполняли буржуи. Умирали везде. Я потеряла два пуда весу, но Бог меня хранил. Была желта как воск. Свело пальцы, ослабли глаза. Без конца обыски. Отбирали все. Многие мои родственники умерли. А. П. Арапова, дочь Натальи Николаевны Пушкиной, по второму браку Ланской, обратилась в вешалку, обтянутую кожей. Умерла в нищете княгиня Е. А. Голицына, бывшая начальница Кшесинского института, умирали, умирали другие. Расстреляли двоих моих племянников М. и Г. Врангель. А сколько сидело по тюрьмам… Нас просто изводили…»{677}
Но «изводили» не только «буржуев». Изводили человека. Массам предназначалась лишь необходимость «самоотверженной борьбы», следование «курсу большевистской партии», неустанное «искоренение многочисленных врагов и эксплуататоров». Революция растворила личность. Она была принесена в жертву далеким эфемерным идеалам. Прав был Бердяев, когда писал, что «личности нет, если она лишь средство сверхличностных ценностей». Отныне революцию могли представлять лишь личности «вождей», количество которых после смерти Ленина стало быстро сокращаться. Послереволюционный монстр стал пожирать их одного за другим…
Книга II
Глава 1
Отверженный революционер
Падение возможно лишь с высоты, и само падение человека есть знак его величия.
Николай Бердяев
Жизнь парадоксальна. Успехи чередуются с неудачами. Грандиозные планы и титанические усилия целого народа приводят порой к историческому поражению. Триумфаторы могут превращаться в изгоев. В этом отношении судьба Троцкого особенно характерна. Взлетев на волне Октябрьской революции на самую вершину ее гребня, с окончанием Гражданской войны он стремительно заскользил вниз… Нет, он не стал менее популярен или менее одержим своей идеей. Ему не изменили талант памфлетиста и оригинальность мыслителя. Его речи не стали менее волнующими. Троцкий по-прежнему верил, что затихшие раскаты революции – дело временное. Он еще пристальнее вглядывался в далекие сполохи революционного пожара в Китае, полагая, что теперь в Европу революция может прийти оттуда. Нет, он не изменил ни себе, ни идее. Но время изменило ему. То, чем он жил, – революция – стало отодвигаться куда-то вдаль…
Переход к миру в истерзанной стране оказался трудным. После окончания Гражданской войны настало время платить по векселям-обещаниям, данным народу революцией. Дискуссии на тему, как выполнять обещанное, выявили существенные различия во взглядах руководителей большевистской партии. Все упиралось в бюрократическую тяжеловесность системы, зарождавшейся под руководством уже безнадежно больного вождя русской революции. Свои идеи по поводу управления страной Троцкий изложил в январе 1923 года в записке, направленной в Политбюро, в которой говорилось:
«В центре ряда моих письменных предложений, внесенных в ЦК, стоял вопрос о необходимости обеспечить правильное плановое руководство изо дня в день государственным хозяйством – под углом зрения, в первую голову, восстановления и развития государственной
