Троцкий - Дмитрий Антонович Волкогонов

советской власти и новой культуры. Выступая 17 июля 1924 года на совещании клубных работников с речью «Ленинизм и рабочие клубы», Троцкий, обосновывая необходимость усиления антирелигиозной пропаганды, в то же время утверждал, что для ликвидации религии допустимы и другие методы. «В антирелигиозной борьбе, – уверенно говорил он, – периоды открытой лобовой атаки сменяются периодами блокады, сапы, обходных движений. В общем и целом мы именно в такой период сейчас и вошли, но это не значит, что мы в дальнейшем еще не перейдем снова к атаке развернутым фронтом. Нужно только подготовить ее…» Далее Троцкий вопрошает:

– Наша атака на религию была законна или незаконна?

И отвечает:

– Законна.

Спрашивает сам себя:

– Дала она результаты?

– Дала…{643}

Действительно, «атака» на религию была массированной и затяжной, но самое ужасное в ней – «охота» на ее жрецов – священников. Эта «охота» началась после ленинской записки, продиктованной им по телефону М. Володичевой 19 марта 1922 года. Напомню: был страшный голод, охвативший Советскую Россию. И на основании декрета ВЦИК от 23 февраля 1922 года в городах страны началось насильственное изъятие церковных ценностей в фонд помощи голодающим. В городе Шуе верующие воспротивились реквизиции. Были вызваны войсковые подразделения. Произошел кровавый конфликт, погибли люди. Ленин отреагировал в высшей степени жестоко. Приведу некоторые тезисы из этого пространного документа.

«Строго секретно. Просьба ни в каком

случае копий не снимать, а каждому члену

Политбюро (тов. Калинину тоже) делать

свои заметки на своем документе.

Ленин.

Тов. Молотову для членов Политбюро.

По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим планом борьбы в данном направлении. Так как я сомневаюсь, чтобы мне удалось лично присутствовать на заседании Политбюро 20 марта (1922 г. – Д. В.), то поэтому изложу свои соображения письменно… Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления…

Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий (курсив мой. – Д. В.)… Официально выступить с какими-то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин, – никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий… Изъятие ценностей, в особенности, самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять (! – Д. В.), тем лучше.

Ленин»{644}.

Комментировать этот документ нет нужды. В нем все бесовство большевистской революции.

На записке «следы» Молотова: «Согласен. Однако предлагаю распространить кампанию не на все губернии и города, а на те, где действительно есть крупные ценности, сосредоточив соответственно силы и внимание партии. 19.III. В. Молотов»{645}.

На следующий день на заседании Политбюро, на котором присутствовали лишь четверо: Л. Б. Каменев, И. В. Сталин, В. М. Молотов и Л. Д. Троцкий, последний предложил проект директивы об изъятии церковных ценностей, которая была принята и разослана губкомам. Начатой «кампании» Троцкий пытался придать организованный характер. 17 пунктов документа, подготовленного Троцким, не содержат прямых указаний о расстрелах, но, по его выражению, борьба против «князей церкви» должна быть проведена решительно и в кратчайшие сроки{646}. Начались заседания трибуналов. В Москве 11 человек (священники, благочинные и граждане) были приговорены к расстрелу и другим мерам наказания. По ходатайству Троцкого шестерым приговоренным к смерти наказание было заменено тюремным заключением{647}.

Так выполнялось указание Ленина: «Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать»{648}. Зловещая проницательность указания очевидна: долгие десятилетия не только духовенство «не смело думать о сопротивлении», но и все общество. Комиссию по сбору изымаемых ценностей возглавил Троцкий.

Он был одним из активных исполнителей воли первого вождя по ограничению влияния церкви и ее обескровливанию, хотя и был настроен в этом вопросе менее агрессивно, чем остальные члены Политбюро.

Так, 15 мая 1922 года Троцкий направил Ленину, членам Политбюро, редакциям «Правды» и «Известий» письмо, в котором предлагал шире, активнее поддержать лояльную к советской власти группу духовенства во главе с епископом Антонином (А. А. Грановский). Троцкий пишет, что воззвание этой «сменовеховской» демократической группы нашло отражение лишь на страницах «Правды», да и то в небольшой заметке. В то же время «мельчайшая генуэзская (имеется в виду освещение в печати работы Генуэзской мирной конференции, которая проходила с 10 апреля по 19 мая 1922 г. – Д. В.) дребедень занимает целые страницы, в то время как глубочайшей духовной революции в русском народе (или, вернее, подготовке этой глубочайшей революции) отводятся задворки газет». Ленин в качестве сноски под этим текстом написал: «Верно! 1000 раз верно! Долой дребедень! Ленин. 15.V»{649}. Поддерживая Антонина и других «сменовеховцев» в церкви, большевики, тем не менее, делали упор в отношениях с религией на силе, рассчитывая ускорить время «глубочайшей духовной революции в русском народе».

Троцкий находился в эпицентре этой преступной кампании. Да, законы голода неумолимы. Нужно было спасать людей, но не убивая ради этого других. Жестокое время рождало и жестокие действия. Решая острейшие социально-экономические вопросы, большевики «попутно» как бы решали и вопросы культуры – освобождение сознания от догм религии. Но то было глубоким заблуждением. Во-первых, религия была союзником нравственности, а, во-вторых, бороться с идеями и убеждениями методами насилия не только преступно, но и неэффективно. Троцкий, при всей своей высокой интеллектуальности, не мог (или не хотел?) понимать этого.

В начале марта 1922 года он направил записку членам Политбюро, в Секретариат ЦК.

«Соверш. секретно,

тт. Ленину, Молотову, Каменеву и Сталину.

Работа по изъятию ценностей из московских церквей чрезвычайно запуталась, ввиду того, что наряду с созданными ранее комиссиями Президиум ВЦИК создал свои комиссии: из представителей Помгола (комиссия помощи голодающим. – Д. В.), представителей губисполкомов и губфинотделов. Вчера на заседании моей комиссии в составе тт. Троцкого, Базилевича, Галкина, Лебедева, Уншлихта, Самойловой-Землячки, Красикова, Краснощекова и Сапронова мы пришли единогласно к выводу о необходимости образования в Москве секретной ударной комиссии (курсив мой. – Д. В.) в составе: председатель – т. Сапронов, члены: т. Уншлихт, Самойлова-Землячка и Галкин. Эта комиссия должна в секретном порядке подготовить одновременно политическую, организационную сторону дела. Фактическое изъятие должно начаться еще в марте месяце и затем закончиться в кратчайший срок. Повторяю, комиссия эта совершенно секретная. Формально изъятие в Москве будет непосредственно от ЦК Помгола, где т. Сапронов будет иметь свои приемные часы…

11 марта 1922 г.

Троцкий»{650}.

«Ударная комиссия» действовала в духе того времени. То был удар не только по религии и церкви, но и по российской и мировой культуре. К слову сказать, ценности изымались где только можно: в церквах, музеях, у буржуазии, спекулянтов и дельцов. Эти ценности, многие из которых имели огромное значение для российской культуры, обращались в деньги для пополнения бюджета различных ведомств. Документы говорят, что изъятые церковные ценности почти не были потрачены на непосредственную помощь миллионам голодающих, а использовались совсем на другие нужды. По просьбе некоторых крупных партийных комитетов им выделялись определенные объемы так называемой тогда «роскоши». Вот выписка из протокола № 89 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 12 января 1922 года. Принято решение о выделении «предметов роскоши в целях создания местных фондов для Москвы и Петрограда, а также фонд для экспорта. Для определения его размеров и пр. создать комиссию в составе тт. Зиновьева (с правом замены т. Бене), Каменева (с правом замены т. Арутюнянц), Троцкого и Лежавы (с правом замены т. Рыкуновым)»{651}.

Протокол, подписанный В. М. Молотовым, свидетельствует не просто о вынужденном поиске денежных средств, но и о разбазаривании национального культурного достояния.

Стараясь повернуть дело культурного строительства, культурного воспитания народа на рельсы революционного развития, Троцкий видел в этом одно из условий подготовки мировой революции.