Королева пустыни - Джорджина Хауэлл

«Прибыла коробка от Мари – в ней должно было быть черное атласное платье, но ее вскрывали, и платье оттуда извлекли. Я просто в ярости. Осталась только картонная коробочка с маленькой черной атласной накидкой, которую Мари послала с платьем, сетки и золотой цветок…»

Еще сильнее ощущалась нехватка близких сейчас, в почти исключительно мужском мире, где она жила. Ей не хватало подруги, но женское общество здесь было представлено леди Кокс, женой ее начальника, случайными временными учительницами или миссионершами и «замечательной мисс Джонс» – приятной, но очень занятой экономкой офицерского госпиталя и дома отдыха ниже по реке. Гертруда оказалась ее благодарной пациенткой, когда, измотанная температурой воздуха 107[31] градусов и дефицитом приличной еды в Басре, свалилась в сентябре того же года с приступом желтухи. Она писала Флоренс: «Знаешь, никогда я так тяжело не болела. Даже не представляла себе, что бывает такая слабость, когда тело совершенно не слушается, и ум тоже уплывает».

После выздоровления Гертруда снова стала писать доклады. Она сообщила Хью и Флоренс:

«Объем написанного мной за прошлый год пугает. Кое-что из этого сляпано из отчетов, что-то из головы и прежних знаний, а что-то – попытки привести в порядок дальние углы нового мира, который мы сейчас открываем, и сухие, как порох, анализы жизни племен – скучные, но, вероятно, полезные более всего прочего… Но иногда становится несносной обязанность сидеть за письменным столом, когда рвешься в пустыню – посмотреть места, о которых слышала, и понять их для себя… Но человеку трудно делать что-либо большее, чем сидеть и записывать, если человек принадлежит к тому же полу, что и я, черт бы его побрал».

«Сляпано… сухие, как порох… скучные» – никогда не была Гертруда столь неискренней. Она знала, что ее доклады превозносит высшее руководство в Индии, Египте, Судане и Лондоне за живое и зачастую не без юмора разъяснение политической ситуации и за яркие занимательные портреты персонажей. В другом письме домой она это признает: «Счастлива вам сообщить, что слышала: к моим речениям в Лондоне проявляют поистине несообразное внимание».

Некоторые доклады Гертруда писала в рамках своих обязанностей для арабского бюро или как статьи в «Арабский бюллетень». Они увеличивали ее славу как самой, возможно, выдающейся личности среди англичан на Ближнем Востоке. Некоторые из ее статей, собранные вместе под заглавием «Арабы Месопотамии», выдавались как инструктивные материалы прибывающим в Басру британским офицерам. Эти материалы с отпугивающими заглавиями «Pax Britannica на оккупированных территориях Месопотамии» или «Основы правления в Турецкой Аравии» оказывались на удивление приятными и простыми для восприятия, одновременно сообщая офицеру-новичку все, что ему необходимо было знать. Обратившись к эссе «Звездопоклонники», можно было узнать, что догматы этой странной секты требуют жить возле текучей воды, придерживаться полигамии и верить, будто на самом деле мир есть гигантское яйцо. Кроме того, в этой секте придумали книгу, которую могли читать одновременно два жреца, сидящие по разные стороны водного потока. «Интересно, как это любопытное растение будет произрастать на почве британской администрации», – замечала Гертруда. «Никакая официальность, – писал сэр Кинахан Корнуоллис, директор арабского бюро с 1916 года, – не могла испортить свежесть и живость ее стиля или точность ее описаний. Сквозь них всегда была видна широта ее знаний, ее сочувствие и понимание тех людей, которых она так любила». Усталые политики и захлопотавшиеся политические агенты, просматривая входящую почту, с облегчением и предвкушением разворачивали отшлифованные резюме, подписанные «Г. Л. Б.». Гертруда не имела себе равных, когда описывала правительство Турецкой Аравии как фикцию: «Ни одна страна, представлявшаяся миру как воплощение установленного закона и централизованного правительства, не была в большей степени видимостью, чем Османская империя», или когда вдавалась в тонкости внутренней политики Маската: «Султан Сеид Фейсал ибн Турки увидел в британском подавлении торговли оружием отчетливое для себя преимущество, поскольку его бунтующие подданные сами себя снабдить оружием против него не могут», – или когда разъясняла, что битвы между племенами – это стремление «застать противника врасплох набегом… жертв бывает больше, чем на футбольном матче, бывает меньше». Письма Гертруды к Флоренс, Хью и другим родственникам написаны красиво, более интимно, но иногда с такими же далеко идущими выводами. Писать домой два-три раза в неделю было священной обязанностью, заменой проведенного вместе времени, а впоследствии почти извинением за вряд ли вероятное возвращение домой. Стало еще сложнее планировать даже поездку на родину, учитывая трудность путешествия и время, которое придется на него потратить, не говоря уже обо всем том, что пройдет мимо нее на этом восточном театре войны.

Поддерживание связи с любимыми людьми, более всего с отцом, было бегством от этого засушливого, одинокого, мужского мира войны и работы. Письма ей помогали не рассыпаться, напоминали, кто она и откуда. Гертруда всегда интересовалась делами своего отца, политическими или коммерческими, но иногда замечала, что интересы у Флоренс, Эльзы и Молли и даже у Мориса и Хьюго совсем не того масштаба, что у нее. Мы знаем, что она часто смягчала или опускала факты, чтобы не волновать родных, и старалась не писать слишком много о делах Месопотамии из страха им наскучить. Как и во время работы в отделе раненых и пропавших без вести, Гертруде иногда приходилось слышать и читать о зверствах и резне, и не было никого, с кем можно было поделиться, кто отвлек бы ее от этих кошмаров, которые события перед ней разворачивали. Отсутствие мужа сейчас ощущалось более, чем когда-либо. Дома Молли и в меньшей степени Эльза с их растущими семьями и неотложными домашними заботами улыбались важности ее дел и называли ее, пусть даже и любя, «Гертруда Великая». Тем временем она писала ответные письма о том, что занимало их, словно это было для нее не менее важно, чем дела ее страны. И только перед Чиролом Гертруда была близка к тому, чтобы признать правду: «Интересные письма – кроме ваших – приходят только из арабского бюро в Каире. Я им пишу еженедельно, и они отлично меня информируют о делах в Сирии и Хиджазе… Мои родные не пишут ничего, кроме как о своих делах, что мне очень приятно читать, благослови их Господь».

Кокс и Гертруда, работая теперь рука об руку и вместе с Уилсоном и прочим персоналом, много сделали для наведения порядка в вилайете Басры, проводя политику, способствующую развитию земледелия, финансов, права и образования. Они привлекли к процессу правления местных шейхов и платили им за управление их традиционными районами. К сожалению, эта первая попытка арабского самоопределения рассыпалась из-за коррупции и неразберихи. Пришлось в более дальние районы посылать британских администраторов, чтобы работали вместе с шейхами.