А порою очень грустны - Джеффри Евгенидис

Сдерживая тошноту, она прибежала в номер.

— О господи! Какая у них безобразная уборная!

— Просто ты у нас принцесса.

— Сходи туда! Сам увидишь.

Леонард спокойно отправился в туалет с зубной щеткой и вернулся с невозмутимым видом.

— Нам надо переехать в другой отель, — сказала Мадлен.

Леонард ухмыльнулся. Посмотрев на нее остекленевшими глазами, он сказал жеманным голосом:

— Принцесса из Приттибрука в ужасе!

Как только они легли спать, Леонард ухватил ее за бедра и перевернул на живот. Она понимала, что не следует позволять Леонарду заниматься с ней сексом, раз он так вел себя целый вечер. В то же время, ей было до того грустно, она чувствовала себя такой никому не нужной, что его прикосновения принесли ей громадное облегчение. Хотя с ее стороны это означало подписать некий отвратительный пакт, который может иметь последствия для всей ее замужней жизни, отказать она не могла. Она не сопротивлялась, когда Леонард перевернул ее и овладел ею сзади, без всякой нежности. Она была не готова, и поначалу было больно. Леонард не обращал на это внимания, двигаясь туда-сюда, ничего не видя. На ее месте мог быть кто угодно. Когда все кончилось, Мадлен заплакала, сперва совсем тихо, потом громче. Она хотела, чтобы Леонард услышал. Но он спал или притворялся, что спит.

Наутро, когда она проснулась, Леонарда в комнате не было. Мадлен хотела было позвонить матери, но на Восточном побережье была середина ночи. Кроме того, сообщать о поведении Леонарда было опасно. Ей никогда не удастся взять свои слова обратно. Поэтому она встала и начала шарить в его сумочке для туалетных принадлежностей в поисках пузырьков с таблетками. Один был наполовину пуст. Другой Леонард наполнил перед свадьбой, чтобы хватило, пока они будут в Европе.

Убедившись, что он принимает лекарство, Мадлен села на край постели и попыталась решить, как ей теперь быть.

Дверь открылась, и в комнату ворвался сияющий Леонард. Он вел себя так, будто ничего не произошло.

— Я только что нашел нам новый отель, — сказал он. — Гораздо лучше. Тебе понравится.

Искушение не поминать прошлую ночь было велико. Но Мадлен не хотелось создавать прецедент. Брак впервые навалился на нее всей тяжестью. Она не могла просто швырнуть в Леонарда книгу и уйти, как раньше.

— Нам надо поговорить, — сказала она.

— О’кей. Может, за завтраком?

— Нет. Сейчас.

— О’кей, — снова сказал он, чуть помягче.

Он оглядел комнату в поисках места, куда можно было бы сесть, но, так и не найдя, остался стоять.

— Вчера ты так нехорошо со мной обращался, — сказала Мадлен. — Сначала разозлился, когда я помогла тебе сделать заказ. Потом, за ужином, вел себя так, будто меня вообще нет. Постоянно заигрывал с официанткой…

— Я не заигрывал с официанткой.

— Нет, заигрывал! Ты с ней заигрывал. А потом мы пришли сюда, и ты… ты… ты меня просто использовал, как кусок мяса! — От этих слов она снова разрыдалась. Голос ее сделался писклявым, детским, она была страшно недовольна этим, но поделать ничего не могла. — Ты вел себя так, как будто ты… с той официанткой!

— Я не хочу быть с официанткой, Мадлен. Я хочу быть с тобой. Я люблю тебя. Я тебя очень люблю.

Это были именно те слова, которые Мадлен хотелось услышать. Разум подсказывал ей, что верить им нельзя, но другая, более слабая часть ее откликнулась радостно.

— Никогда больше так со мной не обращайся, — сказала она, все еще икая от рыданий.

— Не буду. Никогда не буду.

— Если это хоть раз повторится, то все, конец.

Он обнял ее, уткнувшись лицом в ее волосы.

— Больше такого никогда не произойдет, — прошептал он. — Я люблю тебя. Прости.

Они пошли завтракать в кафе. Погода в Ницце стояла облачная. Пляжи покрывала галька. В надежде продемонстрировать результаты своей предсвадебной диеты Мадлен взяла с собой купальник-бикини, скромный по меркам Лазурного берега, но для нее смелый. Однако плавать было холодновато. Они лишь однажды пару часов полежали в шезлонгах, которые зарезервировал для них отель, пока дождевые облака не загнали их в помещение.

Леонард оставался внимателен, мил, и Мадлен надеялась, что размолвки закончились.

Они собирались провести последние два дня в Монако, потом вернуться поездом в Париж, а оттуда лететь домой. Безоблачным ранним вечером, в первый по-настоящему теплый, солнечный день их путешествия они сели в поезд — езды было минут двадцать. Только что мимо пролетали кипарисы и сверкающие бухточки, и вот уже они въезжают в предместья Монте-Карло, слишком плотно застроенные, слишком дорогие.

Такси-«мерседес» отвезло их по горной дороге в отель, находившийся высоко над городом и бухтой.

Портье за конторкой, с аскотским галстуком на шее, сказал, что им повезло оказаться тут сейчас. Но следующей неделе начинается Гран-при, и все номера в отеле зарезервированы. А вот сейчас относительно спокойно, как раз то, что надо паре в медовый месяц.

— А Грейс Келли здесь? — спросил ни с того ни с сего Леонард.

Мадлен повернулась, чтобы взглянуть на него. Он улыбался во весь рот, глаза снова остекленели.

— Княгиня скончалась в прошлом году, мсье, — ответил портье.

— А я и забыл, — сказал Леонард. — Приношу искренние соболезнования вам и всей вашей стране.

— Благодарю вас, мсье.

— Только это ведь не настоящая страна, правда?

— Прошу прощения, мсье?

— Это не королевство. Всего лишь княжество.

— Мы независимое государство, мсье.

— А то я думал, интересно, знала ли Грейс Келли, что такое Монако, когда выходила за принца Ренье. В смысле, она, наверное, воображала, что он правит настоящей страной.

Выражение лица у портье сделалось бесстрастным. Он протянул им ключ:

— Мадам, мсье, надеюсь, вам понравится ваше пребывание здесь.

Как только они оказались в лифте, Мадлен сказала:

— Что с тобой такое?

— Что?

— Это же так невежливо!

— Я просто шутил с ним, — сказал Леонард со своей шутовской улыбкой. — Ты когда-нибудь видела кино со свадьбы Грейс Келли? Принц Ренье в военной форме, как будто у него какие-то великие владения, которые надо защищать. А потом оказываешься тут и понимаешь, что вся страна может уместиться внутри «Супердрома». Это киношная декорация. Неудивительно, что он женился на актрисе.

— Мне было очень неудобно!

— Знаешь, что еще смешно? — продолжал Леонард, словно не слышал ее. — Что они называют себя монегасками. Пришлось им придумать для себя особое имя подлиннее, ведь страна на самом деле — плюнуть некуда.

Леонард ворвался в их номер, швырнул на кровать свой чемодан. Он вышел на балкон, но через несколько секунд вернулся.

— Шампанского не хочешь? — спросил он.

— Нет, — ответила Мадлен.

Он подошел к телефону и позвонил официанту, обслуживающему номера. Действовал он совершенно нормально. В нем проявлялись именно те качества — экстравертность, живость, дерзость, — что привлекали Мадлен прежде всего. Только теперь они были усилены, словно стереосистему включили до того громко, что искажался звук.

Когда принесли шампанское, Леонард велел официанту поставить его на балконе.

Мадлен вышла туда поговорить с ним.

— С каких это пор ты полюбил шампанское?

— С тех пор, как приехал в Монте-Карло. — Леонард поднял руку и указал на что-то. — Видишь вон то здание? По-моему, это казино. Не помню, в каком фильме про Бонда его показывали. Может, сходим, ознакомимся после ужина?

— Леонард, — тихим голосом произнесла Мадлен. — Милый. Обещай, что не будешь злиться, если я тебя кое о чем спрошу, ладно?

— Что? — В его голосе уже звучало раздражение.

— Как твое самочувствие?

— Первый сорт.

— Ты принимаешь таблетки?

— Да, таблетки я принимаю. Вообще-то… — он вернулся в номер, чтобы достать литий из чемодана, потом снова вышел, — мне сейчас как раз пора принимать лекарство. — Кинув таблетку в рот, он хлебнул еще шампанского, чтобы запить. — Видишь? Все отлично, все первый сорт.

— Ты же вообще так не говоришь. «Отлично, первый сорт».

— Как видишь, все же говорю. — Он засмеялся своим словам.

— Может, тебе позвонить врачу? Просто на всякий случай.

— Кому? Перлману? — Леонард фыркнул. — Это он мне пускай звонит. Я этого парня сам могу поучить.

— О чем ты говоришь?

— Ни о чем. — Леонард неотрывно смотрел вниз на далекую бухту, забитую яхтами. — Просто я делаю кое-какие открытия, которые парню вроде Перлмана никогда и в голову не придут.

Дальше вечер пошел еще хуже. Допив бутылку шампанского, главным образом в одиночку, Леонард настоял на том, чтобы заказать еще одну. Мадлен не разрешила ему, тогда он рассердился и спустился в бар. Он начал угощать выпивкой других посетителей, группу швейцарских банкиров и их подруг. Когда Мадлен спустя час пошла его искать, Леонард сделал вид, что страшно рад ее видеть. Он обнимал и целовал ее, переигрывая.