Год Крысы. Путница - Ольга Громыко

— Так ведь она простолюдинка, — с ноткой жалости (Эх, такой самоцвет топорной огранкой испортили!) сообщил мудрец. — По крайней мере, когда мы пару недель назад с ней в Зайцеграде столкнулись, говор и повадки у нее были как из дремучей вески, горожане с одного этого веселились. Надо признать, бойкая девчушка и не без искры, но, увы, выше площадных баек ей не подняться.

— Она пришла на прием с моим коллегой, — припомнил замковый путник. — Я все хотел перекинуться с ним словечком, но парень словно нарочно держался на другом конце зала. Саврянин.

— Высокий, тощий и мрачный? Полноте! — добродушно рассмеялся Невралий. — Никакой он не путник. Бродяга, хам и пьянчуга, весь Зайцеград знает, как этот белокосый тамошнего наместника в кормильне отделал. Их, кажется, даже повесить за это хотели, но гляди ж ты — как-то выкрутились.

— Нет, он путник, — уверенно возразил замковый. — Или, по меньшей мере, обученный видун. Я почувствовал его дар, хотя было в нем что-то… странное. И крыса моя забеспокоилась.

— Крыса… — Шарак задумчиво поскреб подбородок, обмениваясь с путником понимающими взглядами. — Давай-ка разыщем этого саврянина и проверим, на месте ли его собственная свеча.

Мудрец глядел им вслед, продолжая светло и приветливо улыбаться. Только в глубине глаз злорадные искорки проскакивали.

Луна просвечивала пузырьки по-разному, одни ярче, другие слабее. То ли от налива зависело, то ли от самих чернил — стекло было слегка затемненным, не понять. Рыске вспомнилось, как она выбирала записки для Сурка. Но там была одна из двух-трех, а тут — полторы дюжины!

Девушка раз перебрала их взглядом, другой. Этот? Или вон тот? Пятый слева почему-то больше других нравится…

— Вот, — робко сказала она.

Альк взял у нее пузырек и… молча поставил обратно.

— Почему?!

— Ты не использовала дар.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Давай еще раз.

— Только быстрее, — прошипел Жар. Когда вор забирался в дом, в голове у него словно лучина зажигалась: пока горит, безопасно. И огонек только что перевалил за середину.

Как же их выбирать-то?! Рыска вспомнила, что рассказывал саврянин, и попыталась представить вместо первого пузырька кучку цветных горошин, но в ее воображении они принялись кататься по столу, перемешиваясь и только что не хихикая.

— Любую задачу можно решить несколькими путями, — чуть слышно шепнул-дыхнул Альк в самое ухо. — Не пытайся найти вероятность для каждого пузырька. Выбери ту, в которой ты сможешь прочесть письмо.

Рыска сглотнула, заталкивая внутрь очередной рвущийся с языка — и совершенно лишний вопрос. Учить и учиться было некогда. Только делать, уповая на ту крошку удачи, что Хольга припрятала в рукаве от назойливых всезнаек-путников. Для их же блага, иначе останется только сдаться и умереть.

Письмо. Желтоватый плотный листок, так и норовящий скрутиться обратно. Где-то внутри него, будто древоточцы под корой, прячутся буквы, которые уже погубили одну жизнь и незаметно подбираются к следующим. Надо как-то выковырнуть их оттуда, пока они не натворили новых бед, выманить наружу… В ушах зашумело, стол и чучела начали расплываться, и только пузырьки почему-то остались четкими-четкими, как пузатые бусины на нитке. Рыске показалось, что еще чуть-чуть — и она увидит буквы, сможет прочесть безо всяких теней. В углу листка блеснула золотинка, медленно поползла вверх, оставляя за собой линию…

Пальцы на ее плечах стиснулись.

— Альк! — спохватилась девушка и затрепыхалась, пытаясь высвободиться, но саврянин не позволил.

— Продолжай.

— Но… тебе же больно!

— Ничего, потерплю.

Рыска снова попыталась сосредоточиться на письме. Закрыла глаза — так было проще, хотя сердце все равно колотилось как бешеное. Это еще хуже, чем руку ему зашивать! Тогда девушка хоть знала, что делает, и лечила, а не калечила!

— Прислушивайся к себе, а не ко мне, дура. Нашла время сопли распускать.

От злого голоса саврянина Рыску чуть отпустило. Перед внутренним взором снова возникло письмо — такое осязаемое, что у девушки зачесались кончики пальцев. Еще чуть-чуть и из глубины бумаги начнут проступать буквы; вот, уже что-то виднеется, подсеченной рыбкой бьется на конце лески-дороги…

Рыска неосознанно вытянула вперед руку.

Дыхание за ее спиной стало еще тяжелее, с присвистом. Альк слишком хорошо понимал, что если закричит или даже застонет — заставить девчонку попробовать в третий раз не удастся.

Протянутая рука медленно двигалась над пузырьками, как ворот над перекрестком восемнадцати дорог.

А потом, резко потяжелев, упала.

Как только холодные стеклянные грани врезались в ладонь, наваждение исчезло. Разомкнулись и клещи на плечах.

— Молодец, — в нос прохрипел Альк, отступая назад. — Прячь, ворюга.

— Рысь! Да отпусти ж его наконец. — Жар еле выковырял пузырек из судорожно стиснутого кулачка. Девушка изумленно заморгала, уставилась на проплешину в ряду. Седьмой слева. Никогда бы не подумала. — Уходим?

— Погоди щепочку. — Саврянин вернулся к кровати, встал на нее одной ногой и принялся отцеплять мечи.

— Что ты делаешь?! — перепугалась Рыска.

— Компенсация за моральный ущерб, — злорадно прошипел Альк. — И возвращение украденных реликвий на историческую родину, если тебе так будет понятнее.

— Но мы же не собирались ничего брать! Наместник заметит!

— Плевать. И так уже слишком много ошибок допустили.

— Каких?!

— Хозяйское внимание привлекли. Мудрец нас узнал. Ковер закапали.

— Чего?

Рыска попыталась рассмотреть темноту под ногами, но тут белокосый вернулся, и девушка с ужасом заметила у него под носом черные усы.

— Ой, Альк…

— Мы это сделали. Остальное — неважно. — Саврянин протянул более длинный меч Жару. — Спрячь под рясу.

Сам Альк приподнял камзол сзади и засунул второй клинок вдоль хребта, острием вверх. Притянул рукоять поясом.

— Кончик у шеи торчит, — заметил вор.

Саврянин молча поднял воротник. Клинок лежал в желобке между мышцами прочно и удобно, как в ножнах, почти не сковывая движений. Только осанка у Алька стала еще прямее, чем у Рыски в корсете.

— Как меч проглотил, — хихикнул Жар.

— Идем. — Белокосый осторожно отодвинул засов. Девушке показалось, что он заколебался, прежде чем шагнуть в темноту, — но лишь на миг.

В коридоре по-прежнему было пусто и тихо, только умиротворяюще доносилась снизу музыка. На нее хотелось бежать, как из страшного дремучего леса к желтеющим вдали огонькам. Но кто знает — веска это, светящиеся гнилушки или волчьи глаза?