Цена посвящения: Время Зверя - Олег Маркеев

Сначала какофония звуков залепила уши и тупой болью ударила в мозг. Глеб сфокусировал все внимание на дыхании соседки, и остальные звуки сделались глуше. Послушав мерное, с легкой табачной хрипотцой дыхание, он перевел «фокус внимания» на бармена. Парень, оказывается, думая, что его никто не слышит, считал в кармане купюры. Глеб отчетливо различил двенадцать шелестящих, слоящихся звуков. «Сто сорок пять», — свистящим шепотом закончил подсчет чаевых бармен. Влажно цокнул языком.

Глеб с брезгливостью оторвал «фокус внимания» от его губ и направил в зал.

— Прикинь, облом, да? Час как познакомились, а она сразу залепила: «Ой, забыла, мне за мобильник заплатить надо». Ну, типа, телефончик дам, но один хрен не дозвонишься. Прикидываешь? Мне не в падлу двадцать баксов ей на счет кинуть… Но не в первый же час бабло из меня сосать!

— Ноги-то у телки ничего?

— Ноги ничего, сиськи тоже нормальные. Мозгов, блин, нету.

— Ну ты ей хоть вдул?

— Само собой. Но на душе как-то хреново.

— Слушай, и как ты его терпишь?

— А что терпеть, что терпеть-то? У него как… Вот как эта креветка. Я не вру! Ха! Сейчас в сауну поедем, сама убедишься. И всего раз в неделю по две минуты.

— Дура, я про характер!

— Бросьте, даже Чернобыль не стоил Горбачеву власти. А вы говорите — дефолт! Пока нет реального конкурента, Ельцин всю страну может керосином залить и поджечь, ни одна шавка не тявкнет. Ваше здоровье!

— Лучше через Брест. У меня там таможенник «на подсосе».

— Нравится? У меня к ним еще кулон есть. Тоже с сапфирчиками.

— Ну, значит, вытащили мы того лоха, приложили пару раз об капот, он и потек. Ключи от тачки, барсетку, мобилу — все отдал. Только отъехали, я в барсетку за документами сунулся, гляжу, блин, а мы не того обули! Вернулись назад, а он уже ноги нарисовал. Прикинь, да?

— У меня принцип, хоть под негром меня застукай, все равно все отрицать буду. Хоть режь!

— Ага, тебе легко. А мой вместе с негром грохнет и в одной могиле закопает.

— М-м, кстати, хочешь негра попробовать? Есть хороший мальчик из «Лумумбы».

— Считайте сами: армия, МВД, ФСБ с МСЧ, лужковские строители, железнодорожники, сантехники, дворники, электрики и прочая срань из ДЭЗов. Кто еще? А — бюрократия вся поголовно. Им как прикажут, так и проголосуют. А сколько их? Минимум половина населения! Так что за выборы можно не опасаться. Хоть меня назначьте — выберут! Еще по одной?

— Не туда смотришь. Вон у стойки кадр стоит. Класс, да?

— Да ты чё, заяц беззубый, гонишь? Он мне хлебником был по первой ходке, понял, да!

— Обожаю «Кюросао»! Котик, я что-то не так сказала?

— Из бюджета берешь, сколько хочешь, и можешь вообще не отдавать. А из «общака» берешь, сколько надо, и отдаешь до копейки. Мне удобнее работать с бюджетом.

— Как эта гадость называется? Трепанг…. Мудацкое какое-то название. Но, ничего, вкусно.

— Жена с детьми в Германии. И им, и мне так спокойнее. Выпьем, девочка моя?

— Последний раз жирую, завтра на кичу. Папа дал команду всем сесть.

— Посмотри, она же вся в складках! Как ее Леопольд бросил, так и развезло.

— Что ты хочешь, нервы. Он ей квартиру, кстати, оставил? Нет?! Так ей, кобыле, и надо.

— А потому, что так приучены. Раз начальник, лобызай в задницу. Кириенко, кто его знал? Месяц как вытащили, а рейтинг вырос на сорок процентов. С полного нуля — до сорока! Вот вам и Россия, наш дом! Повторим?

— Вадик, мне скучно! Мы с Людой хотим в сауну.

— Замерзла? Попрыгай, согреешься.

— Триста «налом» и дом в Баковке. Считаешь, этого мало?

— Я что, клюкнутый на всю голову? Против папы не попрешь. Или тут под джипешник положит или на зоне под лесовоз бросят.

— Убери лапы, люди смотрят.

— Это менты его заколбасили, бля буду.

— Мясо жестковато. У вас как?

— Что мы все о политике, ей-богу! Стриптиз у них тут бывает?

— Отпад! Сверху вот так. И разрез — до попы. Всего пятьсот «баксов».

— Евреи устриц не едят. Им Коран запрещает хавать все, что в грязи лежало. Ну не Коран… Как ее? Первая часть Библии, блин. Как она называется, Жижа?

— Библия и называется.

— Руку убери. Серж увидит, убьет обоих.

— Между пятой и седьмой — промежутка нет совсем! Га-га-га!

Глеб направил «фокус внимания», представив его сияющим шариком, через зал к нише. «Шарик» пропрыгал по ступенькам и вкатился в бильярдную…

Модный старался говорить уверенным, не терпящим возражений тоном, но в голосе слышалась трещинка.

— Как, как? Берешь десяток лохов, сажаешь их, на фиг, в гараже, стеклорезы в руки — и вперед! За ночь чтобы все мониторы раскурочили.

— Ты представляешь, Модный, сколько в фуре тех мониторов? Проще у Глешки номера узнать.

— Обойдемся! Сказал, резать, значит, резать. Что буркалы выпучил?

— Модный, Басурман прав, это стрем.

— А тебя никто не спрашивал!

— Ты бы хоть с батей перетер, — прогудел голос Басурмана. — Про Глешкину «крышу» только он знает.

— Вот где я видал твоего Глешку! — Модный задышал нервно, с присвистом. — То же мне, положенец нашелся! Я таких из параши жрать заставлял.

— Если Глешку без спроса кинем, батя всех в параше перетопит.

— Что-то ты, Басурман, базарить не по делу начал. Зассал, так и скажи. Вон, Родик вместо тебя поедет.

— А что, поеду! Ночь туда, день обратно. Три «лимона» — ходка.

— Губу закатай, родимый! Ты на первом же посту ГАИ спалишься.

— Не понял?

— Цыц! Короче, Басурман, ты едешь или нет?

— Еду. Но только за товаром. Остальное меня не колышет. Хочешь кидать Глеба, твое дело. Я не подписываюсь. При всех заявляю.

— Мал ты еще заявы объявлять. — Туфли Модного проскрипели к углу, где жарко дышал пес. — Башли на дорогу я дам. Сколько надо?

Глеб резко, словно выплюнул команду, выдохнул.

Из ниши вырвался истошный рев. Заглушил шум в зале. В миг сделалось пронзительно тихо, все звуки умерли. Остался только этот крик раненого животного. Потом к нему подключился еще один, сначала низкий, животный, он в секунду взлетел до свербящего поросячьего визга.

Глухо бабахнул выстрел. Взвыл пес. Второй выстрел — и он затих. Только две человеческие глотки продолжали исторгать боль и ужас.

Мутный поток страха, тошнотворный и теплый, как из прорвавшейся канализации, хлестал из ниши в зал.

Крики разом оборвались. Но страх остался. В зале все еще висела плотная тишина.

Соседка, нервно дрогнув спиной, повернулась к Глебу.

Он усмехнулся в ее вытянувшееся лицо и тихо произнес:

— Предмет для игры в шары из трех букв? — Ответа в таком состоянии, само собой, она дать не могла. И он добавил: — Кий. А ты что подумала?

— Идиот! — выдохнула Наташа.

Зал ожил и забурлил. Дрелью в бетон засвербил бабский визг, но после звонкой оплеухи заткнулся. Сразу несколько человек сорвались со своих мест и бросились к нише. В бильярдной заметались возбужденные голоса.

Глеб краем глаза отметил, что пара-тройка солидного вида фигур сквозь полумрак заскользили к выходу.

Кто-то из обслуги с перепугу врубил динамики на полную мощь и включил цветомузыку. Огненные блестки заплясали на стенах. «Чао, бамбино, синьорита!» — мартовскими кошками затянули «Блестящие».

— Шапито! — Глеб покачал головой и одним глотком прикончил коктейль.

Мята, лайм и замороженный спирт, царапнув горло, ухнули в желудок. Взорвались бесцветным огнем.

За спиной, приближаясь, гулко затопали шаги. Дрогнула стойка, приняв тяжкий удар мощного тела.

— Слышь, жопник, полотенце и лед дай! — скрипя зубами, прорычал Басурман.

Бармен, ничуть не обидевшись, сноровисто выложил перед ним все требуемое. Глазами, лицом и всем телом спросил: «Чего еще изволите?» Получив в ответ тяжелый взгляд, испарился.

Глеб развернулся.

— Что там за бардак, Басурман?

Басурман прикручивал к левому запястью полотенце со льдом. Повернул голову. Удивленно уставился на Глеба.

— Ты еще здесь? — выдохнул он.

Глеб проигнорировал вопрос. Продолжал требовательным взглядом сверлить округленные глаза Басурмана. Пахло от Басурмана кислой нервной испариной, псиной и свежей пороховой гарью.