Голос мертвых - Брайан Ламли

Я должен также попросить у тебя прощения за то, что так долго рассказывал о Марилене... мне это доставило истинное удовольствие. С кем же еще я могу поделиться своими воспоминаниями? Только с некроскопом! Только он один может услышать и понять меня...

Ты, конечно же, знаешь, что я — отец Яноша, и, возможно, теперь уже догадался, что матерью его была Марилена. Он был моим кровным сыном — плодом любви и страсти мужчины и женщины, результатом кипения крови и проникновением всего лишь одной маленькой частички его в ее лоно, где эта капелька — источник новой жизни — оплодотворила яйцеклетку и зародила внутри ее новое существо. Да, он был моим кровным сыном, “природным”, “естественным” — в нем не было ничего от вампира. Так должно было произойти. Я не знал, удастся ли мне совершить подобное, но хотел хотя бы попытаться породить новую жизнь без помощи вампира. Я обязан был сделать это ради Марилены, дать ей возможность по-настоящему стать матерью.

Но что если я потерплю неудачу и ребенок вырастет вампиром?

Что ж, в любом случае это будет мой сын. И я научу его всем приемам и хитростям Вамфири, с тем чтобы, когда я отправлюсь странствовать по миру, он мог остаться здесь, позаботиться о моем замке и уберечь мои горы от вторжения врагов.

Что?.. Ну да!.. Ты, конечно, вспомнил сейчас о том, что раньше я уже возлагал столь же большие надежды на этого неблагодарного валаха Тибора! Согласен... но такова уж натура всех великих людей — они пытаются вновь и вновь и не жалеют ничего в стремлении достичь совершенства. Разве что, как я уже тебе говорил, я был не из тех, кто легко смиряется с неудачами.

Когда Янош родился, он производил впечатление нормального, обыкновенного ребенка. Он был незаконнорожденным, внебрачным сыном, что очень расстраивало Григория, его деда, но не имело ровным счетом никакого значения для меня. На его руках, так же как и у Григория и Марилены, было три пальца. Но этот недостаток являлся наследственным, фамильная черта — не более. В нем не было ничего порочного.

Однако, по мере того как он рос, становилось все более ясно, что я потерпел неудачу. Моя сперма, которую я усилием воли постарался избавить от какого бы то ни было красного влияния, все же оказалась окрашенной, хотя и слегка. Глупо было надеяться на успех подобного эксперимента: может ли орел произвести на свет воробья или серый волк — визгливого розового поросенка! Еще труднее вампиру, чье даже легкое прикосновение уже оставляет несмываемое пятно. Дать жизнь невинному младенцу! Нет, Янош не был истинным вампиром, но в его жилах текла нечистая кровь вампиров. Да, все мои пороки проявились в нем в удвоенной мере, но при этом совершенно отсутствовали мои мягкость, гибкость и умение быть осторожным. Однако в молодости и я был своеволен и упрям, а, потому, как отец, я решил объяснить ему, что к чему. Этим я и занялся, а в тех случаях, когда, для того чтобы остановить его или направить на верный путь, требовалась твердая рука, не брезговал применить и силу.

И все же... он рос упрямым, чересчур гордым, до крайности жестоким — вообще, с мозгами у него явно было не все в порядке. Единственное, в чем он в точности следовал моим советам и чему научился в совершенстве, — это держать в подчинении цыган. Не только зганов Зирры — племя его деда и матери, которое к тому времени вновь увеличилось, но и моих, зганов Ференци. Мне казалось даже, что его они любят больше, чем меня. Вполне вероятно, меня это задевало, и я в какой-то степени завидовал ему. Возможно, это заставляло меня относиться к нему с еще большей строгостью.

Так или иначе, но я обязан упомянуть еще об одном его несомненном достоинстве — он очень любил свою мать. Такое отношение к матери вполне естественно для ребенка и необходимо ему, пока он маленький, но вовсе не всегда характерно для взрослого мужчины. Ибо любовь любви рознь. Ты вскоре поймешь, что я имею в виду...

А тем временем в мире происходило множество бед и несчастий — беды возникали, множились и горячей волной обжигали все вокруг. Лет десять тому назад Салладин уничтожил королевства франкских крестоносцев, жестокий и порочный наемник Тибор теперь воевал где-то на дальних границах Валахии, будучи воеводой и получая плату золотом от мелких князьков и бояр. За Греческим морем, в Турецких землях, вновь стеной поднялись монголы, сметая и сжигая все на своем пути. Войны бушевали возле самых границ Венгрии. Еще один Иннокентий, уже третий, недавно был избран папой римским. Да-а-а... Повсюду, по всему миру до самых горизонтов клубились тучи, изрыгая красные молнии!..

...И скажи на милость, где, по-твоему, в это страшное время был Фаэтор Ференци? Все наверняка решили, что он уже страдает старческим слабоумием, если сидит в своем замке в горах, следит за порядком, воспитывает и обучает хорошим манерам ублюдка-сына, в то время как его некогда отважные воины-зганы напиваются, дрыхнут, сколько им вздумается, и хихикают за его спиной.

Так незаметно для меня прошло еще какое-то время. Но однажды утром я проснулся, тряхнул головой и огляделся вокруг. И вдруг почувствовал себя изумленным, потрясенным и совершенно сбитым с толку. Двадцать лет промелькнули как один день, а я этого даже не заметил. И осознал только сейчас. Все это время я словно спал летаргическим сном, был болен, околдован, находился под воздействием таинственных чар, у обыкновенных людей называемых любовью. Да-а-а... И она подчинила меня себе, сделала слабым. Куда подевались все мои таинственные навыки, мое мастерство? Я превратился не более чем в мелкого землевладельца, никому не известного боярина, презренного хозяина никому не нужных земель и примостившегося возле скал каменного домишки.

Я отправился к Марилене, и она прочла мне мое будущее. “Мне предстояло присоединиться к великому и кровавому крестовому походу, — сказала она, добавив, — что не будет мне мешать”. Я ничего не мог понять. “Она не станет мне мешать? Да она же не могла перенести даже краткой разлуки со мной О каком еще крестовом походе она говорит?” Но она в ответ только покачала головой. Она видела лишь, что я буду сражаться в какой-то страшной святой битве, а потом... казалось, все ее способности к прорицательству, хиромантии, астрологии вдруг покинули ее. О, разве мог я тогда знать, что она одновременно прочла и свое будущее — только лишь затем, чтобы убедиться, что его у нее нет!

Однако... она говорила о великом и кровавом крестовом походе? Обдумав ее слова, я решил, что она, вполне возможно, права. Новости в то время распространялись очень медленно, а иногда не доходили до меня вовсе. Я начал ощущать себя, как в тюрьме, вместе со вновь возродившейся жаждой мести ко мне возвратились воспоминания обо всех прежних обидах и разочарованиях.