Таинственный сад. Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Ходжсон Бернетт

из золотой парчи. А вот попробуй остаться ею в другое время, когда никто и не подозревает о том, что ты принцесса. Мария-Антуанетта оставалась королевой и тогда, когда ей оставили одно чёрное платье и заточили в тюрьму, когда голова её побелела, когда её оскорбляли и звали „вдовушкой“. В это время она была королевой ещё больше, чем в те дни, когда её окружали блеск и веселье. Мне она больше всего нравится именно в это время. Она не дрогнула перед ревущими толпами. Она была их сильнее – пусть даже они отрубили ей голову».

Это была не новая мысль – Сара уже не раз обращалась к ней. Эта мысль поддерживала её в самые трудные дни, когда на её лице появлялось выражение, непонятное мисс Минчин, а потому выводящее её из себя: ей казалось, что в глубине души Сара живёт жизнью, которая поднимает её над остальными. Она словно не слышит брани и оскорблений, а если и слышит, то не обращает на них никакого внимания. Иногда, делая Саре строгий выговор, мисс Минчин замечала, что та смотрит на неё спокойно, не по-детски, с гордой усмешкой в глазах. Мисс Минчин не знала, что в эти минуты Сара про себя говорит: «Вам, мисс Минчин, и в голову не приходит, что вы говорите всё это принцессе. Стоит мне только кивнуть – и вас тотчас отправят на эшафот. Я этого не делаю лишь потому, что я принцесса, а вы – жалкая, глупая, злая и грубая женщина и не умеете быть другой».

Эти фантазии чрезвычайно занимали и развлекали Сару; странно, но они её утешали, и это было хорошо. Она никогда не отвечала грубостью или злобой на грубость и злобу окружающих.

«Принцессе надо быть вежливой», – говорила она себе. Когда служанки, беря пример с хозяйки дома, бранили её и оскорбляли, Сара, гордо подняв голову, отвечала им так учтиво, что они совершенно терялись.

– У этой девчонки такие манеры, будто она как сейчас из Букингемского дворца[16], – с усмешкой говорила иногда кухарка. – Я, бывает, на неё наброшусь, но она никогда себя не забывает. «Пожалуйста» да «простите», «будьте так добры» да «могу я вас потревожить?» – так и сыплет всякими словечками.

На следующее утро после встречи с Рам Дассом и его обезьянкой Сара занималась французским со своими маленькими подопечными. Закончив урок, она собирала тетрадки, размышляя о том, чего только не приходилось делать королям и королевам в изгнании. Альфреду Великому[17], например, жена пастуха велела напечь лепёшек; когда же лепёшки подгорели, она отвесила королю оплеуху. Вот, верно, испугалась, когда узнала, кто это был! Хорошо бы мисс Минчин узнала, что Сара – принцесса, настоящая принцесса, хоть и ходит в худых башмаках!.. При этой мысли в глазах у Сары появилось выражение, которое особенно раздражало мисс Минчин. Мисс Минчин, которая как раз стояла рядом, не могла этого стерпеть: она пришла в ярость, подбежала к Саре и надавала ей пощёчин – совсем как жена пастуха королю Альфреду. Сара вздрогнула и, пробудившись от своих мечтаний, на миг застыла. От неожиданности у неё перехватило дыхание. Затем, сама не зная почему, она тихонько рассмеялась.

– Чему вы смеётесь, дерзкая, наглая девчонка? – вскричала мисс Минчин.

Сара уже овладела собой, вспомнив, что она принцесса. Щёки у неё пылали от нанесённых ей ударов.

– Я думала, – ответила она.

– Сейчас же просите у меня прощения, – потребовала мисс Минчин.

После минутного колебания Сара ответила:

– Я готова просить у вас прощения за смех, если он вам показался обидным, но не за то, что думала.

– О чём вы думали? – вопрошала мисс Минчин. – Как вы смеете думать? Что вы думали?

Джесси захихикала и толкнула локтем Лавинию. Ученицы подняли глаза от книжек и прислушались. Когда мисс Минчин нападала на Сару, они всегда с интересом слушали. Сара порой так странно отвечала – и совсем не боялась! Она и сейчас не испугалась, хотя щёки её горели, а глаза сверкали.

– Я думала, – ответила она учтиво и с достоинством, – что вы сами не знаете, что творите.

– Не знаю, что творю? – переспросила мисс Минчин, задыхаясь от гнева.

– Да, – подтвердила Сара. – И ещё я думала, что бы случилось, если бы я была принцессой и вы бы ударили меня… как бы я поступила? А потом я подумала, что, будь я принцессой, вы бы никогда не решились меня ударить, что бы я ни сделала и что бы ни сказала. Я подумала, как бы вы удивились и испугались, если бы вдруг узнали…

Сара настолько живо всё себе представила и говорила с такой уверенностью, что даже мисс Минчин прислушалась к её словам. Этой ограниченной, лишённой всякого воображения женщине на миг почудилось, что, если Сара говорит так уверенно, значит за ней действительно стоит какая-то сила.

– Что узнала? – воскликнула она. – Что?

– …что я и вправду принцесса и могу поступать, как хочу.

Девочки с изумлением смотрели на Сару. Лавиния всем телом подалась вперёд, чтобы не пропустить ни слова.

– Ступайте в свою комнату! – вскричала, задыхаясь, мисс Минчин. – Сию же минуту! Убирайтесь отсюда! Всем остальным – заняться своим делом!

Сара слегка поклонилась.

– Извините, что я засмеялась, если вам это показалось невежливым, – произнесла она и вышла, оставив мисс Минчин бороться со своим гневом.

Девочки пригнулись над учебниками и зашептались.

– Нет, ты заметила? Заметила, какой у неё был чудной вид? – зашептала Джесси. – Ты знаешь, я вообще не удивлюсь, если вдруг откроется, что она совсем не та, за кого мы её принимаем. А вдруг так оно и есть?!

Глава 12

За стеной

Когда живёшь в большом городе, где дома стоят в одном ряду, плотно прилегая друг к другу, интересно бывает размышлять о том, что говорят и делают за стеной тех комнат, в которых ты обитаешь. Сара подчас пыталась представить себе, что кроется за стеной, отделяющей их пансион от дома индийского джентльмена. Это было очень увлекательно! Она знала, что классная примыкала к кабинету индийского джентльмена, и надеялась, что стена между ними достаточно толстая и что шум, который порой поднимается после уроков, его не беспокоит.

– Я уже понемногу к нему привязываюсь, – призналась она Эрменгарде. – Мне бы не хотелось, чтобы его беспокоили. Я уже считаю его своим другом. Иногда такое случается – даже если ты с людьми и словом не перемолвился. Если о них думать, наблюдать их и жалеть, они становятся тебе как родные. Я всегда так волнуюсь, когда доктор