Трагедия 1941 года - Арсен Мартиросян

Возмутительным фактом является и то, что штаб корпуса не установил связь с обкомом, выехал на командный пункт за город, потеряв связь со своими частями. Таким образом, многие командиры и политработники вместо организации эвакуации в панике бежали из города, в первую очередь спасая свои семьи, а красноармейцы бежали в беспорядке.

Обком и Горком КП(б)Б вместе с обл. управлениями НКВД и НКГБ пытались первое время навести порядок в городе, но эффективно ничего сделать не смогли, поскольку красноармейские части в панике отступали. Поэтому, не зная обстановки, не имея связи с военным командованием, не рассчитывая на боеспособность воинских частей, мы вынуждены были оставить г. Брест.

Обком КП(б)Б считает, что необходимо принять самые срочные и решительные меры по наведению порядка в 4-й армии и укрепить руководство 4-й армии»[127].

Небольшой комментарий. Обратите внимание прежде всего на то, что уже 25 июня 1941 г. секретарь Брестского обкома партии с горечью вынужден был констатировать катастрофическое положение. А всего-то прошло три дня с начала войны. Но это еще что. Во-первых, посмотрите, что написал секретарь обкома: «…несмотря на сигнал военной опасности, командный состав жил в городе на квартирах». Весьма незатейливо секретарь обкома подтвердил, что накануне войны командованию воинских частей ЗАПОВО действительно было специальное предупреждение о грозящем нападении. Но едва ли речь шла о директиве № 1, которую Жуков и Тимошенко послали только ночью 22 июня. Да и не предназначалась она для оповещения партийных органов — это была директива сугубо для командования. К тому же эта директива не успела дойти до всех командиров, ибо началась война. Так что без прегрешения против истины можно твёрдо утверждать, что речь шла о директиве от 18 июня 1941 г.! О ней партийные органы действительно знали. И это тем более так, если учесть, что секретарь написал «несмотря на сигнал военной опасности, командный состав жил в городе на квартирах». То есть в том смысле, что командование продолжало-таки проживать на городских квартирах даже после предупреждения. Что, свою очередь, означает некоторый временной промежуток между получением сигнала военной опасности и продолжением жития на городских квартирах. В совокупности это означает, что предупреждение действительно было за несколько дней. А оно ведь действительно было — 18 июня 1941 г.! Однако военное командование проигнорировало этот сигнал!

Во-вторых, изложение секретарем обкома фактической «технологии» уничтожения гитлеровцами двух стрелковых дивизий в Брестской крепости ещё раз подтверждает, что командование действительно проигнорировало сигнал военной опасности. Объясню, почему столь категорично. Из дневника помощника уполномоченного Ставки маршала К. Е. Ворошилова — генерал-майора Л. А. Щербакова, сопровождавшего его в поездке на Западный фронт в первые дни войны, — четко видно, что очень многое в действиях командования и дислокации войск ЗАПОВО накануне войны оказалось весьма неожиданным для Климента Ефремовича. А ведь даже после отставки с поста наркома обороны в мае 1940 г. Ворошилов был отнюдь не последним человеком в высшей государственной и военной иерархии СССР — с того же мая 1940 г. он являлся заместителем Председателя СНК СССР (то есть, если по-современному, вице-премьером) и Председателем Комитета Обороны при Правительстве СССР. То есть фактически вице-премьером по военным делам. И вот даже для такого, обладавшего исключительной информированностью в военных делах человека едва ли не все вдруг оказалось неожиданным, особенно в дислокации войск ЗАПОВО накануне войны. Из содержания дневника Щербакова со всей очевидностью вытекает, что Ворошилов был просто потрясён, увидев 22 июня на карте в Брестской крепости 6-ю и 42-ю стрелковые дивизии 4-й армии, а вблизи ещё и танковую дивизию. В первые же минуты войны все три понесли столь тяжелейший и невосполнимый урон, что стрелковые дивизии фактически сразу были зачислены в разряд уничтоженных практически поголовно. А теперь попробуйте понять потаённый смысл происшедшего. Председатель Комитета Обороны при Правительстве СССР — он же вице-премьер по военным делам — до 22 июня включительно не знал, что дивизии 4-й армии — в Бресте! А ведь его обязаны были проинформировать об этом. И сделать это должны были Тимошенко и Жуков. Потому что именно по их указанию упомянутые части 4-й армии перебросили в Брест накануне войны. И выходит, что они погибли по прямому указанию Тимошенко и Жукова, которые не проинформировали о переброске войск даже Председателя Комитета Обороны при Правительстве СССР! Проще говоря, их подставили под фатально неизбежную погибель, фактически заперев в каменном мешке под названием «Брестская крепость», из которой даже в мирных условиях и то невозможно было быстро выйти. В-третьих, потрясает упоминание секретарем обкома факта о том, что у воинских частей не было даже патронов. А ведь 18 июня 1941 г. была дана директива о приведении войск в полную боевую готовность. Что, в свою очередь, непременно подразумевает и выдачу боеприпасов. Но этого не было сделано! Как ещё убедимся, это имело место во многих частях ЗАПОВО. В-четвёртых, буквально в кому вгоняет упоминание о том, что ни одна часть не была готова к отражению нападения. Но особенно и, в-пятых, что «разработанный заранее план действий на случай войны не был изучен командирами подразделений и, как рассказывает секретарь Высоковского РК КП(б)Б т. Рябцев, командир 49-й сд только в его присутствии стал давать распоряжения подразделениям, но было уже поздно…». А это уже прямое государственное преступление, особенно если учесть, что 18 июня 1941 г. была дана директива о приведении войск в полную боевую готовность, что одновременно подразумевает и постановку командирам частей боевой задачи на случай нападения с одновременным указанием рубежей обороны, которые они должны занять. Но и это не было сделано! Кстати говоря, не могу в этой связи не напомнить содержание первого вопроса, который Сталин поставил перед опрашивавшимися в послевоенное время генералами: «1. Был ли доведён до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?». Сопоставьте с тем, что написал партийный секретарь. Вот то-то и оно, что при сопоставлении со сталинским вопросом описанное партсекретарем четко указывает на воинское преступление, если не вообще на особо опасное государственное преступление! В-шестых, поражает описание секретарем обкома картины всеобщего драпа командиров всех уровней, а ведь это прямое воинское преступление — дезертирство с поля боя, не исполнение своего воинского долга, открытие врагу фронта и т. д., за что в условиях военного времени полагается только расстрел! Но если бы такой «олимпийский» драп был только на Брест-Кобринском направлении! Впрочем, а чего удивляться, если генералитет ЗАПОВО вел себя именно так!..

2. Из срочной телеграммы от 29 июня 1941 г. секретаря Гомельского обкома Компартии (большевиков) Белоруссии Ф. В. Жиженкова на имя Сталина: «Бюро Гомельского обкома информирует Вас о некоторых фактах, имевших место с начала военных действий и продолжающихся в настоящее время:

1. Деморализующее поведение очень значительного числа командного состава: уход с фронта командиров под предлогом сопровождения эвакуированных семейств, групповое бегство из части разлагающе действует на население и сеет панику в тылу. 27 июня группа колхозников Корналинского сельсовета Гомельского района истребительного батальона задержала и разоружила группу военных, около 200 человек, оставивших аэродром, не увидев противника, и направляющихся в Гомель. Несколько не больших групп и одиночек разоружили колхозники Уваровического района.

2. Незнание командованием дислокации частей, их численности, вооружения, аэродромов, снаряжения, дислокации баз Наркомобороны, их количества и содержимого в районе его действия тормозит быструю организацию активного отражения противника.

3. Посылка безоружных мобилизованных в районы действия противника (27 июня по приказу командующего в Жлобине было выгружено 10 000 человек, направляемых в Минск).

4. Всё это не даёт полной возможности сделать сокрушительный удар по противнику и отбросить его, а, наоборот, создало сейчас большую угрозу для Гомельского участка фронта и тем самым создает угрозу прорыва противника в тыл Киевского участка фронта»[128].

Небольшой комментарий. Как видите, тотальный драп командиров всех уровней имел место не только на Брест-Кобринском направлении, но и на Гомельском направлении. Драп был настолько подло ошеломляющий, что даже колхозники не выдержали — задержали и разоружили большую группу военных командиров. А вообще это потрясающий факт. Прежде всего тем, что, казалось бы, обязанные быть недовольными советской властью колхозники, напротив, встали грудью на ее защиту, активно противодействуя подлому дезертирству командиров всех уровней! Особенно в этой телеграмме потрясает упоминание факта о том, что задержанные и разоруженные колхозниками вояки бросили военный аэродром, так и не увидев противника! А это в военное время квалифицируется как преднамеренная сдача противнику военных объектов! За что также полагается расстрел! Потому как это уже предательство едва ли не в рафинированном виде!