Робинзоны космоса - Бегство Земли - Рассказы. - Франсис Карсак

Такой вопрос свидетельствовал о том, что врагу не известно о моем присутствии.

— Командую тут я, капитан Рексор, — проговорил я, узурпируя личность знакомого мне офицера.

— С вами говорит Карноль, текн первого класса. Вы подчиняетесь Совету?

— Да.

— Тогда все это недоразумение. Мы только что подавили восстание фаталистов, пытавшихся взорвать ворота. Почему вы стреляете по нам?

Выгадывая время, я ответил:

— Увидев вас выбегающими из ангаров, мы приняли вас за мятежников.

— Ладно. Забудем это. Если вы подчиняетесь Совету, бросьте оружие, и мы вернемся вместе.

— Зачем нам бросать оружие?

— Вы можете оказаться фаталистами. Я так не думаю, но не хочу подвергать себя лишнему риску.

— Мы — отряд регулярной полиции. Если кто и должен бросить оружие, так это вы!

— Как вы можете это доказать?

— Двое наших парней сейчас выйдут и покажут вам свои значки.

— Договорились.

Я подал знак двум бойцам, и те, выбравшись наружу через окно, бегом припустили к мятежникам. Спустя несколько секунд Карноль сказал:

— Хорошо. Значки мы увидели. Мы сложим оружие.

Значки могли носить лишь те, для кого они были специально изготовлены, — для всех прочих они могли оказаться смертельными. Секрет их изготовления был известен только Совету. К тому же Карноль, потерпев неудачи и, вероятно, уже осознавая полный провал, намеревался пойти единственно возможным для него путем: сыграть роль героя, подавившего штурм внешних ворот, и рассчитывать на то, что никто не в курсе его предательства.

Мои люди медленно шли обратно. Мятежники по одному поднимались во весь рост и отстегивали свои пояса с оружием. В этот момент в шлемофонах раздался хриплый голос Гелина, клером, без какого-либо шифра произнесший:

— Хорк, немедленно возвращайтесь. Восстание подавлено. Карноля мы еще не взяли, но за этим дело не станет.

— Стало быть, это вы, Хорк! — гневно вскричал Карноль. — И вам все известно! Что ж, если нам конец, вы останетесь здесь вместе с нами! Огонь!

Огненный дождь обрушился на дом, превратив одного из стоявших у окна полицейских в дымящуюся головешку. Пораженные сзади, возвращавшиеся к нам двое парней замертво упали наземь.

Черт бы побрал этого Гелина, как вы говорите! Если бы он подождал еще хотя бы пару минут, прежде чем сделать свое злополучное объявление, все было бы уже кончено, и практически без боя. Теперь же...

Отступление нам уже было отрезано, а вскоре, после того как шахты наполнились бы сначала жидким воздухом, а вслед за ним и водой, стало бы невозможно вернуться и в город. Не то чтобы вода или жидкий воздух нас сильно бы стеснили, учитывая тот факт, что все мы были в спасиандрах, но внутренние ворота были отрегулированы так, что открывались только в вакуум. В общем, без немедленной помощи нам пришел бы конец. Я направился к пункту связи, твердо намеренный запросить эту помощь, как вдруг полыхнула мощнейшая вспышка, и меня отбросило на пол: подбитый врагом, взорвался один из наших тяжелых фульгураторов. Оглушенный, я попытался подняться, пошатнулся и рухнул на передатчик, разбив его на мелкие кусочки. Мы оказались отрезанными от Совета! Если Гелина, использовавшего большую антенну Хури-Хольдэ, все по-прежнему могли слышать, то наши небольшие персональные передатчики не могли пробиться сквозь металлическую броню города!

Из серьезной ситуация стала практически безнадежной. Будучи убежденным в том, что мы уже возвращаемся, не зная, что идет битва, так как зона, в которой мы находились, располагалась вне поля зрения больших перископов, Гелин вполне может интерпретировать прекращение связи как знак, что мы уже покинули дом. Помощи он не вышлет, а когда, по прошествии какого-то времени, начнет беспокоиться, будет уже слишком поздно. Ослепляющее пятно, висевшее в небе, стремительно увеличивалось в размерах. Твердый воздух, озаряемый сине-фиолетовыми лучами фульгураторов, испарялся, поднимаясь вверх в густом тумане, клубясь и затуманивая взор. То близкие, то далекие туда и сюда метались бесформенные, не поддающиеся локализации силуэты. Мгновение-другое — и началась рукопашная. В заполоненной людьми комнате образовалась жуткая куча-мала из облаченных в спасиандры тел, в которой невозможно было разобрать, кто тут друг, а кто — враг. Я обнаружил, что стою рядом с четырьмя выжившими в этой бойне, сжимая в руке фульгуратор. Друзья или враги? Оружие опустилось, и я распознал под забралом шлема знакомый значок. Снаружи, на превратившейся в бурный поток улице, реки жидкого воздуха гоняли комья снега. Некое подобие атмосферы окутывало дымкой звезды. Затем, несмотря на разрежённость воздуха, который, едва переходя в газовое состояние, устремлялся к темной полусфере, поднялся сильнейший ветер. Один из полицейских коснулся моей руки:

— Властитель, если бы нам удалось добраться до ангара, в котором стоят космолеты...

Я тотчас же понял. Наш последний шанс заключался в том, чтобы на космолете обогнуть Землю и спуститься в один из городов с темной стороны, там, где ворота еще работали. Но до ангара было метров пятьдесят с лишним, а улица теперь утопала под двухметровой глубины смердящим и бурлящим потоком, в котором лед смешивался с водой и прочими жидкостями. Тем не менее течение это не было равномерным; местами, там, где улицу, в верхней ее части, загораживал ледяной или снежный барьер, глубина потока была гораздо меньшей. Затем он преодолевал препятствие и несся дальше с неудержимой силой.

Кур, один из выживших, методично обрывал электрические провода. Сами по себе, эти провода особой прочностью не отличались, но изоляционный материал, которым они были обмотаны, был чрезвычайно прочным при растяжении — даже при температуре жидкого воздуха.

— Так и быть, — сказал я. — Но пойти должен я. Я выше вас всех чуть ли не на голову, да и помощнее буду.

Жестом прервав их возражения, я крепко-накрепко обвязался вокруг талии проводом. Выглянув из окна первого этажа, я принялся ждать. Поток бежал в один уровень с антаблементом. Я погрузил в него руку. Несмотря на малую плотность жидкости, состоящей главным образом из жидкого воздуха, течение было очень сильным. Теперь к нему примешивалось и немного воды, превращавшейся в лед, как только она касалась потока, и сразу же уходящей на дно.

Благодаря спасиандру я не ощущал ни жара большой звезды, ни холода потока. Но через несколько часов жить на поверхности станет уже невозможно. Поток чуть схлынул, и я спрыгнул на улицу.

И тотчас же растянулся во весь свой рост. Вновь замерзшая вода образовывала на дне толстый пласт, состоявший из разобщенных, неправильной формы, замороженных кусков льда, и у меня сложилось впечатление, что я иду по бильярдному столу, то и дело наступая на шары. Я вцепился в кабель, распрямился. Авантюра выглядела безнадежной. На столь скользком покрытии удержаться на ногах было практически невозможно. Я прислонился к стене, готовый подняться обратно, если поток вернется. Но на сей раз запруда устояла, так как вся жидкость уже ушла, и надо льдом теперь оставался лишь тонкий слой жидкого воздуха, быстро испарявшегося.