Марш Акпарса - Аркадий Крупняков

—    Великий царь;—Мамлей шагнул к Ивану,—свеча под землей горит...

—    Свеча! Свеча! Ты тоже татарчук, и вместе вы измену гото­вили. Вы двое погубили меня. Эй, кто там?

К царю подскочили трое с саблями наголо.

—    Берите этих двух, и головы долой! Там, за шатром!

Воины подскочили к Акпарсу и Мамлею и обезоружили их.

—    Ведите поскорей. Пусть все знают, что измену я терпеть не буду. Как я обманут! — Царь подошел к Акпарсу и с ненавистью оглядел его.— Другом преданным прикинулся, чтобы в решитель­ный час подлую измену сделать? О, как я наказан богом, что языч­ников пригрел около сердца! Ведите!

—    Прощай, мой брат,—спокойно произнес Акпарс,— я смерти

не боюсь, она ходит здесь кругом. Не ты, а я обманутым оказался. Я в ум твой верил, в сердце, а ты...

—    Ну, что вы рты разинули? Ведите!

Акпарс оттолкнул охранников, обнял Мамлея за плечи и шаг­нул навстречу смерти.

—    Алешенька, что делать?—Царь поглядел на Адашева, рас­терянно развел руками.— Неужто отступить, Казань врагу оста­вить?

—    Такого не дай бог,— ответил Адашев.

—    Мужайся, государь! — воскликнул Сильвестр.— Полк цар­ский подними, сам воинству покажись, влей в души ратников отвагу. Да будет один пастырь...

И в этот момент над Аталыковой башней взвился столб черно­го дыма, страшным грохотом разнесся взрыв, которого перестали ждать

—    Вернуть! — закричал царь, как только утих грохот взрыва. — Вернуть немедля! Быть может, еще не поздно! — И все поняли, кого надо вернуть. Первым бросился за шатер Алексей Адашев.

А к царю подскочил воин и крикнул:

—    Твой полк готов, великий государь!

—    Коня мне! —Иван оправил пояс с саблей, боевой дух снова вернулся к нему.— Теперь посмотрим, басурманы, кто кого!..

Акпарса и Мамлея шестеро стражников вывели к берегу ручья. Один из них знал Акпарса и первый заговорил:

—    Ты, верно, недосмотрел чего-нибудь? В измену я не верю. Я знаю, ты не такой.

—    Спасибо, друг.

—    Ежели ты в измену нашу не веришь,—сказал Мамлей,— так спаси нас!

—    Ослушаться царя? Да ты в своем уме? За это и своя голова с плеч слетит. Вы сами сделали бы то, что царь повелел.

—    Царь молод и горяч,— промолвил другой стражник.

—    Да мы не просим, чтобы вы нас отпустили,— настаивал Мамлей.— Богу помолиться перед смертью дайте.

—    Богу — это можно. Умереть без молитвы — грех.

—    Я и раньше никогда и никого не обманывал,—сказал Ак­парс,— а теперь перед смертью зачем мне обман? Нам молитвы не надобно, нам время переждать надо. Свечка под землей совсем тихо горит, я верю, что взрыв будет. Прошу тебя, дождись взрыва, а потом выполняй приказ царя.

—    А ведь он дело говорит, — сказал кто-то из стражников. — Мы спешить не будем.

—    Охо-хо. А ежели государь узнает?

Взрыв раздался, эхом прогремел над землей.

Стражники сунули сабли в ножны.

— Теперь можете царское повеление исполнять. Мы готовы,— в голосе Акпарса звучала обида.

С пригорка бежал Адашев и размахивал руками.

Стражники начали развязывать Акпарсу руки...

Могучим ударом свежих сил противник был смят, и Казань пала.

Мурзу Чапкуна разорвали сами казанцы, хана Эддин-Гирея отдали в плен, а крымцев выгнали вон. Даже тех немногих, кото­рым удалось убежать, ратники Андрея Курбского перебили за Казанью.

Шигонька о взятии Казани написал:

«Божиею помощью православные одолели басурманов, и бысть сеча велика в граде Казани. Христиан-пленных множество тысяч душ освобождено, а побитых в граде столь множество лежаще, аки негде ступить, чтобы не попасть на убиенных, а за ханским двором костры мертвых лежали со стенами городскими наравне. Вот сколь зла сеча была.

И приехал ко Государю хан Шигалей и поздравил его от души, и повелел Государь одну улицу очистить от мертвых, и по ней Го­сударь въехал в град, и тут у наряду стояло множество народу христианского освобождашеся от плена. Все они пали со слезами на колени, глаголя: «Избавитель наш, Государь, из ада ты нас вы­вел, для нас, сирых, своей головы не пощадил». Государь повелел их в стан свой отвести и напитати и отсылати по домам их тысячи по три и по пять.

Приказал Государь воеводам огни гасить, а сам поехал во двор за город, где прежде стоял.

Потом Государь послал по всем казанским улусам жалованные грамоты и ясачные, чтобы люди шли ко Государю, не бояся ничего. Кто лихо нам чинил, тому бог отомстил, а Государь их пожалует.

Тогда прислали арские люди бить челом, а с Луговой стороны также черемиса приехали бити челом, и Государь их пожаловал».

С самого утра на Царском лугу идет пир. Иван Васильевич на радостях все винные запасы повелел выкатить на луг и угощать ратников.

Сам царь с ближними воеводами пирует в шатре, а те воины, что помельче, примостились, где придется.

Акпарсов полк пирует несколько поодаль от всех — на берегу реки Казанки. Князь Акпарс, хан Шигалей и Топейка сидят около наскоро сколоченного стола.

—    Ты чего не ешь, не пьешь? — спрашивает Шигалей Акпар­са.— Забудь обиду.

—    Кусок в горло не лезет. Где Янгин пропал? Об этом все время думаю. Сначала казалось—в плену. Теперь весь татарский плен перещупали, нигде не нашли.

—    Может, как и Пакман, к луговым подался? — замечает То- пейка.

—    Язык тебе вырву! Как ты про Янгина можешь такое думать?

—    А помнишь, Аказ,— говорит Шигалей, наливая вино в ковш,— как ты ко мне в плен попал?

—    Забудешь разве!

—    Клятву, данную тогда, сдержал ли? Кучаку-мурзе отомстил, я думаю?

—    Наверно, в Крым удрал, кривоногий верблюд! Но придет пора — поймаю, однако.

—    Зачем ловить? Я его давно поймал. На моей сеунчевой це­пи сидит вместе с другими.

Акпарс поставил кружку на стол, поднялся:

—    Покажи!

—    Пойдем.

И еше раз испытал страх мурза Кучак, когда увидел Акпарса. И снова бледностью покрылось его лицо, задрожали губы. Акпарс молча отомкнул мурзу от цепи, сел на первого стоявшего у коно­вязи жеребца, пустил Кучака впереди себя.

Там, где речонка Ичка делает крутой поворот, Акпарс остано­вился, привязал коня к дереву, подошел к мурзе.

—    Ну, вот мы и встретились, мурза Кучак. Третий раз скрести­лись наши дороги, и теперь я выполню клятву.

—    Убить пленного не велика отвага,— угрюмо ответил мурза.— Давай, кончай

—    Видишь у дерева конь? Это наш конь. На него тот сядет, кто останется живой. Ты видишь этот нож? Кроме ножа у меня нет ничего. И смотри! — Акпарс отбросил в сторону нож.— Теперь мы равны. Защищайся! — и пошел на Кучака.

Вобрав голову в плечи, мурза приготовился к прыжку. Он хотел сбить Акпарса с ног, но не зря барсом прозвали Аказа. Он первым налетел на Кучака схватил его за грудь и могучим рывком поднял над головой.

Мурза попытался вывернуться из крепких рук, но не успел: Ак­парс с силой ударил его о землю.

Раскинув руки, мурза лежит на тропе. Изо рта, пенясь, течет темно-красная струйка.

—    Добей,— прохрипел он, когда увидел подошедшего Акпарса.

—    Подохнешь сам,— ответил тот и, ополоснув руки в реке, сел на коня.

Месть, о которой он думал целых двадцать пять лет, сверши­лась.

Но отчего душа воина не ощутила счастья?

После взятия Казани царь оставался в своем стане ровно неде­лю. Награждал воевод, князей, воинов. Кроме вотчин, поместий, кормлений, было роздано 48 тысяч рублей деньгами, платьем, со­судами, доспехами и конями. Иван разослал по всем улусам жало­ванные грамоты, писал, чтобы шли к нему без страха.

Наместником Казани царь оставил боярина князя Александра Борисовича Горбатого, а в Свияжске воеводой стал князь Петр Шуйский. Князь Акпарс был поставлен под его начало. Впослед­ствии князь Курбский напишет:

«А боярам царь приказал без себя о казанском деле промыш­лять; они же, от великого такого подвига и труда утомившись, и малого подвига и труда не смогли докончить, и возжелали богат­ства, начали о кормлениях заботиться; а Казанское строение поотложили...»

И потому еще восемь лет крымцы, ногайцы и турки терзали казанские и черемисские земли и бед русскому воинству принесли немало.

МИРНЫЕ ПЕСНИ

Первый снег упал на Свияжск нежданно. Сначала шел за­тяжной осенний дождь, потом дохнул на город студеный ветер, и в воздухе замелькали сырые белые хлопья. Снег летел торопясь, будто боялся растаять, не достигнув земли.