В ледовитое море. Поиски следов Баренца на Новой Земле в российcко-голландских экспедициях с 1991 по 2000 годы - Япъян Зеберг

Geheel ontwapent zijn van alle haer vermogen.

Ужели места нет на всём лице Земли,

Куда бы страсть и пыл его не привели?

Коль скоро претерплю бесчестие покорно,

То власть и мощь свои утрачу я бесспорно».

Глава 14

Лето на острове Вайгач, 2000 год

Москва

Ясный летний вечер, немного ветрено. Я открываю двойные окна, явно сконструированные для лучшей защиты от холода, и в комнату врываются звуки города: гавканье собак, рев ускоряющихся грузовиков, гудки машин, завывание сигнализации, людские голоса. Сквозь весь этот шум пробиваются обрывки поп-музыки и русский хаус-бит. Мы снова в Институте наследия, который был организатором наших трех экспедиций на Новую Землю в 1993, 1995 и 1998 годах. В этом году Дэвид Лубински и я намерены вернуться в Арктику, на этот раз на остров Вайгач. Институт находится в гостинице рядом с выставочным парком ВДНХ, напротив многоэтажного отеля «Космос», по фасаду которого периодически скользят пульсирующие лучи яркого белого света. Площадь перед отелем уставлена киосками и павильонами с импровизированными террасами, куда молодежь приходит прогуляться и купить бутылку пива. Посередине шоссе идет строительство гигантской эстакады, и искры от электросварки летят во все стороны. Еще два года назад ничего такого тут не было. Шоссе проложили прямо через прилегающий район, закрыв вид на золоченую входную арку парка. Прямо за углом – изящный титановый монумент Покорителям Космоса. На календаре 2 августа 2000 года.

Сейчас я сижу в номере люкс (4-40), а двумя этажами ниже, в конце темного коридора, всё еще лежит четырехметровый обломок судна Виллема Баренца. Время от времени в широких коридорах, выстланных красными ковровыми дорожками, мы видим людей в тапочках, подходящих за водой к электрическому самовару. Они тут постоянные жители, похоже, других гостей, кроме нас, нет. Какая-то дама показывает нам знаками, что мы можем поесть, если хотим. В маленькой кухне она открывает холодильник, достает три белых пластиковых ведерка и снимает с них крышки, чтобы показать нам их содержимое. Я прошу две поллитровые бутылки пива «Балтика № 3». «Я не буду», – говорит Дэвид про пиво и заглядывает в ведерко. Я всё равно забираю обе бутылки. Пётр Боярский и его команда уже на Севере, в Воркуте, где мы и должны с ними встретиться. Дмитрий Бадюков ждет нас в аэропорту. Он заметно изменился с 1998 года, в его черной бороде появилась седина: я не сразу его узнал – прошел мимо, не обратив внимания. «Жизнь тяжелая», – сказал он. Ему позвонили после двух лет молчания и попросили забрать нас из аэропорта. Он обнял меня несколько раз, даже в микроавтобусе по дороге в гостиницу. Я живое подтверждение того, что некоторые вещи не меняются. Я вернулся в Россию с 20 тысячами долларов наличными в чемодане и закрепленными на моём теле. Эту экспедицию спонсировали американцы, и, поскольку после обрушения рубля в августе 1998 года банковские переводы не работали, средства на экспедицию мы забирали наличными из местного офиса банка, как в кино (хотя и не про ограбления). Мой научный руководитель даже был вынужден взять дополнительную ипотеку на свой дом, чтобы получить эти деньги.

После экспедиции 1995 года мы всё закончили и привели в порядок. Я уехал из Амстердама и поступил в докторантуру Университета Иллинойса в Чикаго. С новыми целями, новыми людьми и новыми спонсорами мы вернулись в 1998 году на Новую Землю, мы хотели отыскать на мысе Вилькицкого могилу с черепом белого медведя и исследовать окрестности мыса Спорый Наволок с помощью дистанционно управляемых подводных аппаратов. Но мыс был окружен льдом, сгрудившимся по его берегам. И на мысе Вилькицкого мы не нашли ничего даже отдаленно напоминающего могилу. Вернуться на Новую Землю оказалось очень сложно, и полевой сезон 1999 года пришлось пропустить. Затем вдруг пришло приглашение присоединиться к группе, работающей на Вайгаче. Мы с радостью откликнулись на предложение поехать на Вайгач и посмотреть, что там можно найти. «Местами берега острова пологие, из серого и черного песка вперемешку с галькой, и все берега завалены выброшенными морем деревьями с корнями и всем остальным», – писал Ян Хёйген ван Линсхотен [L’Honoré Naber 1914, 64]. «…Местность в основном плоская, за исключением нескольких продолговатых невысоких гребней, холмов и лощин. То тут, то там попадаются неподвижные озерца или болота, которые, как мне кажется, подпитываются за счет таяния. Повсюду множество разноцветных полевых цветов, некоторые с прекрасным запахом, кое-где также чистая трава, но в основном это насыщенная зеленая растительность […], похожая на торф или мох, по которой очень трудно ходить, будто идешь по пуховым перинам или подушкам…»[108]

За ужином мы с Дэвидом разглядываем продолговатый снимок острова Вайгач, черно-белый с высоким контрастом, заламинированный в блестящий пластик. Эта фотография будет нашим руководством на ближайший месяц и главным инструментом в выборе полевых участков. Она была сделана еще в 1960-х годах одним из первых спутников фоторазведки. Съемка производилась на 70-миллиметровую пленку, которую возвращали на землю в капсулах. Спускающиеся на парашюте капсулы подбирал самолет со специальным крюком. В это трудно поверить, но топографические карты и аэрофотоснимки по-прежнему засекречены, и не в последнюю очередь потому, что Новая Земля и Вайгач всё еще остаются под управлением военных. Но не так давно, как только истек 30-летний запрет, которого