Золотой адмирал - Френсис Мэсон

Глава 6

ВЕРОВАН ЧАПУНКА

Три дня после возвращения сэра Томаса Кавендиша с его оборванными солдатами, заложниками, военной добычей и едой колония поселенцев испытывала редкий прилив оптимизма. Правда, смерть унесла еще пятерых больных, включая товарища Питера Хоптона по жилищу, хотя их и откармливали питательным бульоном.

Случилось так, что как раз в это время сильный ветер загнал в запруды большое количество рыбы, а охотники на острове убили несколько самок оленя с их молодняком (к возмущению немногих оставшихся паспегов), поэтому впервые за многие месяцы в несчастной колонии сэра Уолтера Ралея люди ходили, урча туго набитыми животами. Только дальновидные — такие, как Ральф Лейн, Томас Хэриот и капитан Филипп Амадас, — отчетливо понимали, что этот сладкий период изобилия очень скоро неизбежно подойдет к концу.

Снаружи за частоколом полыхали костры, возле которых безрассудно истощались оставшиеся скудные запасы пива и вина. «Почему бы не погулять на славу? — говорили Болтон и О'Даунс. — Разве колонисты не захватили в лесах множество сильных рабов? Кроме того, в общественном хранилище стоят полные корзины с продовольствием. Конечно, большая часть этой провизии — продукты скоропортящиеся, но что из того? На сегодня и на завтрашний день их хватает с избытком».

Участвовавшие в разгроме индейского селения привели с собой каждый не менее чем по две коричневых девушки, съежившихся, испуганных до полусмерти, одетых в юбочки с бахромой из прекрасно выдубленных кож, наподобие фартуков прикрывавших их спереди и сзади. Бахрома, однако, не скрывала соблазнительных темных бедер, а эти темные дамы, носившие спереди свои блестящие волосы коротко постриженными челочками, а сзади — коротким пучком, словно хвостик у пони, выше талии не носили вообще ничего, кроме ожерелий из костей и семян. Верхние части их рук покрывали сложные выколотые узоры.

Девочки моложе десяти лет ходили и вовсе нагишом, если не считать плетеного пояса, на котором меж бедрами держалась подушечка мягкого мха.

Индианки оказались расторопными и веселыми созданиями, нисколько не беспокоящимися о будущем.

На долю Питера Хоптона достались две гибкие стройные и сравнительно светлокожие девчонки лет пятнадцати-шестнадцати. Они, наверное, были дочками какого-нибудь вождя, иначе ни за что бы на свете не держались так гордо. Их гладкие молодые тела, девственно неприкрытые (на них были только ожерелья из жемчужных ракушек и юбочки с бахромой и с разрезами из хорошо продубленных шкур рыси), сияли медно-коричневым блеском в местах, не натертых мелом. По племенному обычаю, мелом они покрывали лбы, подбородки, щеки, руки и ноги.

Пленницы поначалу вели себя несговорчиво и упрямо, плевались и царапались, как дикие кошки. Эх, жаль было Питеру, что слишком рано и далеко ушел бедняга Портер и не мог теперь развлечься с этими милыми девчонками, хотя кожа у них и была сальной и пахло от них какой-то тухлятиной. Ряд метких ударов кулаком и березовый прут, хлестко приложенный к голому задику той, что постарше, изящно и живо убедили Сейкананк и Кокушон смириться с уделом женщин, ставших добычей врага везде, где ведутся войны.

У Питера, давно уже не пившего вина, от полуфляги рейнского из личных припасов сэра Томаса Кавендиша голова пошла кругом, и, когда победители отмечали свою победу у костра, он, как и остальные, заставил своих пленниц — для удобства переименованных в Джейн и Джилл — танцевать вокруг огня без всяких лишних украшений, кроме бус из сверкающих раковин медиолы и пучка из перьев кардинала и голубой сойки, воткнутого в их волосы цвета воронова крыла. Здорово! Питер улыбался в темноте, слушая замирающие под звездами последние пьяные вопли. «Это же просто ужасно здорово, что две опрятные любящие бабенки будут лежать у меня по бокам на постели, особенно когда завоют холодные ветры с Атлантики».

Теперь, когда Александр Портер покоился с миром среди других истощенных трупов в неглубокой могиле, вырытой в дюнах, Хоптон стал единоличным хозяином хижины и радовался, что она стала просторней. Его поразило, как жизнерадостно и легко эти юные моноканки адаптировались к своему новому положению. Более того, они даже спорили за такую малость, как доброе слово, лишний кусочек пищи, ласковый шлепок по ягодицам.

Да, наступило время для здорового, пусть и недолговечного, веселья, и вот по истечении недели к Роаноку с материка подошла на веслах одиночная военная пирога, выжженная из цельного дерева. На носу сидел молодой воин и размахивал зеленой веткой, а двое туземцев с меньшими, чем у него, заслугами налегали на весла. Воин был одет в лоснящийся мех куницы, а в мочках ушей красовались два чучела птички танагры. Он был красив, а его довольно светлокожее лицо с правильными чертами говорило о благородстве происхождения. Пока пирога стояла на месте вне досягаемости аркебуз, посланец кричал, что великий верован Чапунка просит разрешения поторговаться с большими белыми людьми из-за моря за своего бога и за семью.

— Скажите этому щенку, чтобы приставал к берегу, — распорядился Шон О'Даунс, бывший в тот день дежурным офицером. — Иначе разговаривать не будем.

Юноше позволили высадиться и, хотя воин и был безоружен, тут же надели на него наручники и оплевали лицо. Питер всю жизнь не мог позабыть, с какой отрешенной гордостью этот юный дикарь сносил оскорбления, которые сыпались на него до тех пор, пока наконец ирландец не привел его к губернатору Лейну, печальному и боязливо настороженному, несмотря на знаки власти — шляпу с белым плюмажем и алый роскошный плащ.

Через Чабака, раба Питера, посланник говорил сжато и по существу. Своего дядю, верована — главного вождя, он охарактеризовал как могущественнейшего воина во всей стране Помейок; он властвовал над дюжиной младших вождей, которые назывались вероанами, и разговаривал непосредственно с Мачекомуком — Великим духом, правившим в Попогуссо — Небесном раю. Белые принцы, постановил Чапунка, могут делать что захотят со всеми пленниками, кроме его жен и детей. За их возвращение он готов заплатить большой выкуп и еще больший — за Оука.

Для начала главный вождь монокан пошлет две пироги, груженные столь, видимо, полюбившимися англичанам медными украшениями, и три шкуры ласок, полные жемчуга, когда Оука вернут ему в целости и сохранности. Говорящий после этого разгорячился, предупредил, что все племена от следующего за Чесапикским залива на севере до Морских островов на юге объединяются в большие военные соединения для захвата Оука силой, если в этом возникнет необходимость.

Принимая этого мускулистого юношу, настолько светлокожего, что он казался испанцем или итальянцем, Ральф Лейн медленно поглаживал свою косматую седую бороду и надеялся, что состояние его одежды, сильно порванной, с пятнами соли, останется незамеченным под великолепным серебристо-алым плащом.