Певец меча - Дженнифер Роберсон

– Ты согласилась заплатить долг меча родне Балдура, но он был одинок. Поэтому ты заплатишь Стаал-Уста.

Дел кивнула.

– Мы были снисходительны, вынося приговор. Мы предлагаем тебе выбор: жизнь или смерть. Ты согласишься на изгнание и уйдешь или останешься и будешь убита.

Все собравшиеся разом заговорили. Некоторые считали приговор справедливым, другие возражали.

Я посмотрел на Стиганда. Вот значит как. Старик все же помог. Я поискал глазами Телека – его лицо ничего не выражало, но в серых глазах я заметил удовлетворение. Честь Стаал-Уста не пострадала, Дел наказана, оба они получили что хотели: они освободили Обитель от болезненных воспоминаний о смерти и рождении.

Я выдохнул с облегчением. Теперь мы могли ехать на Юг, возвращаться домой.

– Насколько, – спросила Дел, – я изгнана?

– Навсегда, – ответил Стиганд.

Дел не удивилась и кивнула.

– Я бы хотела выкупить год.

Все снова замолчали. Люди удивились так, что у некоторых открылись рты.

Стиганд растерялся.

– Выкупить год?

Голос Дел звенел в холодном воздухе.

– Я прошу отложить первый день изгнания на двенадцать месяцев. Я заплачу.

– Зачем тебе это? – потребовал Стиганд.

– У меня есть ребенок, – Дел смотрела ему в глаза. – Хотя бы год я хочу побыть матерью.

Телек закрыл глаза.

Стиганд покачал головой.

– Это неприемлемо… Ты бросила девочку…

– …потому что вынуждена была сделать это, – тихий голос Дел был наполнен такой страстью, что звучал как крик. – Какой матерью была бы женщина без чести? Какую жизнь могла бы я предложить ребенку? Одни несчастья? И поэтому я произнесла клятвы и оставила девочку, чтобы получить кровный долг и вернуть честь своей семье… чтобы и у Калле было хоть немого чести, – она посмотрела в глаза Телеку. – Я не собираюсь забирать ее у вас. Я прошу позволить мне делить ее с вами один год, а потом она будет навеки ваша. Она останется здесь, а я уеду, – Дел не скрывала горечи. – Разве я так много прошу? Один год против целой вечности.

Аиды, баска, о таком мы не договаривались.

Лицо Телека помрачнело, но Стиганд расстроенным мне не показался. Он даже улыбнулся.

– Ты сказала, что готова заплатить за год. Чем? Своей жизнью и изгнанием ты платишь долг меча Стаал-Уста… Так что у тебя остается?

– Кровный дар, – ровно ответила она, – за год.

Стиганд говорил мягко. Он был уверен в исходе.

– Я снова спрашиваю: что? Ты хочешь отдать яватму?

– Нет, – тихо ответила Дел. – Я дам вам нового ан-истойя. Я отдаю вам на год Песчаного Тигра.

38

Вокруг меня только шум. Все говорили со мной, говорили обо мне: Стиганд, Телек, другие члены вока, все Северяне с острова. Но для меня их слова были просто шумом, вообще все превратилось в ровный шум. Я легко ушел от него, пробившись сквозь толпу, и наконец добрался до Дел. Я потянулся, схватил ее за руку повыше локтя и подтащил поближе.

– Нам нужно поговорить.

Вока выпустил ее из клетки. Каждый вытащил свой меч и убрал его в ножны, демонстрируя этим свое согласие. Только два меча остались в земле: ни Стиганду, ни Телеку идея Дел ничего хорошего не сулила, но решение принималось большинством голосов и в конце концов им пришлось выдернуть мечи. Дел выкупила год.

Она попыталась вырвать руку, но я только крепче сжал пальцы и Дел сдалась. Она позволила мне вытащить ее из сутолоки и протащить через лес к берегу, где была привязана наша лодка.

Я отпустил ее руку, не сомневаясь, что там, где лежали мои пальцы, остались красные пятна, которые к утру посинеют.

Дел держалась скованно, неуверенно и с интересом рассматривала горы, упирающиеся в небо. Звуки беспрепятственно летели над водой. Я слышал ржание лошадей и мне даже показалось, что я узнал жеребца.

Я показал на лодку.

– Что, – начал я спокойно, – помешает мне сесть в лодку и уплыть?

– Ты не умеешь грести, – ровно ответила Дел.

– Я быстро учусь… и ты сделала все, чтобы заставить меня убраться отсюда.

– Тогда уезжай, – безразлично сказала она.

Я снова схватил ее за руку и развернул лицом ко мне.

– Ты прекрасно знаешь, что я не могу! Ты все рассчитала, так? Ты знала, что согласившись подчиниться решению вока, я сам себя поймал в ловушку, и ты могла делать все, что хотела, не считаясь с моими желаниями.

– Но ты свободен, – отрезала она. – Ты не пленник, ты ученик, наравне с остальными… Никто не будет держать тебя здесь против твоей воли. Тебя не закуют в кандалы и не запрут в доме. Может быть тебе дадут яватму…

– Я не хочу яватму! – закричал я. – Я хочу только сесть в эту лодку – с тобой – и переплыть озеро, прямо сейчас. А там мы возьмем жеребца и к аидам уберемся отсюда.

– У меня есть год, – непреклонно объявила она. – Должным образом приобретенный и оплаченный.

– Моей свободой! – я не сводил с нее глаз, изумляясь ее решимости, полному отсутствию жалости ко мне, равнодушию, с которым она меня продала.

– Ты даже не спросила, что я об этом думаю.

Она повернулась и взглянула мне в глаза.

– А если бы я подошла к тебе и нежно сказала: «Пожалуйста, Тигр, ты сделаешь это для меня? Тигр, ты подаришь мне год твоей жизни?» – Дел покачала головой. – Зачем тратить слова попусту. Я же знала, что ты ответишь.

– Нет, не знала. Даже не представляла. Потому что ты так увлечена собой и своими проблемами, что моих проблем не замечаешь.

– Замечаю! – закричала она. – Я все замечаю! Но я не могу забыть и о Калле! Я помню о моей дочери…

– …которую ты бросила сразу же после ее рождения.

– Потому что я была вынуждена…

– Не вали мне это козье дерьмо, Дел. Ты могла ее и не бросать. Никто тебя не заставлял. Никто не вырывал у тебя ребенка и не запрещал приближаться к ней, пока ты не отомстишь за свою семью. Ты сама приняла решение. Твое…

– А что ты об этом знаешь? – закричала Дел. – Что ты знаешь о любви и чести семьи… что ты знаешь об ответственности родственников друг за друга. У тебя же никого нет, за всю твою жизнь ты так и не узнал, что такое ответственность перед кем-то.

Ударила она больно.

– А ты думала об ответственности перед Калле, когда бросала ее? Ты делала это на благо Калле или ради себя?

Глаза Дел загорелись.

– Я…

– …должна была это сделать. Знаю, – я покачал головой. – У тебя есть полное право принимать суровые решения, когда дело касается только тебя. Но ты не имеешь права решать, как жить другим.

– Калле моя.

– Ты отдала ее.

– Нет.

– Да, – я тяжело вздохнул и потер шрамы на щеке, собирая остатки терпения и самообладания. На меня навалилась странная тяжесть. – Ей хорошо с Телеком и Ханой, ты сама это признала. Зачем все разрушать?