Леди и лорд - Сьюзен Джонсон

— Я стала такой распущенной, с тех пор как узнала тебя, — прошептала она. Ответ ее тела был мгновенным и страстным.

— Очень важное качество для такой очаровательной жены, как ты, — пробормотал Джонни, руки которого медленно скользили вниз по великолепному бархату халата. — Тебе остается только доказать, что твоя распущенность — не просто слова…

Потянувшись вверх, Элизабет положила свои маленькие ладошки на его лицо и, пригнув голову мужа к себе, поцеловала его — медленно, жарко, страстно. А затем прошептала прямо ему в губы:

— Целых два дня я не знала мужской любви…

Напоминание о лишениях, выпавших на долю жены, лишь усилило его возбуждение.

— Может, я могу чем-нибудь помочь? — деликатно осведомился Джонни, играя ее шелковистыми светлыми кудрями.

— Посмотрим, — сдержанно ответила она, отстранившись от него, как если бы ей требовалось время для оценки такого предложения. Между тем руки Элизабет мягко заскользили вниз по его груди, миновали пряжку пояса и наконец остановились на выдающемся во всех отношениях бугре, вздымавшем мягкую замшу его бриджей. — М-м-м… Просто прекрасно…

— Рад услышать от тебя столь лестную оценку, — усмехнулся он. — Не понадобятся ли дополнительные… замеры?

— Нет, я и сейчас вижу, что товар вполне приемлем, — лукаво взглянула на него Элизабет, чувствуя, как инструмент наслаждения быстро растет под ее пальцами, и сама возбуждаясь от этого.

— Вот и хорошо, — сдержанно хмыкнул Джонни, хотя его белозубая улыбка выдавала безудержную радость. Однако в следующую секунду он онемел, с шумом втянув в себя воздух, потому что супруга, набравшаяся за последние дни немало опыта, мягко стиснула чувствительный кончик поднимающегося столба.

Через несколько секунд, восстановив дыхание и открыв глаза, Джонни сгреб ее в охапку — с виду грубо, но на деле очень нежно — и быстро поднес к постели, осторожно опустив на шелковое покрывало.

— Я еще не сказала «да», — вкрадчиво напомнила Элизабет. Ее глаза сияли, как два изумруда, а белая ночная рубашка и темный халат, ниспадая живописными складками, лишь подчеркивали соблазнительные изгибы полного тела.

— Действительно? — притворно изумился он, расстегивая пояс. — И ты всерьез думаешь, что сейчас это способно остановить меня?

— Во всяком случае, я так полагала… — Ее слова были исполнены бессознательного кокетства.

— В таком случае можешь считать, что перед тобой человек с дурными манерами, — объявил он без лишних церемоний, уже справившись с поясом и распутывая шейный платок.

— Значит, ты ожидаешь, что соскучившаяся жена встретит тебя с величайшим смирением? — Ее глаза неотрывно следили за руками мужа, который расстегивал сейчас ворот сорочки.

— Я ожидаю горячей встречи. И желательно повлаж-нее, — ответил он с небрежной улыбкой, стаскивая сорочку через голову, чтобы не тратить времени на остальные пуговицы. — Ты еще способна на это?

Ее пышные бедра еле заметно вздрогнули, как бы отвечая на его слова, а пальцы безжалостно рванули вверх дорогой бархат, обнажая атласную белизну ног. Сев на кровать, чтобы стащить с ног сапоги, Джонни Кэрр замер от этого зрелища. То, что он увидел между ее ног, было подобно заре — золотой, сияющей, ослепительной.

Склонившись над женой, он положил свою ладонь на эти ослепительно золотые завитки. Это был жест собственника, столь же естественный для него, как способность дышать.

— Подожди, — велел супруге муж-властелин, поворачиваясь к ней боком. — Я сейчас…

— Ты ранен! — испуганно вскрикнула она и привстала, только сейчас заметив кровь на его предплечье.

— Ерунда, царапина… Подрался в таверне. Не обращай внимания. А прореху на рубахе зашьешь как-нибудь позже. — И он властным жестом заставил ее лечь снова.

— Ты уверен?.. — Она так и не смогла продолжить расспросы. Его опытная ладонь кругами блуждала по ее телу, спускаясь все ниже, будя желание и заставляя забыть все тревоги. — И когда же в конце концов я смогу насытиться тобой? — тихо простонала Элизабет, вся содрогаясь от вожделения, не в силах оторвать взгляда от мускулистого торса, от мощной руки, от крепкой ладони с длинными пальцами, столь уверенно державшей ее в сладостном плену.

— Никогда, — ответил он просто и без раздумий.

В следующую секунду тяжелые сапоги полетели в сторону, а замшевые бриджи упали на пол. Джонни помог ей сесть, чтобы раздеть ее.

— Поцелуй меня, — потребовала она тоном юной девушки, чертовски соблазнительная в своей напускной невинности. Ее лицо было открытым и простодушным.

И, потянувшись к крючкам шелкового платья, он нежно поцеловал ее.

— Еще, — пробормотала она глухо, путаясь в складках темного бархата.

— Скоро… — прошептал он в ответ.

Быстро расстегнув на платье застежки из витой тесьмы, ч то время как она не оставляла попыток поцеловать его, Джонни освободил ее плечи от тяжелой ткани. Раздевая жену, ему приходилось проявлять особую ловкость, осторожно уворачиваясь от ее объятий. С рубашкой справиться было уже проще, и он перестал избегать ищущих рук Элизабет. Рот Джонни снова стал доступен ее губам — жадным, жестким, стремящимся насладиться его вкусом. Оставив сопротивление, он полностью отдал свое тело во власть ненасытной женщины, и из ее горла вырвался вздох, выражающий одновременно умиротворение и предвкушение еще большего счастья.

Ей, дрожавшей от жадности после долгого ожидания, хотелось целиком завладеть им. Хотелось поглотить его, вобрать в себя, испытав чисто физическое наслаждение, способное прогнать прочь страх и черные мысли минувших дней.

— Прикоснись ко мне везде, везде… — шептала она, задыхаясь от возбуждения.

— Чтобы ты наконец смогла поверить, что я вернулся? — пробормотал он, упиваясь сладостью ее открытых губ.

— Чтобы я смогла удержать тебя… навсегда… — Ее голос был наполнен обольстительной силой, восходящей, должно быть, к праматери Еве.

И он дал ей все, чего она хотела, поскольку сам сгорал от нетерпения. Его руки блуждали по грудям Элизабет — тяжелым, налитым той силой, которую всегда придает женщине беременность. Длинные пальцы трепетно огибали великолепные полукружья, останавливаясь ненадолго только затем, чтобы дотронуться до вздыбившихся сосков, спускались в глубокое ущелье между двумя белыми холмами, неторопливо раздвигая их. Каждое его прикосновение отзывалось сладостной вспышкой в ее мозгу, заставляло трепетать ее плоть, вызывало неистовое покалывание кончиков пальцев.

Джонни убрал свою руку, и ее груди затрепетали, как зрелый плод, готовый сорваться с ветви. Любуясь их подрагиванием, он переместил свои разгоряченные ладони ниже, на округлый живот, потом на пышные бедра и в конце концов опять достиг золотистого лона. Продвинувшись еще ниже, его пальцы вошли в святая святых.