Волчья мельница - Мари-Бернадетт Дюпюи

«Бесстрашного», Клер, обремененная финансовыми проблемами (отец ее в то время совсем забросил дела), по прошествии двух месяцев решила выйти за Фредерика Жиро, который, по своей доброте, принял на себя все расходы на воспитание малыша Матье. Они редко наведываются на мельницу, так что я передала твое письмо с запозданием. Для Клер это стало потрясением, но она уже поклялась в верности другому. Ты знаешь ее честность. Так что оставь всякую надежду, для нее ваша мимолетная любовь — в прошлом.

Господь сохранил тебе жизнь, и я, как друг, советую тебе остаться жить в Нормандии, подальше от тех мест, где тебе лучше не появляться по известным причинам. Уверяю тебя, Клер счастлива. Видел бы ты, как она царит в Понриане, меняя наряды и драгоценности! У нее есть даже породистый белый жеребец, о котором она с большим восторгом рассказывает.

Да, ей было приятно узнать, что ты жив, однако снова встречаться с тобой или писать тебе она желания не проявила. Я сама взялась за перо, хоть и знала, что ничего утешительного не скажу. Ты свободен, Жан. Ты — живешь. Не упусти второго шанса, который посылает тебе Господь!

Бертий Данкур

Жан тихо застонал. Сжал кулаки, встал и отвернулся. Жермен ему искренне сопереживала, но при этом сердце у нее — пусть и без причины — пело.

— Бедный мой Жан! — едва слышно проговорила она. — А она, наверное, настоящая дама, эта Бертий… пишет не хуже нашего кюре.

— Мерзавка она! — вспылил Жан. — Наверняка на свадьбе радовалась больше всех! Считала, что для Клер я недостаточно хорош!

— Значит, ты несколько часов бродил по полям, один как сыч, чтобы успокоиться? Понимаю, для тебя это горе.

Юноша совсем повесил нос. Жермен с отцом ничего не знали о его прошлом каторжника.

— По-другому и быть не могло! Жив бы я был или нет, они бы все равно поженились. Этот Жиро, богатый, как набоб, давно положил на нее глаз. Что ж, он свое получил и пусть радуется! Недолго Клер по мне плакала. Я думал, она любит меня сильнее.

Они немного помолчали. Жермен отложила вышивку. Повторно звать его ужинать она не решилась, понимала, что ему не до того.

— Налей себе кальвадоса, — сказала она вполголоса. — Отец не узнает. Бутылка в том сундуке, что справа!

Она была уверена, что стаканчик яблочной водки его взбодрит. Жан покачал головой. Молодая женщина вернула ему письмо.

— Мерзость какая! — процедил он сквозь зубы. — Смотри, что я сейчас сделаю!

Жан смял листок и швырнул его в огонь.

— Сегодня я лягу на улице, Жермен! Я здесь задыхаюсь!

Уходя, он потрепал ее по плечу — простой дружеский жест. Молодая женщина закрыла глаза, гадая, сбудутся ли теперь ее надежды…

* * *

Прошло чуть больше года, и первого июля 1899 года Жан и Жермен поженились. Как вызов судьбе он вернул себе настоящую фамилию — Дюмон. Кто поедет его искать в эту крошечную деревню в нормандском бокаже[35] или станет копаться в его прошлом?

Все сложилось само собой. Жан больше не вспоминал про Клер и работал так много, что зачастую ложился еще до захода солнца. Ни разу он не обмолвился о желании уехать. Мало-помалу Жермен оплела его своей добротой, заботой и любовью, как сетью. Зимой она не забывала согреть его постель фаянсовой бутылкой с горячей водой. Неизменно предлагала добавки, шла ли речь о сладком пироге или блинчиках.

Присутствие в доме молодого мужчины подвигло старую деву — так Жермен называли в деревне — начать ухаживать за волосами и украшать свои воротнички кружевом.

А еще ее очень красили сердечность и наивное жизнелюбие.

Однажды теплым весенним вечером Жан, терзаемый настоятельной потребностью в женщине, принялся обнимать ее в сарае. Они вместе только что подоили коров. Чепец развязался, и русая прядь упала Жермен на грудь. Шейного платка на ней не было, и Жан поцеловал ее в ложбинку между грудей. Но когда он предложил подняться на помост с сеном, Жермен отказалась:

— Нет, Жан. Я так не хочу. Я девушка порядочная. Если попросишь у отца моей руки, тогда с радостью…

Он понял. К Жермен Жан испытывал глубокую привязанность, дорожил их дружбой. Предательство Клер оказалось не так просто забыть, и все-таки он решил жениться. Норбер обрадовался, рассудив, что сделка выгодная: зятю жалованье не полагается.

Свадьбу справили весело. Дед и бабка Жермен заказали праздничный обед в трактире в Пор-ан-Бессене, потому что молодой хотелось увидеть океан. Жан согласился скрепя сердце, но стоило ему услышать крики чаек, вдохнуть соленый воздух, и его обида на Атлантику развеялась. Ближе к вечеру, после щедрого застолья — мидии, устрицы, матлот[36], обилие белого вина — новобрачные с гостями прогулялись среди дюн, над которыми нависали высокие крутые скалы.

Жермен много смеялась, пытаясь скрыть волнение. Порывистый ветер играл с фатой, норовя обмотать ее вокруг головы невесты. Жан обнимал ее то за плечи, то за талию, жадно целовал в губы. Она смущалась, отворачивалась.

Норбер ушел ночевать к соседям, предоставив дом новобрачным. Его дочка стала женщиной, тихо постанывая и плача от стыда. Но поутру, вспомнив ласки молодого супруга, она его разбудила, охваченная робким желанием.

У них с Жаном было одно желание — поскорее дать ферме «Семь ветров» наследника или наследницу.

* * *

10 октября 1899 года

Клер сидела у кровати Дениз. Она только что прочитала девочке последнюю главу «Робинзона Крузо». Бедная крошка заснула, о чем свидетельствовало ее свистящее дыхание. Прогнозы доктора Мерсье, который приезжал в Понриан дважды в месяц, были пессимистичными: она не доживет до весны.

Далеко не сразу молодая женщина привыкла к виду этого хрупкого, изуродованного создания. Труднее всего было видеть ее лицо: нос смотрит в сторону, вдавленный подбородок, один глаз выпучен, а второй полускрыт надбровной дугой.

Дениз стала ее узнавать и проявлять симпатию, но только Фредерику она выказывала любовь, которая могла растрогать самое жестокое сердце.

«Где Пернелль? — спросила себя Клер. — И мадам Одиль? Готова спорить, пьют в кухне кофе с тортом! Они нарочно меня злят! Если Матье проснется и не увидит меня в комнате, он может упасть, как в прошлое воскресенье. Он у меня такой сорвиголова!»

Молодая женщина бесшумно поднялась со стула, прошла через комнату и оказалась в смежной. Малыш Матье спал в своей деревянной лакированной кроватке. Ему было уже два года и два месяца. Волосы у него были чудесные — кудрявые и легкие, как перышко. Клер любила смотреть, как