Лев Толстой: Бегство из рая - Павел Басинский

В этом письме, как в капле воды, отразилась натура Черткова. Прежде всего обращает на себя внимание стиль письма – вязкий, обволакивающий, но в то же время твердо расставляющий все точки над i в том, что касается процедуры исполнения поручения. Суть вопроса в том, что Чертковым срочно нужна кормилица. В противном случае они рискуют потерять первенца. Паника молодоженов понятна и простительна. Но почему, в таком случае, не заявить начистоту: Лев Николаевич, девочка умирает, помогите Христа ради, на вас одна надежда!

Но это был бы не Чертков. Вопрос о жизни и смерти ребенка он обставляет таким количеством привходящих соображений, что посторонний человек не сразу поймет, о чем тут идет речь. Кому должен помочь Толстой? Что он должен сделать? Вернуть ребенка образумившейся матери или предоставить Гале чужое молоко? Первое – доброе дело, второе – аморально в глазах Толстого. Л.Н. был принципиальным противником кормления своих детей чужим молоком. Он считал это вредным и безнравственным – за деньги отнимать молоко у детей бедноты. Но и сам он был вскормлен таким образом, и С.А., страдавшая грудницей, не шла на поводу у мужа и регулярно покупала кормилиц и для своих детей, и для детей сестры Татьяны.

Так или иначе, это был вопрос болезненный и щепетильный. Знал ли это Чертков? Наверное, знал. К 1887 году он не раз бывал и в Хамовниках, и в Ясной Поляне. Он дружил со старшими сыновьями Толстого. Наконец, он знал о взглядах Толстого на кормление по письмам к нему, Черткову, написанным как раз после рождения Оли. Отсюда эта оговорка: «…хотя мы хотим, если только есть какая-либо возможность, обойтись Галиным молоком». Отсюда и намек на нечистоту мотива, вызвавшего это письмо Черткова.

Какая же была реакция Толстого?

Он с радостью (!) бросается исполнять поручение. «Сейчас получил ваше письмо о ребенке (3 часа) и сейчас иду сделать, что могу. И очень, очень рад всему этому», – отвечает он милому другу. И это Толстой! Он, который, по словам С.А., «убийственно» относился к молодой жене, когда она отказывалась кормить Сережу, ссылаясь на невыносимые боли.

Все мотивы поступка Черткова, пусть и глубоко спрятанные в письме, понятны и простительны. Не может молодой отец спокойно наблюдать страдания своего ребенка и готов обратиться за срочной помощью к кому угодно, хотя бы и ко Льву Толстому. Непонятна радость Л.Н. Почему он «очень, очень рад всему этому»?

Объяснение, что его до такой степени волнует проблема недоедания ребенка, не годится.

«Радостный» ответ Толстого Черткову написан 19 декабря 1887 года. А 31 марта следующего года в семье Толстых родился сын Иван. Последыш, он был особенно любим С.А. и Л.Н. и всей большой семьей. Но сразу после его рождения у С.А. начались старые женские проблемы.

«Иван худ и плохо поправляется», – пишет она из Москвы в Ясную 26 апреля. И через два дня получает ответ: «Не скучай ты, голубушка, об Иване и не тревожь себя мыслями. Дал Бог ребеночка, даст ему и пищу».

Проблемы семьи Чертковых, кажется, волнуют Л.Н. в гораздо большей степени, чем заботы своей семьи. Несколько лет спустя он с радостью будет искать для них дом в окрестностях Ясной, зная наверняка, что его жена болезненно ревниво относится к этим поискам. До этого он будет радостно озабочен поисками молодой фельдшерицы для ухода за больной Галей. Узнав о критическом состоянии Гали, он в 1894 году сам отправится к ним во Ржевск Воронежской губернии, и Галя буквально оживет с его приездом.

Посредник

Говоря о Черткове как литературном агенте, нельзя не обратить внимание на одно замечательное обстоятельство. Чертков был, несомненно, гениальным литературным посредником Толстого, особенно – за границей, чему немало способствовали и его совершенное знание английского языка, и его семейные связи в высших аристократических кругах Англии. Но это был такой агент, который за всю жизнь Толстого не принес ему ни одной копейки, ни одного шиллинга, и сам не заработал на своем клиенте ни гроша.

Такова была воля самого Толстого. Он, который бился с Катковым и Некрасовым за размеры гонораров, после духовного переворота отказывается от прав на свои сочинения. Сначала негласно, а затем и юридически (как он считает), через публикацию в 1891 году в газетах письма об отказе. С этого времени любой издатель имеет право безвозмездно перепечатывать его произведения, написанные после 1880 года, с момента первого появления их в печати. Произведения, написанные до 1881 года, принадлежат жене, о чем он опять-таки позаботился формально, написав на жену доверенность.

Издательская деятельность Черткова до революции и после представляет собой одну из самых ярких страниц российского и мирового книжного дела. Он оказался выдающимся организатором и посредником, без которого Толстой вскоре не мог обойтись.

В последнем письме Толстого к дочери Саше, написанном 29 октября 1910 года из Оптиной пустыни, прозвучало одна оговорка, нехарактерная для Л.Н. Говоря о препятствиях со стороны С.А. встречаться с Чертковым, Толстой жалуется дочери на ненависть жены «к самому близкому и нужному мне человеку». Всякому, кто знаком с письмами и дневниками Л.Н., слово «нужный» не может не резать слух. Оно не из лексикона Толстого.

Не в его натуре было использовать людей. Не в его морали было делить людей на «нужных» и «ненужных». И хотя здесь под словом «нужный» он имел в виду нечто более широкое и глубокое, чем только практическое сотрудничество, имеющий уши услышит: Толстой именно оговорился. И это показательно.

В декабре 1883 года Чертков знакомится с издателем Маракуевым, выпускавшим книжки для крестьян. В это время в дневнике Толстого появляются первые записи о Черткове. «Люблю его и верю в него». «Как он горит хорошо». «Я устал, он тверд». «Он удивительно одноцентренен со мной».

В апреле 1884 года умирает отец Черткова. Зная о новых увлечениях сына, он всё завещал одной жене. Чертков вынужден стать нахлебником у матери. На его содержание она выделяет двадцать тысяч ежегодно. Это хорошие средства, но сама мысль, что он денежно зависим от матери, которая не разделяет его убеждений, страшно терзает его. И об этом он тоже пишет Толстому в уже принятом между ними исповедническом тоне, пытаясь оправдаться тем, что тратит часть этих средств на «добрые дела». Но Толстого такое оправдание не устраивает. Он замечает в дневнике: «Ему страшно отказаться от собственности. Он не знает, как достаются 20 тысяч. Напрасно. Я знаю – насилием над измученными работой людьми. Надо написать ему».

Но какие это «добрые дела»? Летом 1884 года, вернувшись с матерью из Англии, где та пыталась развеяться после потери мужа, Чертков вновь поселяется в Лизиновке. Он продолжает заниматься созданной им ремесленной школой для крестьянских детей, сельским училищем, пытается даже организовать образцовый сельскохозяйственный хутор. Но это его уже не удовлетворяет. Он мечтает создать для Толстого его собственное издательство. Поначалу он занимается этим кустарно, гектографическим способом размножая трактат «В чем моя вера?». Но однажды в письме к Толстому он советует (!) ему писать рассказы для народа. «Я издавал бы эти рассказы сериями».