Выстрелы с той стороны - Александр Ян

Приветливо и немного виновато улыбнувшись деду, он вышел из музейной подсобки. Знать английский настолько плохо, чтобы не разобрать слово pills даже этому деду не под силу. Хан приедет как сможет — разберёмся вместе.

Он ступил в проход между маяком и зданием служб — и увидел человека в длинном плаще того серебристо-зелёного цвета, какой бывает у молодых еловых иголок.

Это еще кто и что тут делает? — подумал Рысь, а рефлекс уже сработал: длинный плащ, поднятый воротник, широкополая шляпа, тёмные очки…

Рысь открыл огонь раньше, чем добрался до конца цепочки. Но все равно слишком поздно. Потому что в обойме был свинец. А Томасу недавно исполнилось шестьдесят. Ему было плохо на солнце, Томасу. Очень плохо. Но его учили, как работать, когда тебе очень плохо.

Когда Рысь обмяк в его руках — позвоночник сломан, но сердце еще бьется, — Томас склонился к его шее, прокусил яремную вену и, глотая кровь, опустился на колени. Он не хотел убивать и не убил бы, если бы этот дурак не повредил его так сильно. А теперь, чтобы не впасть в восстановительную кому, ему требовалась кровь.

Докладывать нанимателю через комм он не собирался. Приедет — увидит сам. Пусть в следующий раз подбирает себе человеческую охрану поумнее.

Хан не успел отреагировать на звонок Рыси и даже как-то обдумать его — слишком быстро разворачивались события. Хан прикрывал Винсента, устроившегося в закрытой ложе на Идреттспаркен: патрулировал коридор, куда выходили двери. Матча в этот день не было, уборщики не особенно усердствовали, и в случае неожиданного визита либо выполнения поставленной задачи у Винсента был вагон времени, чтобы убраться. По расчетам Хана Эней должен был появиться вот-вот, и звонок Рыси прозвучал как раз в тот миг, когда Хан напряжённо ждал звонка Агаты. Сигнал тревоги от Рыси означал, что нужно мчаться на маяк как только, так сразу.

Может, Хан пришел бы к каким-то выводам, если бы ход его размышлений не был прерван новым звонком. Хан бегло просмотрел номер перед тем как ответить — чёрт подери, опять не Агата. Билл.

— Привет, — сказал начальник боевой. — Что за таблетки принимает Рысь?

— Гормоны, — Хану немилосердно захотелось курить. — «Тимедокс». Без рецепта не отпускаются.

— Дьявол, — сожаление в голосе Билла было непритворным, но умеренным. — Я собираюсь сейчас на маяк, хотел ему привезти. Понимаешь, я случайно прихватил его комм, и по нему позвонил Кир — Рысь забыл эти таблетки. Я у вас дома — где они могут быть?

— Не нужно, их нечаянно прихватил Винс, — в окошке визора замигал еще один сигнал вызова, на этот раз точно от Агаты. — Шеф, у нас все-таки работа.

— Извини. Пока. — Билл отключился, и в наушнике вместо него заговорила Агата. — Хан, они здесь. Первый и вторая здесь. Идут к трибунам. А ты там треплешься!

— Ты сообщила Винсу?

— Конечно!

— Тогда успокойся и вызови мне Кира. Рыси не звони, его комм у Билла.

Хан отключился и вышел на пожарную лестницу, положив руку на рукоять своей «беретты». Он ни на грош не верил, что Эней или Ясира сунутся в указанный в записке сектор за игрушечным биллиардом с надписью «Игра окончена». Нет, они посмотрят, откуда этот сектор может простреливаться и увидят крытую трибуну напротив ложи, где засел Винс. Пойдут искать снайпера туда — и Винс их снимет…

Но оставалась еще одна возможность: они вычислят двухходовку. Конечно, и в этом случае их снимет Винс, но вряд ли успеет сразу двоих. Вот поэтому-то Хан вышел с «береттой» на пожарную лестницу.

Командирами групп обычно становятся флегматики. Ежедневное напряжение сжирает даже самые крепкие нервы, но всё же у людей от природы спокойных есть дополнительный запас прочности. Командиры групп также обычно люди наблюдательные. Благодаря второму обстоятельству Хан заметил, что надпись на большом табло изменилась. Вместо программы завтрашнего матча на нем теперь красовалось: «Темучин, есть дешевый „Тимедокс“. Позвони. Твоя Маргарета.» И номер. Ну а благодаря первому, Хан не высказал вслух того, что думает о происходящем, и вообще не стал делать резких движений.

Он спокойно взялся за комм, и тут прозвучал еще один вызов. Агата.

— Я вызвала Кира, — сказала она. — Кир у них.

Ах вот оно что.

— Успокойся, — сказал Хан. — Оставайся на месте.

Включил второй канал и набрал номер, увиденный на табло.

— Слушаю.

— Добрый день, — сказал молодой голос на той стороне. Кто бы это ни был, звали его явно не Маргаретой. — Нам нужно поговорить.

— Кир у вас?

— Кир у нас и ему не причинят вреда. В любом случае не причинят.

— А Рысь?

На том конце удивились.

— У нас нет связи с Рысью. Билл забрал его комм.

Надо же, все всё уже знают. Командир как муж, узнаёт последним.

— Где встретимся?

— В кафе на первом этаже. Будьте там вместе с вашим братом и сестрой.

— В противном случае?

— В противном случае, — в голосе послышалась явная усталость, — один наш общий знакомый может использовать вас как расходный материал.

Хан сунул комм обратно в карман. В принципе, идти на переговоры с противником профессиональная этика террориста запрещала. Но с самого поза-позавчерашнего утра, когда выяснилось, что противник — Эней, что-то сидело у Хана внутри как заноза — и нарывало, нарывало… Хан пришел в подполье пять лет назад. Ростбиф уже тогда был легендой. «Ростбиф писал, что…», «Ростбиф сделал так-то…» — часто было если не последним аргументом при планировании акции, то одним из последних. И то, что Билл выбрал его группу, насторожило Хана сразу. За роттердамцами не числилось по-настоящему серьезных дел. А уж после того, как они взяли языка и начали эту игру в пятнашки по городу, сигнал тревоги просто не замолкал.

В конце концов, взял своё здравый смысл: можно застрелить человека и после того, как поговоришь с ним. А вот поговорить после того, как застрелишь… Он отозвал Винсента и спустился на первый этаж. Агату отзывать не стал: посмотрим, как парень отреагирует.

«Ученика самурая» он узнал сразу же, хотя лицо на снимках отличалось от нынешнего вида — было живей, обаятельней — но и грубей. Сейчас Эней сидел со скучающим видом, в одной руке держа банку пива, другой обнимая за талию подругу — парочка как парочка, двое юных раздолбаев, коротающих воскресный вечер.

— О чём, — спросил Хан, — мы можем говорить?

Эней протянул ему банку пива — тем жестом, каким в Дании это делают старые знакомые.

— О культурном обмене, — сказал он. — Культурно меняем вашего человека на нашего.

— Вы же сказали, что, вроде бы, не собираетесь его трогать.