Дикое сердце - Вирджиния Браун

— Похоже, это я получу ее сейчас, — злорадно заявил Фелипе. — Что скажешь, Рафаэль?

— Ты не смог удержать ее раньше — думаешь, получится теперь? — Рафаэль медленно откинул одеяло и встал, высокомерно глядя на брата, его львиные глаза излучали вызов. Его грудь была обнажена, гладкие мускулы перекатывались под золотистой кожей, когда он стоял, расставив ноги и небрежно засунув большие пальцы рук за пояс брюк.

Лицо Фелипе угрожающе потемнело, и он зло уставился на своего сводного брата. Вся ненависть прошедших лет пылала в его черных глазах. Ружье взметнулось вверх, деревянный приклад врезался Рафаэлю в подбородок, заставив пошатнуться и сделать шаг назад.

Быстрая реакция Рафаэля превратилась в вихрь движений, когда он повернулся на пальцах, чуть согнувшись, и левой рукой рванул ружье из рук Фелипе, в то время как кулак правой обрушился на его челюсть. Через несколько секунд он уже держал «винчестер» нацеленным в грудь Фелипе, и, когда тот сел, потирая подбородок и щурясь, первое, что он увидел, — черное дуло ружья в нескольких дюймах от лица.

— Подожди, не стреляй сейчас, Рафаэль, иначе пострадает Аманда, — мягко произнес Фелипе, и на его губах появилась холодная улыбка.

Человек, державший Аманду, ухмыльнулся и подвинул ствол ружья так, что он оказался на горле Аманды. Медленно потянул, перекрывая ей дыхание. Ее глаза расширились, но она не издала ни звука, надеясь, что Рафаэль проигнорирует угрозу и выстрелит, закончив жестокую игру Фелипе. От недостатка воздуха в легких все перед глазами Аманды поплыло, и она услышала, как Рафаэль проворчал, что сдается, затем раздался лязг брошенного ружья.

Освобожденная, Аманда рухнула на землю, хватая ртом воздух. Запрокинув голову, схватившись руками за покрытое синяками горло, она сглотнула, превозмогая боль, как в тумане слыша насмешливые слова Фелипе:

— Отвечая на твой вопрос, брат, скажу, что буду держать ее столько, сколько захочу.

Фелипе рявкнул на своих людей, отдавая приказы, и они поспешили подчиниться.

Аманде связали руки тонкими кожаными ремнями, больно врезавшимися в кожу, и посадили на торопливо оседланную лошадь. Она смотрела безумным взглядом то на Стивена, все еще лежавшего на одеяле, то на Рафаэля, которому связывали руки трое мужчин.

— Посмотрим, как быстро он поспеет за нами пешком, — сказал Фелипе, не обращая внимания на испуганный крик Аманды. — Тащите его, если не сможет идти.

— Фелипе! — Аманда крепко вцепилась в широкую луку седла и заставила лошадь двинуться вперед, пока ее не остановил один из завернутых в серапе мужчин. — Пожалуйста… por favor… отпусти нас. Ты можешь оставить себе и Буэна-Виста, и Каса-де-Леон — все! Только отпусти нас…

— Боюсь, от твоего слова ничего не зависит. Хуарес распорядится моей асиендой без твоего согласия или моего — то есть тем, что останется от нее, когда я закончу. Ну а я распоряжусь тобой. — Его черные брови изогнулись, и он подвел свою лошадь так близко, что только Аманда могла слышать его слова. Он шипел, как гремучая змея, готовая напасть. — Ты все еще моя жена, Аманда, и, как единственный переживший тебя наследник, я в любом случае получу Буэна-Виста. Так что видишь, тебе действительно нечем крыть.

Он отъехал от нее, бросив через плечо приказ взять только женщину, а ребенка оставить.

Долгое время крошечное личико Стивена было последним, что Аманда могла ясно вспомнить; он сидел, испуганно глядя, как исчезает вереница всадников, а стервятники уже выжидающе кружились в утреннем небе. Сначала она исступленно билась, пытаясь соскочить с лошади, отчаянно звала ребенка, пока Фелипе раздраженно не приказал заставить Аманду замолчать. На ее голову обрушился кулак, и все погрузилось в черноту.

Кто-то кричал. Низкий стон не прекращался, как будто человек мучился от боли. Кто это? — словно в тумане подумала Аманда, с трудом выбираясь из медленно отступающей тьмы. У нее перехватило дыхание, когда она поняла, что это ее стоны. Слезы все еще катились по щекам, и она давилась всхлипами, вспоминая своего ребенка. Стивен брошен в холмах умирать… Боже, как она хотела убить Фелипе! Ярость постепенно вытесняла горе, каким-то образом придавая ей сил.

— Успокойся, querida.

Аманда вздрогнула от удивления, потом медленно повернула голову и в сумрачном свете шипящей лампы, подвешенной на ветке дерева, увидела Рафаэля, вернее только его тень.

— Где мы? — Она облизала потрескавшиеся пересохшие губы и зажмурилась от внезапного приступа боли, когда попыталась резко повернуть голову. Потом, не дожидаясь ответа, решительно добавила: — Я убью этого ублюдка!

— Нет, Аманда, предоставь это мне, — ответил он так тихо, что ей пришлось напрячь слух, чтобы услышать эти холодные жестокие слова. — Я убью Фелипе, как мне давным-давно следовало сделать, прежде чем он смог повредить стольким невинным людям. — Помолчав, Рафаэль продолжил: — Мы недалеко от Каса-де-Леон. Думаю, Фелипе планирует убить нас там, но я собираюсь изменить его планы.

— Мой ребенок, Рафаэль, — всхлипывая, прошептала Аманда, — он убил моего ребенка…

— Я знаю, любимая, знаю. Это был и мой ребенок тоже, и Фелипе заплатит… Он заплатит за все.

Следующие два дня стали кошмаром для Аманды, ее острая, разрывающая душу скорбь по Стивену сначала уступила место какому-то смиренному оцепенению, а потом превратилась в мрачную решимость. Она выживет и проживет достаточно долго, чтобы увидеть, как Фелипе умрет за то, что убил ее ребенка.

Они долго скакали, погоняя взмыленных лошадей по каменистым тропинкам, служащим вместо дорог, пока Аманде не стало казаться, что она никогда больше не коснется ногами земли. Удивительно, но Рафаэль как-то держался; иногда он падал и его волокли, но ему все же удавалось снова подняться и продолжать двигаться. Сила и мрачная решимость Рафаэля приводили Фелипе в ярость, — он хотел увидеть брата сломленным.

— Ты еще будешь молить о пощаде, — сказал он однажды, подойдя к костру, когда они остановились на ночлег.

Рафаэль поднял свою темную голову, янтарные глаза сузились от ненависти.

— Тебе не удастся сломить меня, Фелипе, и ты всегда это знал, — ответил он коротко, потому что язык его распух от жажды, губы высохли и потрескались.

— Нет? — Руки Фелипе стиснули чашку, которую держал, губы поджались. — Ты никогда не сдавался, никогда не отклонялся от своей цели, а, Рафаэль?

— А зачем? Человек делает то, что считает правильным, а не то; чего от него хотят другие. — Рафаэль чуть повернул голову. Аманда, точно так же связанная, сидела вплотную к стволу мескитового дерева; ее лицо выглядело мертвенно-бледным в сумерках.