Она (Новая японская проза) - Каору Такамура

— Дети, это же рыбная паста, купленная в лавке Итимацуя, и крыша, и столбы из нее.

— Но такое только в подземном этаже универмага Луна-сити продается!

— А мы всех в этой лавке работать заставили, за три дня нужное готово было.

— Но до Луна-сити добираться — полдня потратишь: сначала автобусом, потом на электричке.

За разговором тетушки не забывали об игре в паровозик, но продолжали со знанием дела нахваливать изделия из рыбы.

В небе заклубились облака, постепенно затмилось солнце, ничего не стало видно окрест. Только время от времени дядюшка рассыпался в вышине фейерверком.

— Слышишь, гром,

— Когда громыхает, значит, в небесах рыбная паста нарождается.

— Рыбная паста ни при чем, просто компост перепревает.

— Да-а, в небе смерть притаилась нам на радость.

Во мне все еще бурлила та сила, что позволила с легкостью зашвырнуть в стену беднягу-феминиста. Нахохлившись, бродила я вокруг забавных старух, и вдруг ярость снова захлестнула меня. Не сдержавшись, я принялась выкрикивать:

— Выходи-ка, негодяй! Выходи-ка, негодяй! Ну-ка, кто еще посмеет Яёи меня назвать?! Тотчас в стену зашвырну, в рыбью пасту запихну!

Схватив нож, принесенный молодой хозяйкой, я отхватила от стены здоровенный ломоть рыбной пасты размером с подушку, налепила его себе на лицо вместо маски и направилась к тетушкам-заводилам; двигалась я почему-то в ритме их танца. Чей-то голос испуганно вопрошал: «Что, она тоже мертвец?!» — но никто уже не принимал такие вопросы близко к сердцу.

Молодой господин тем временем надел свежие белые носки таби, натянул на красное кимоно недавно купленный белоснежный парадный костюм камисимо. а голову обернул треугольным куском марли, точно школьный дежурный на раздаче завтраков. Не привлекая к себе внимания, он начал взбираться по лестнице на крышу дома. Точно у воинственного Бэнкэя, во множестве топорщилось у него за спиной колющее и режущее оружие, и каждое лезвие или наконечник было снабжено бумажной наклейкой с печатью и надписью «Стерилизовано!». Подобным же образом были опечатаны и лестничные ступени, и молодой хозяин, поднимаясь вверх, лихо сдирал алебардой печати, пока не вступил на крышу, распростершую свои крылья на восемь сторон, и не начал рушить ее стерилизованным оружием. С глухим грохотом рухнула вниз обернутая в целлофан кровля из рыбной пасты — значит, и молельня, которую я считала сохранившейся от прежнего дома, тоже новодел.

Отовсюду сбегались люди. По десять человек разом прыгали на приглянувшуюся стену и начинали обдирать ее — слой за слоем. Стены рушились чередой, Падая, они подскакивали, точно пружинные матрацы. Вокруг меня тоже внезапно и непонятно откуда оказалось множество народу. От автобусной остановки я глянула вниз: к усадьбе двигалась такая густая толпа, что не было видно дороги.

У ворот стояли, размахивая веерами, две старухи и давали пояснения всем желающим.

— Добро пожаловать, господа!

— К нам вот-вот знаменитые гости явятся!

В небесной выси сильнее громыхал гром. Под его раскаты из земли дружно проросли три отрока-школьника небывалой красоты, облаченные в такие же, как у всех домочадцев, ярко-красные траурные одежды.

— Как они прекрасны!

— Пригласили трек необыкновенных феминистов — такие раз в тысячу лет рождаются.

— Вот так удача — будто дракона изловили!

Три красавца-отрока принялись потешать толпу фокусами и трюками. Прибывшие на такси напудренные и накрашенные члены муниципалитета, как ни в чем не бывало, раздавали направо и налево свои визитные карточки. Не знаю, вправду ли они феминисты, но все пришли в полный восторг и наградили их аплодисментами.

Продвигаясь вперед мелкими шажками, я размышляла: «Где реальность, а где сон, в котором я видела бабушку и проснулась как раз тогда, когда сочла его реальностью?»

Все страшнее гремел гром. Дождевые капли падали с неба, больно колотя меня по щекам. Дождь, совершенно растворивший рассыпавшегося фейерверком дядюшку, досуха впитается в почву, а значит, на следующие двухсотлетние поминки дядюшка воспрянет из земли и снова вознесется в поднебесье.

Мало-помалу в небо потянулись и другие мертвецы. В сыром воздухе сгустился аромат чернозема. Отныне, при каждом следующем ливне, в Канидэси под завесою дождевых струй будут скользить людские тени и исчезать без следа.

Когда я вернулась в Накано, было пять часов пополудни того же дня. Посередине комнаты почему-то сидела кошка, хотя я и отдала ее перед отъездом на передержку. Она, похоже, дом сторожила. Меня это буквально потрясло. Выходит, двухсотлетние поминки даже на кошек влияют!

В мое отсутствие кошечка стащила покрывало с постели, располосовала наволочку, а потом улеглась спать в бумажном пакете, выставив все четыре лапки подушечками наружу. Она узнала меня, с громким «мяу» бросилась ко мне навстречу, но, приблизившись, вдруг шарахнулась прочь и исчезла.

Почему-то на двух парах джинсов сохранились следы кискиной блевотины. Исчезли и котята. Этим, пожалуй, исчерпывается вредоносное воздействие двухсотлетних поминок на мою кошку.

На следующий день, когда я полезла в платяной шкаф, оттуда выскочила старуха с веером и принялась нахваливать мою однокомнатную квартиру, точно это дворец в Версале. Потом, как и полагается в подобных случаях, она исчезла.

На этом чудеса не кончились. Скажем, купленные впрок школьные ластики с той поры всякий раз превращаются в рыбную пасту.

Nihyakkaiki by Yoriko Shono

Copyright © 1997 by Yoriko Shono

© Е. Дьяконова, перевод на русский язык, 2001

Хироми Каваками

Медвежий бог

Мы направляемся на прогулку с медведем. Это он подбил меня на эту затею — сходить на берег реки. До реки недалеко, пешком минут двадцать. Мне уже доводилось гулять в тех местах: ранней весной ходила смотреть на бекасов, но в жаркий сезон я там никогда не была. Да еще и завтрак с собой прихватила, так что получилась уже не прогулка, а настоящий поход.

Медведь — совсем взрослый самец, а потому очень большой. Он только недавно вселился в квартиру номер 305, через три квартиры от меня. И что удивительно, все сделал по правилам, с церемониями — соседям по этажу преподнес традиционную гречневую лапшу и по пачке открыток подарил, а ведь такое в последнее время не часто случается. Какой обходительный, подумала я тогда. А впрочем, он же медведь, вот хочешь — не хочешь, а приходится думать об отношении окружающих.

Кстати, когда он преподносил мне лапшу, в разговоре случайно выяснилось, что мы в некотором роде знакомы, если можно так выразиться.