Она (Новая японская проза) - Каору Такамура

Бедная Какако пыталась что-то возразить, но только вскрикивала и брызгала слюной.

— А что тут особенного — депутаты и без того придут. В главном доме вместе с невестками почитай тринадцать голосов наберется. И не только на двухсотлетие, на любую панихиду припрутся!

К совсем потерявшей разум госпоже Какако подбежала молодая женщина и поднесла ярко-красные ангельские крылья. Было в ней что-то такое, что невозможно подделать — движения, манера говорить, — всем напоминала она молодую жену. Но во время двухсотлетних поминок ни за что нельзя поручиться, даже за подлинность родства. А тут еще сотенная толпа ворвалась, разбрасывая творог тофу и вопя:

— Птицы, птицы, птицы! Кар-кар-кар!

Сотни людей, вдохновившись «Птичьей сутрой», устроили сумасшедший танец, обмениваясь выкриками «вот выходит птица: кар-кар» и «отдайте нам птицу!».

Издавна ходили слухи о превращении людей в птиц. Будто если во время двухсотлетних поминок, кто-то, нарушив запреты, заговорит о самом обыденном, нерадостном, его следует сделать птицей и отправить в полет, иначе двухсотлетие придется праздновать дважды за три дня, и весь род — главная ветвь и боковые — разорится вчистую. Чтобы избежать всеобщего краха, приходилось приносить в жертву даже самых дорогих родичей, обращая их в птиц; то-то дядюшка, великий шутник, подбивал устроить птичьи похороны, самое настоящее птичье погребение.

Я никак не могла понять, как себя вести. Кругом продолжали кричать птичьими голосами, потом высоко подняли ярко-красный соломенный плащ и зонтик того же цвета, совершенно скрыв от меня госпожу Какако. Тело ее странно обмякло, съежилось под красной тканью, от которой, впрочем, тоже остался один лоскут, а соломенный плащ и зонтик вовсе исчезли, В тот же миг совершенно безмолвно возникла ярко-красная фигура молодого главы рода, и спокойный голос произнес:

— А теперь давайте посмотрим, как будет улетать обернувшаяся птицей Какако.

Размышляя о причудах отношений брата и сестры, что связывали молодого господина и Какако, я вместе с толпой оказалась в саду. Вскоре в зарослях бамбука на окраине сада что-то зашуршало, потом, почудилось, мелькнул коричневый коршун, но нет: птица, ростом с человека, взмахнула крылами, на миг взлетела, а потом, с трудом переставляя лапы, двинулась к колодцу и скрылась в его зеве.

И тотчас молодой хозяин закричал не своим голосом, обхватил голову руками и притулился на корточках возле колодца.

— Вот так, господа, я превращусь в камень, за то, что сестру свою сделал птицей.

В его голосе не слышалось ни ноты живого чувства, он трясся всем телом, словно впавший в истерику капризный ребенок.

— В связи с возникновением острой потребности, тетушек, известных как «запевалы», срочно доставить сюда в наемном автомобиле!

Жена молодого хозяина с явным напряжением принялась давать соответствующие поручения, послала кого-то вызвать по телефону машину. Вскоре от ворот донесся звук подъехавшего автомобиля. Из красного «Порше» одна за другой посыпались старушки, которых я встретила на станции. Со счастливыми лицами они продолжали обмахиваться веерами. Молодой хозяин все еще держался руками за голову, но уже не выглядел таким отрешенным, даже на прибывших «тетушек-запевал» соизволил взгляд бросить. Они же окружили господина, разом словно бы зачерпнули веерами что-то в воздухе и разлили вокруг себя, а потом дружно захлопали в ладоши,

— Радость-то какая! Вот так радость!

Птиц больше нет! Птиц — как не бывало!

В тот же миг молодой хозяин резко выпрямился, лицо его оживилось — завершился обряд избавления от напасти, и возгласил:

— Так посмотрим же, как осуществится наш финальный замысел! Порушим это дурацкое родовое гнездо! Ха-ха-ха!

В одночасье сооруженный дом, распростерший свои восемь крыльев, оказался незаметно окружен странными приспособлениями, напоминавшими огнетушители. Какие-то люди, облаченные в плащи-дождевики, перевернули свои аппараты и нажали на рычаги. Белая пузырящаяся клейковина, похожая на противопожарную пену, натужно растекалась, будто разом лишившись напора. Почему-то не пахло никакими химикатами. Из недр странной жидкости скорее сочился аромат сои, а, может, яичного белка, Все двигались с подчеркнутой серьезностью, как на пожарных учениях. Время от времени доносился с трудом сдерживаемый смех зрителей.

Мало-помалу клейковина ровным слоем укрыла весь дом. Плотная и тяжелая, не чета противопожарной пене, она лежала на крыше, тягуче стекала с закраин кровли, точно живое существо, обволакивала стены, так что дом оказался заключенным в кокон.

Несущие стены, которые я приняла за деревянные или бетонные, внезапно начали вибрировать и гнуться, местами утончились до полной прозрачности, и сквозь них проглянуло внутреннее убранство — светло-коричневые полосы, желтый узор, — так проступает пейзаж за окном в дождливый день. Да и сам дом вдруг оказался огромным рыбным пудингом, изготовленным из фарша и теста.

Специально сооруженный к двухсотлетним поминкам дом медленно разрушался, радуя и веселя гостей непредсказуемостью своего распада; собственно, увеселение собравшихся считалось едва ли не важнейшей задачей всей церемонии. В широко распахнутые окна свободно затекала клейковина, покрывая циновки татами, на которых еще недавно сидели люди. Циновки делались прозрачными, под ними слоилась сухая, обернутая в бамбуковые листья рыбная паста.

Проворно семеня, появились старухи с веерами в руках.

— С недавних пор разные удобства появились, вот какой отыскался строительный материал — рыбная паста, из него и дом можно сладить, а если особым средством присыпать, то и рыбный пудинг испечь.

— Не из деревянных ли подносов-подставок для рыбной пасты этот дом соорудили?

— Мир изменился, все стало таким удобным, что стоит пожить подольше.

Протискиваясь сквозь толпу старух, в зал вошла молодая хозяйка.

— Поверхность пасты запекается снаружи аппетитной коркой, а под ней — рыбный пудинг. Вот смотрите, как это делается!

— А что за дивный аромат! До самой смерти не насладиться!

— Его и после смерти не забыть.

Молодая хозяйка коснулась рукой живописного свитка на стене, и тот растаял, расплылся; поверхность стен стала прозрачной, как желе, растворилась ярко-красная краска, сморщилась, словно сожженная солнцем кожа, обнажая внутренность дома, откуда запахло рыбьей мукой. Каркас дома воздвигли из легких трубок, заполнив промежутки рыбной пастой. Нынче она растрескалась, и из щелей вываливались рыбные котлетки, жареные на кунжутном масле. Молодая хозяйка споро кромсала стены кухонным тесаком и вместе с рыбными котлетками укладывала тестяные куски на огромное блюдо, чтобы потом поднести угощение «тетушкам-заводилам». Те, смущенно хихикая, нахваливали угощение и подначивали одна другую: