Эндимион - Дэн Симмонс

Чичатуки не выказывали особого интереса к религии, да и священник, как он сам признался, не слишком стремился обратить их в христианство. Отец Главк восторгался мужеством и благородством чичатуков и преклонялся перед их культурой, которую они сумели сохранить в столь неблагоприятных условиях. До того как ослеп – это была снежная слепота, нечто вроде одновременного воздействия холода, вакуума и радиации, – он частенько путешествовал вместе с чичатуками.

– Раньше их было больше, – сказал священник. Мы сидели в его ярко освещенном кабинете. – Что поделаешь, времена меняются… Там, где прежде обитали десятки тысяч, теперь с трудом выживают несколько сотен.

В первые дни Энея с А.Беттиком, как правило, беседовали со стариком, а я бродил по городу.

Помню свой первый выход. Я спустился во мрак туннеля, прихватив с собой плазменную винтовку и лампу. Отец Главк объяснил, что свет отпугивает арктических призраков. Этажей через двадцать я нашел ход, который вывел меня к другим зданиям. Во льду были вырезаны своеобразные вывески – «СКЛАД», «СУД», «ЦЕНТР СВЯЗИ», «КОНСУЛЬСТВО ГЕГЕМОНИИ», «ОТЕЛЬ» и так далее; эти надписи когда-то нанес световым пером отец Главк. Заглянув в несколько зданий, я убедился, что священник, несмотря на слепоту, время от времени покидает свой кабинет и наведывается в город. В третьем по счету здании я обнаружил склад, в котором хранились топливные таблетки. Отец Главк использовал их для освещения и обогрева своего жилища, а также выменивал на них продовольствие.

– Призраки обеспечивают чичатуков всем, кроме горючих материалов, – заметил он однажды. – А таблетки дают свет и немного тепла. И потом, нам нравится торговаться. Мясо и шкуры в обмен на свет, тепло и стариковскую болтовню. Пожалуй, они начали общаться из-за того, что мой отряд состоит из самого прекрасного числа – единицы! На первых порах я скрывал от них, где беру таблетки, но теперь уверен, что Кучиат и все остальные никогда меня не ограбят. Даже ради своих детей.

Откровенно говоря, смотреть в городе было толком не на что. Света, который отбрасывала лампа, на то, чтобы разогнать тьму, не хватало. Если у меня и теплилась в глубине души надежда отыскать некое подручное средство, которое облегчило бы нам дорогу ко второму порталу (быть может, самоходную горелку или что-нибудь еще в том же духе), она быстро иссякла. Не считая обиталища отца Главка, где наличествовали мебель и книги, свет и тепло, пища и разговоры, в городе было холодно и страшно, как в девятом круге Ада.

На третий или четвертый день нашего пребывания в городе я присоединился к своим друзьям, сидевшим в кабинете священника. Прислушиваясь к разговору, я разглядывал книжные полки. Каких только книг там не было – философские и теологические трактаты, астрономические и этнологические тексты, новоантропологические штудии, приключенческие романы, детективы, пособия по плотницкому ремеслу, тома по медицине и зоологии…

– Потеряв тридцать лет назад зрение, – сообщил отец Главк в тот день, когда с гордостью показал нам свою библиотеку, – я больше всего огорчился тому, что утратил возможность перечитывать свои любимые книги. Я как Просперо, только отрекшийся вынужденно.[31] Вы не представляете, скольких трудов мне стоило перетащить сюда три тысячи томов из помещения, расположенного на пятьдесят этажей ниже.

Пока я рыскал по городу, А.Беттик листал книгу за книгой, а Энея читала старику вслух. Однажды, зайдя в кабинет без стука, я увидел на глазах отца Главка слезы…

Разговор шел о религии. Отец Главк рассказывал о Тейяре – о древнем иезуите, а вовсе не об антипапе, которого сверг Юлий Шестой.

– В Первую мировую он был медбратом. Никто бы не осудил Тейяра, если бы он держался подальше от передовой, но он сам выбрал иную стезю. Его награждали за мужество орденами и медалями, в том числе орденом Почетного Легиона.

А.Беттик вежливо кашлянул.

– Прошу прощения, святой отец. Если я не ошибаюсь, Первая мировая – это конфликт, разгоревшийся на Старой Земле еще до Хиджры?

Священник улыбнулся.

– Совершенно верно, мой друг. Начало двадцатого века, страшная война. Она настолько поразила Тейяра своей жестокостью, что он до конца жизни испытывал ненависть к войне как таковой. – Отец Главк сидел в кресле-качалке; в грубом подобии очага светились топливные таблетки, освещавшие и обогревавшие помещение. Впервые за то время, что мы провели на Седьмой Дракона, было по-настоящему тепло. – По образованию Тейяр был геологом и палеонтологом. В тридцатых годах того же столетия, будучи в Китае – так называлось одно из государств Старой Земли, – он выдвинул теорию эволюции как незавершенного, но целенаправленного процесса. Тейяр рассматривал вселенную как стремление Господа объединить в некоем разумном существе Христа Эволюции, Индивидуума и Универсум. Каждая новая ступень эволюции была для Тейяра де Шардена символом надежды, он радовался даже, когда открыли расщепление ядра; космогенез (это его словечко) выдвигал человечество в центр вселенной, ноогенез представлял собой непрерывную эволюцию человеческого сознания, а гоминизация и сверхгоминизация являлись этапами на пути превращения homo sapiens в истинного человека.

– Простите, святой отец, – проговорил я. В уголке сознания промелькнула мысль: «Насколько не соответствует эта беседа об абстрактных понятиях окружающей обстановке – погребенному во льдах городу, лютой стуже и шныряющим во мраке убийцам-призракам». – Мне всегда казалось, что Тейяр был еретиком и утверждал, что человек однажды эволюционирует в Бога.

Священник покачал головой:

– Сын мой, при жизни Тейяра никто и никогда не обвинял в ереси. В 1962 году, правда, священная канцелярия – нынешняя от нее изрядно отличается, уверяю тебя, – выпустила монитум…

– Что выпустила? – переспросила Энея, сидевшая на ковре перед очагом.

– Монитум, предупреждение. Тем, кто изучает работы Тейяра, рекомендовали относиться к его идеям критически. И потом, Тейяр вовсе не говорил, что человек когда-либо станет Богом. Он считал, что разумная вселенная является составной частью процесса эволюции к так называемой «точке Омега», когда все мироздание, и люди в том числе, станут едины с Божеством.

– Как вы думаете, включил бы он в мироздание Техно-Центр? – Энея обняла руками колени.

Священник перестал раскачиваться и погладил бороду.

– Ученые последователи Тейяра бились над этим вопросом на протяжении столетий. Я не ученый, однако мне кажется, что в своем энтузиазме он вспомнил бы обо всех.

– Но ведь ИскИны произошли от машин, – сказал А.Беттик. – А их представление о Высшем Разуме, насколько я понимаю, сильно отличается от христианского. Бог Техно-Центра – холодный, равнодушный, способный учесть все варианты, но предсказуемый…

Отец Главк кивнул:

– ИскИны думают, сын мой. Их предки были сконструированы на основе ДНК…

– Чтобы вычислять, – вставил я. Бр-р! Не хватало еще, чтобы выяснилось, что у ИскИнов есть души!

– Сын мой, а чем занимались наши ДНК на протяжении первых сотен миллионов лет существования жизни? Питались? Убивали? Размножались? Или ты полагаешь, что даже столь далекие предки человека неизмеримо выше древних ИскИнов, созданных на основе кремниевых соединений и ДНК? Тейяр сказал бы, что Господь создал разум для того, чтобы вселенная осознала себя и постигла Его волю.

– Техно-Центр использовал людей как сырье для своего проекта, а потом собирался уничтожить человечество.

– Но ведь не уничтожил, правда?

– Это не его заслуга.

– Человечество развивается – а оно, безусловно, развивается, – потому, что не может не развиваться, и его заслуги в этом тоже нет. Эволюция приводит к появлению человека, а человек долго и мучительно обретает человечность…

– Сострадание, – проговорила Энея.

Отец Главк повернулся к девочке:

– Правильно, милая. Но люди ни в коей мере не являются единственным воплощением человечности. Наши вычислительные машины, как только начали осознавать себя, стали частью того же процесса. Они могут сопротивляться, могут противодействовать, преследуя собственные цели. Однако вселенная продолжает ткать узор, который объединяет всех.

– У вас выходит, что вселенная похожа на машину, – заметил я. – Запрограммированная, неотвратимая, неумолимая – раз включили, и не остановить…

Старик вновь покачал головой:

– Вовсе нет, сын мой… Вселенная далеко не машина и она вовсе не неумолима. Пришествие Христа научило нас тому, что на свете нет ничего неотвратимого. Исход всегда сомнителен. Выбрать свет или тьму, решает сам человек, точнее, разумное существо.

– Но Тейяр считал, что в конечном итоге сострадание и человечность победят? – спросила Энея.

Отец Главк указал на стеллаж за спиной девочки.

– Там должна быть книга… На третьей полке… С голубой закладкой, которую я оставил лет тридцать тому назад. Нашла?