Полтавское сражение. И грянул бой - Андрей Серба

— Предполагаете, что ваш муж... что его, возможно, не стало?

— А какие еще важные вести можно получить в наше время из дома? Что в маетке сгорела копна сена или телега задавила петуха? Уверена, что письмо содержит известия о моем муже, и если бы речь шла о его выздоровлении, его назвали бы радостным, а не важным. Теперь понятно, что я имела в виду, говоря, что вскоре могу стать близким вам человеком?

— Теперь — да. Если вы вдова, требования к вашему поведению совершенно иные, нежели к поведению замужней женщины, — обрадованно проговорил Войнаровский.

— Это в случае, если я вдова, — заметила Марыся. — А чтобы это узнать, я должна прочитать находящееся в Киеве письмо, не дошедшее до меня. Но как его получить, если в городе русский гарнизон, а дорога к нему кишит разбойниками? У меня при себе нет слуг-мужчин, а служанке подобное путешествие явно не по силам.

— За письмом готов отправиться я. Дорога в Киев мне хорошо известна, а для разбойников у меня есть две пары пистолетов и сабля. К тому же я прихвачу в сопровождающие десяток добрых казаков, с которыми мне не будет страшен сам дьявол.

— Пан Анджей, племянника гетмана Мазепы знает в лицо каждый русский офицер киевского гарнизона и старшина-реестровик городского полка, — сказала Марыся. — Я очень признательна за желание мне помочь, но ваша жизнь для меня дороже любого письма. Кстати, если мы завели о нем речь, настало время уже мне обратиться к вам за советом.

— С удовольствием окажу эту услугу.

— Человек, который может доставить из Киева нужное нам письмо, должен быть не только не известен тамошним русским офицерам и казакам, но и быть отчаянным храбрецом. В нашем лагере я знаю только двух таких — вас и Фока. Если не подходите вы, остается...

— Но почему вас не устраивает моя кандидатура? — недовольным тоном перебил Марысю Войнаровский. — Согласен, меня многие знают в Киеве, но разве обязательно мне лично навещать держателя письма? Я могу обосноваться в окрестностях города, а за письмом отправить верного человека из знакомых селян или казаков.

— В дороге могут произойти непредвиденные события, когда десяток самых храбрых казаков не смогут сделать ничего. Да и дом моей дальней родственницы, которую часто навещают гости из Польши и где находится нужное нам письмо, может пребывать под наблюдением русских властей, что сулит отправленному за письмом человеку и, значит, его получателю, мало приятного.

Марыся сложила на груди руки, с мольбой посмотрела на Войнаровского.

— Обратили внимание, что я дважды употребила выражение «нужное нам письмо»? Я не оговорилась. Что значит для меня это письмо, какое известие оно ни содержало бы, если я лишусь вас? Ничего. Если вас не станет, я тут же прямиком отправлюсь в Варшаву, нимало не заботясь, жена я или вдова. Неужели нужно объяснять, что письмо необходимо мне лишь как возможность ускорить и упростить нашу будущую связь? Мне нужны вы, а не письмо! Поэтому я намерена попросить отправиться за ним капитана Фока. Советуете мне сделать это или нет?

— Если кто-либо способен выполнить подобное задание, то именно Фок, — ответил Войнаровский. — Однако сомневаюсь, что в ближайшее время у него будет возможность вам помочь.

— Почему?

— Капитан — военный человек и подчиняется приказам, а не выполняет личные просьбы красивых паненок.

— Я обращусь к графу Понятовскому, он — к королю Карлу, и капитан отправится в Киев выполнять приказ своего начальства, а не улаживать личные дела княгини Дольской.

— Возможно, вам и придется так поступить, однако через некоторый срок. У капитана уже есть приказ, отменить который у вас попросту нет времени.

— Нет времени? Я сегодня вечером навещу графа, а он завтра утром обратится с моей просьбой к королю. И капитан вместо прежнего приказа получит новый.

— Не получит, поскольку его уже не будет в лагере.

— Он что, собирается исчезнуть из него на ночь глядя? — встрепенулась Марыся. — Уж не с вами ли к русским позициям? Не для этого ли вы обрядились в одежду простого казака и приготовили оружие? — кивнула Марыся на кровать с пистолетами и саблей.

— Мы действительно собирались с Фоком прогуляться сегодня ночью по русским тылам. Однако часа за три до вашего прихода он навестил меня и сообщил, что получил срочное задание и вынужден утром отправиться в путь, поэтому ночное путешествие отменяется. Затем Фок пошел к себе, а я велел джуре принести бутылку вина и занялся Аристотелем.

Марыся покрылась холодным потом. Фок покидал лагерь завтра утром, и за оставшиеся до его отъезда считанные часы она обязательно должна с ним повидаться. Иначе как дозорцы Скоропадского или люди князя Меншикова, не имея описания лица и особенностей фигуры Фока, смогут напасть на его след? Одного сообщения о его настоящей фамилии мало — капитан может взять любую другую.

Устроить же Марысину встречу с Фоком может только Войнаровский. Не будет же она шляться в сумерках по шведскому лагерю в поисках капитана с весьма распространенной немецкой фамилией?

— Вы сообщили неприятную для меня весть, пан Анджей. Но, возможно, я напрасно расстраиваюсь? Не знаете, как долго капитана не будет в лагере?

Войнаровский пожал плечами.

— Нет. О таких вещах не принято спрашивать.

— Но для меня крайне важно, когда Фок снова окажется в лагере. Если он будет отсутствовать недолго — мы подождем его, а если возвратится через неделю-две, вы должны подыскать другого посланца в Киев. Поэтому вы должны проводить меня к Фоку.

— Зачем? Подождите меня здесь, а я выясню у капитана все, что вас интересует.

— Не лучше ли сделать это вместе? Мне не хотелось бы оставаться одной в вашей комнате, к тому же, расспрашивая Фока вдвоем, мы имеем больше возможностей выведать необходимые нам сведения.

— Пожалуй, вы правы. Особенно если вместе со своим неотразимым обаянием пустите в ход и женскую хитрость, — улыбнулся Войнаровский...

Капитан обитал на самом краю селения в крохотной, осевшей набок халупе, напоминавшей скорее не человеческое жилище, а избушку Бабы-Яги. Сходство с ведьминым пристанищем усиливало то, что халупа была расположена рядом с подступившим к селению лесом, и если кому-то нужно было незаметно покинуть шведский лагерь, лучшего места, чем эта халупа, трудно было придумать.

Когда Войнаровский с Марысей подошли к двери халупы, из-под навеса, где виднелись несколько лошадей, появились два казака с мушкетами в руках. Узнав Войнаровского, один распахнул дверь, указал куда-то в кромешную тьму сеней.

— Дверь в горницу в том углу. Пан капитан у себя.

Хотя от казаков разило горилкой и луком, Марыся постаралась оказаться как можно ближе к ним, чтобы лучше рассмотреть. Казаки как казаки, ничего особенного ни во внешности, ни в одежде, ни в вооружении. Но такие и опасны: им легко затеряться в толпе среди множества себе подобных и, не привлекая внимания и не вызывая подозрений, произвести в упор выстрел или нанести смертельный удар в сердце или горло кинжалом.

Казак, наверное, пошутил, называя помещение, где находился капитан, горницей. Оно больше походило на чулан и отличалось от него лишь тем, что к одной стене была придвинута широкая лавка для сна, напротив которой стоял грубо сколоченный стол и два заменявших стулья гладко отесанных дубовых чурбана.

На одном из них с кружкой в руке сидел мужчина в русском офицерском мундире, уставившись на чадившую посреди стола сальную свечу. Скрип открывшейся двери заставил его повернуть голову.

— Андрей, ты? — узнал он Войнаровского, скользнув по нему мутным взглядом. — И,.. — его глаза остановились на Марысе, округлились от изумления. — И, если не ошибаюсь, пани княгиня Дольская?

— Вы не ошиблись, господин офицер, — приветливо улыбнулась Марыся, проходя к столу. — Извините за неожиданное вторжение, но пан Анджей решил выпить с вами на прощанье и пригласил с собой меня. Надеюсь, вы за это на него не в обиде?

— В обиде? Наоборот, очень признателен ему за это. Если и могу за что-то обижаться, лишь за то, что он не познакомил нас раньше. — Фок поставил кружку на стол рядом с откупоренной бутылкой анжуйского, поднялся, шагнул из-за чурбана на середину комнатушки. Приложил правую руку к сердцу. — Пани княгиня, вас, самую обворожительную женщину в лагере, знают все истинные поклонники женской красоты. Увы, я не могу похвастаться такой известностью, поэтому, не дожидаясь, когда нас познакомит пан Войнаровский, представлюсь сам. — Фок низко поклонился Марысе. — Саксонский дворянин, капитан шведской армии и ваш покорный слуга Генрих дер Фок.

— Рада знакомству с благородным дворянином, о котором столько слыхала от пана Войнаровского, — ответила Марыся, протягивая капитану руку для поцелуя. — Господин дер Фок, вы сказали, что являетесь капитаном шведской армии? Но, насколько я понимаю, на вас мундир русского офицера. Неужели король Карл или граф Понятовский дают сегодня костюмированный бал-маскарад и не пригласили на него меня? Если это так, я не прощу обидчику такого невнимания к себе.