Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых - Владимир Хрусталев

Несмотря на то что Михаил Романов добровольно передал право решения вопроса о форме правления Учредительному собранию, все же оказался невольно заложником противоборствующих сил, стремящихся единолично возглавить правление государством. В ожесточенной борьбе был нарушен принцип легитимности, т. е. законной преемственности верховной власти. Не дожидаясь созыва Учредительного собрания, Временное правительство провозгласило Россию республикой. Октябрьский переворот закрепил беззаконие и явился предтечей разгона Учредительного собрания, которое оказалось ненужным фиговым листком для правителей — властей предержащих.

Историк С.П. Мельгунов (1879–1956) привел все произошедшие события в определенную систему, перечисляя основные вехи: «Развитие “российской революции” в 1917 году до большевицкого переворота 25 октября проходило через следующие этапы: отречение императора Николая II; отсрочка великим князем Михаилом Александровичем решения о принятии или непринятии власти до всенародного волеизъявления; государственный переворот, осуществленный 1 сентября 1917 года Керенским, — провозглашение России республикой, — причем последний акт отрицал оба предыдущих, будучи узурпацией не только существовавшей верховной власти, но и прав предстоящего Учредительного собрания, которое после этого (в условиях уже состоявшегося “предрешения” государственного строя) вряд ли может почитаться чем-то серьезным» [489].

Депутат IV Государственной Думы В.В. Шульгин (1878–1976) также позднее писал по этому поводу: «Я приехал в Петроград очень удачно, в известном смысле. 1-го сентября Временное правительство объявило закрытой фиктивно существовавшую Государственную Думу. Конечно, фиктивную, так как жалованье (350 рублей) еще платили. Но не в этом дело. А в том, что одновременно 1-го сентября Временное правительство объявило Российскую державу республикой. На это оно не имело никакого права. Мы, поставившие Временное правительство у власти, поручили ему ведать временно делами, но не делами, имевшими не временное, а постоянное значение, или, иначе сказать, основными законами. Поэтому в этом смысле я составил протест против преждевременного объявления России республикой и напечатал его в какой-то газете.

Император Николай II отрекся от престола в пользу своего брата Михаила. Последний не принял трона, но не окончательно, а условно. В тексте его отречения предусмотрено, что он может принять престол, только если ему поднесет его Всероссийское Учредительное собрание.

Великий князь Михаил Александрович был тогда еще жив, и, следовательно, Временное правительство не могло своею властью совершенно отнять престол у него, а значит, и у всей династии Романовых.

Конечно, мое заявление никакого реального значения не имело. Надежды на то, что Учредительное собрание пригласит великого князя Михаила Александровича на престол, не было. Но для меня и стоявших за мною киевских монархистов было важно, что этим моим заявлением мы предупреждаем, что в этом вопросе мы не послушаемся Временное правительство. Это оказалось важным и для дальнейшего, потому что и Деникин, и Колчак все же стояли в случае, если белые победят, за какое-то “волеизъявление народное”. Под волеизъявлением Деникин подразумевал Учредительное собрание» [490].

Если детально разбираться в этом хитросплетенном узле политических событий, то главное, по нашему мнению, конечно, был не так называемый монархический заговор, а борьба за власть. Керенский не хотел никому ее уступать. Главной силой на тот момент были военные, как и в памятные дни свершения Февральской революции. Авторитет Верховного главнокомандующего генерала Л.Г. Корнилова, в котором А.Ф. Керенский видел явную угрозу для своей популярности и «незаменимости» у руля России, подвинул главу Временного правительства пойти на явную провокацию. Генерал Л.Г. Корнилов был объявлен «мятежником», который даже не помышлял восстанавливать Романовых на троне, но хотел навести дисциплину и положить предел бесконечной вакханалии анархии. Документальные материалы вскоре созданной Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию дела о бывшем Верховном главнокомандующем Л.Г. Корнилове и его соучастниках убедительно показывают, что подавляющее число офицеров, принявших участие в «заговоре», не были монархистами. Так, ординарец В.С. Завойко в процессе следствия показал, ссылаясь на слова Верховного главнокомандующего Л.Г. Корнилова, «что дорога к трону для любого из Романовых лежит через его, генерала Корнилова, труп» [491].

В материалах комиссии имеются любопытные показания министра юстиции А.С. Зарудного от 18 сентября 1917 года: «На вопрос о том, известны ли мне какие-либо другие случаи контрреволюционных заговоров, отвечаю отрицательно, если не считать следующего: в тот день, когда в вечерних газетах появилось известие об аресте б. великого князя Михаила Александровича, А.Ф. Керенский в беседе со мною сообщил мне, между прочим, что был случай предложения ему составить “заговор в его пользу”, на каковое предложение он ответил отказом. Больших подробностей А.Ф. Керенский мне не сообщил, и я об этом деле ничего больше не знаю. По-видимому, об этом случае упомянул А.Ф. Керенский в своей речи 14 сентября в Демократическом совещании.

В бытность министром юстиции П.Н. Переверзева Временное правительство ассигновало министру юстиции сто тысяч рублей для расследования по делам о германском шпионаже. На эти средства П.Н. Переверзевым организована была при Министерстве юстиции контрразведка, начальником которой состоит Миронов, занимающий одновременно место и начальника контрразведки при Военном министерстве. За мою бытность министром юстиции я этою контрразведкою не пользовался и собирался преобразовать ее, слив ее с существующей в ведении Судебного ведомства уголовною милициею и подчинив ее прокурору палаты. От названного Миронова слышал, что он в августе был занят исполнением поручений А.Ф. Керенского по каким-то розыскам, каким именно, не знаю.

Дело о заговоре, по которому обвиняется фрейлина Хитрово, сколько мне известно, не имеет к делу Корнилова никакого отношения» [492].

Однако политические деятели различной направленности лагерей и течений пытались в этой нестабильной ситуации в России в своих интересах воспользоваться военными. Были среди них и сторонники монархии. Так, кадет В.А. Маклаков еще за некоторое время до “корниловского выступления” пришел к убеждению, что главное изменение в политической ситуации в тот момент должно коснуться не отдельных лиц, а самой природы существующего строя. «Если настаивать на сохранении состояния “революции”, — писал он, — процесс будет продолжаться и придется испить чашу до дна. Поэтому, если бы Корнилов попытался остановить революцию, он должен был бы возвратиться к “законности”. Законность кончилась с отречением великого князя Михаила, и поэтому необходимо было бы вернуться к этой исходной точке. Он должен был бы опереться на акт отречения императора Николая II, который был последним законным актом, и восстановить монархию…» [493]. Те же ноты, надо заметить, прозвучали в выступлениях князя Е.Н. Трубецкого и Л.Н. Новосильцева.

Все это послужило поводом для А.Ф. Керенского объявить генерала Л.Г. Корнилова и его сторонников вне закона, а революцию в опасности. В связи с тем, что Михаил Романов раньше командовал «Дикой дивизией», которая в составе “мятежников” двигалась на Петроград, то, очевидно, надо было изолировать на всякий случай не только царскую семью, но и ряд великих князей. Недаром последний министр внутренних дел Временного правительства А.М. Никитин признавался в интервью корреспонденту «Известий ЦИК», опубликованном 20 сентября 1917 года:

«Временное правительство сочло необходимым удалить их из Петрограда для того, чтобы ослабить, или, вернее в корне пресечь мысль о попытке восстановления их власти. Дальнейшие события показали, что Временное правительство было совершенно право. Представьте себе, что в корниловские дни семья Романовых находилась бы в Царском Селе. Как известно, около Петрограда группировалось немало частей, сочувствующих Корнилову. Пребывание Николая Романова под самым Петроградом могло бы послужить для некоторых военных кругов, вернее, для маленьких групп сугубым соблазном…» [494].

Таким образом, с ликвидацией Корниловского мятежа была потеряна Временным правительством реальная опора, последняя сила в лице наиболее стойких и боеспособных воинских формирований, которые могли противостоять большевикам и окончательному развалу фронта.

Главная же нависшая угроза захвата власти большевиками не была устранена. По свидетельству кадета В.Д. Набокова: «До самого конца он (имеется в виду А.Ф. Керенский. — В.Х. ) совершенно не отдавал себе отчета в положении. За четыре — пять дней до октябрьского большевистского восстания, в одно из наших свиданий в Зимнем дворце, я его прямо спросил, как он относится к возможности большевистского выступления, о котором тогда все говорили. “Я был готов отслужить молебен, чтобы такое выступление произошло”, — ответил он мне. “А уверены ли вы, что сможете с ним справиться?” — “У меня больше сил, чем нужно. Они будут раздавлены окончательно”» [495].