Короли и капуста (сборник) - О. Генри

– Знаешь ли, Сэм, последние пару недель в Кингфишере мутит атмосферу один персонаж, выдающий себя за некого Беверли Треверса. Знаешь, кто это? Не кто иной, как Бен Тейтум из Крик-Нейшна, сын старого Гофера Тейтума, которого твой дядюшка Ньют подстрелил в феврале месяце. И знаешь, что он сегодня вытворил? Взял и убил брата твоего, Лестера, прямо перед зданием суда.

Мне показалось, что Сэм не расслышал. Он сорвал веточку мескита, пожевал ее с мрачным видом и процедил:

– Убил, значит? Лестера, говоришь?

– А то, – сказал Симмонс. – Так это еще не все. Он увел твою подружку, мисс Эллу Бейнс. Я подумал, может, тебя это заинтересует, вот и решил доложить.

– Премного благодарен, Джим, – сказал Сэм, вытаскивая изо рта изжеванную веточку. – Да, хорошо, что ты приехал. М-да. Хорошо.

– Ну ладно, мне-то вообще уже пора. А то я лавку на хлопца оставил, а он сено от овса не различает как следует. В спину, значит, Лестеру пальнул.

– В спину?

– Да, пока тот коня запрягал.

– Премного благодарен, Джим.

– Я просто подумал, надо тебе дать знать, что ли.

– Может, зайдешь кофейку выпьешь на дорожку, а, Джим?

– Нет-нет, мне пора. Дела.

– Так говоришь…

– Именно так. Все видели, как они вместе уехали в повозке. А сзади тюк такой был привязан, вроде как с одеждой. Упряжь он с собой еще из Маскоги пригнал. Сразу так и не нагонишь.

– А по какой…

– Я как раз хотел сказать. Они уехали по дороге на Гатри; ну а там уж куда свернут – это я не знаю, сам понимаешь.

– Ясно, Джим. Премного тебе благодарен.

– Да не за что, Сэм.

Симмонс свернул папиросу и пришпорил коня. Отъехав ярдов двадцать, он притормозил и спросил:

– Тебе не требуется… как бы это сказать… помощь, а?

– Да нет, спасибо.

– Ну я так и подумал. До скорого!

Сэм вытащил карманный ножик с костяной ручкой, раскрыл его и соскреб с левого сапога присохший кусок грязи. Я подумал было, что он произнесет над ним клятву кровной мести или продекламирует «Проклятие цыгана». Все известные мне вендетты обычно начинались именно так. Но эта, похоже, была исключением. Вздумай кто-нибудь сыграть ее подобным образом на сцене – мигом был бы освистан и замещен одной из увлекательнейших мелодрам Беласко.

– Мне вот что интересно, – сказал Сэм с глубоко вдумчивым выражением лица, – бобы холодные остались еще на кухне или нет?

Он позвал Уоша, своего чернокожего повара, и, получив утвердительный ответ, велел разогреть бобов и заварить кофе покрепче. Затем мы отправились к Сэму в комнату, где он спал и заодно держал ружья, собак и седла с любимых скакунов. Он достал три-четыре шестизарядных револьвера из книжного шкафа и принялся осматривать их, рассеянно насвистывая «Жалобу ковбоя». Потом он велел седлать двух лучших коней на ранчо.

Так вот, наблюдая за ходом междоусобиц в разных уголках нашей страны, я подметил, что в этом деле есть одно неписанное, но строжайшее правило: ни в коем случае не упоминать о вендетте в присутствии ее участника. Это считается еще более неприличным, чем комментировать бородавку на физиономии вашей богатой тетушки. В дальнейшем обнаружилось, что есть и еще один нюанс этического характера, но это, видимо, чисто западная традиция.

До ужина оставалось еще два часа, но уже через двадцать минут мы с Сэмом за обе щеки уплетали разогретые бобы с холодной говядиной и горячим кофе.

– Перед долгой дорогой никогда не помешает хорошо поесть, – сказал Сэм. – Не стесняйся, бери добавку.

У меня вдруг зародилось нездоровое подозрение.

– А зачем ты велел седлать двух коней? – спросил я.

– Раз, два – каждому по коню, – сказал Сэм. – Ты же считать умеешь?

Из этой тревожной арифметики следовал один четкий вывод: Сэму даже не пришло в голову, что мне могло прийти в голову не стать вместе с ним на путь мести и правосудия. То была уже высшая математика. Отвертеться было невозможно. Я взял добавку бобов.

Через час мы выдвинулись на восток мерным галопом. Кони наши были кентуккийской породы, взращенные на сочном меските западных прерий. Пусть у Бена Тейтума скакуны были проворнее, пусть у него была хорошая фора – но услышь он грозный топот наших коней, рожденных в самом сердце вендетного края, он почуял бы, как по следам его быстрых лошадок неумолимой поступью близится возмездие.

Я понимал, что Бен Тейтум постарается заехать как можно дальше в родные края, где у него имелись многочисленные приспешники и сторонники. Он-то знал, что его преследователь пойдет за ним хоть на край света.

По пути Сэм вслух рассуждал о погоде на завтра, о ценах на говядину, о пианолах. Можно было подумать, будто у него никогда и не было ни брата, ни возлюбленной, ни заклятого врага. Есть такие темы, для которых не найдется слов даже в академическом издании словаря. Понимая, чего требует этикет, но не будучи достаточно опытным в кровных распрях, я немного переборщил, принявшись рассказывать умеренно забавные истории. Сэм смеялся в нужных местах – но только одним ртом. Узрев краем глаза его рот, я пожалел, что мне недостало чувства юмора воздержаться от подобных анекдотов.

Мы настигли беглецов в Гатри. Усталые, голодные и немытые, мы ввалились в местную дощатую гостиницу и сели за столик. Они сидели в дальнем углу, погрузившись в трапезу, но время от времени метая по сторонам беспокойные взгляды.

Барышня была одета в коричневое платье из какой-то гладкой шелковистой материи, с кружевной оторочкой и юбкой в складочку. Лицо ее наполовину скрывала плотная коричневая вуаль, а на голове красовалась широкополая соломенная шляпа с какими-то перьями. На парне была простая немаркая одежда, а волосы у него были коротко острижены. Одним словом, ничем не примечательный тип.

И вот они перед нами – убийца и похищенная им дама. И вот мы перед ними – доблестный мститель, верный кодексу чести, и сверхштатный сотрудник, пишущий эти строки.

На мгновение жажда мести застила глаза – по крайней мере, сверхштатному сотруднику. На мгновение он принял деятельное участие в кровной вражде – правда, словесное.

– Чего же ты ждешь, Сэм? – прошипел я. – Стреляй скорее!

Сэм меланхолично вздохнул.

– Ты не понимаешь. Зато он понимает, – сказал он. – Еще бы. Чтобы вы знали, м-р Новичок, у нас, у порядочных людей, есть правила: не положено стрелять в кавалера в присутствии дамы. И я не слышал, чтобы кто-то хоть раз преступил этот закон. Так нельзя. Надо, чтобы он либо со своей шайкой был, либо один. Понял теперь? И он это знает. Это все знают. Итак, вот он каков, м-р Бен Тейтум! Красавчик! Ничего, живым ему из гостиницы не выбраться. Пора уравнять счет.

После ужина парочка быстро улизнула. Хотя Сэм полночи таился по всем углам и закуткам, беглецам каким-то таинственным образом удалось избежать встречи с ним, а утром дама в коричневом платье с юбкой в складочку и молодой человек с короткой стрижкой спешно погрузились в свой экипаж и унеслись прочь.

Погоня – дело довольно монотонное, и, с вашего позволения, я ее урежу. Долго ли коротко ли, но мы их снова нагнали. Между нами и тележкой всего было с полсотни ярдов. Они обернулись, глянули на нас – и даже коней не хлестнули. Бен Тейтум понял, что удрать от нас так просто не выйдет. Теперь ему оставалось полагаться лишь на кодекс чести. Нет сомнений, что, будь он сам по себе, Сэм Дерки не стал бы мешкать; но пока рядом с ним сидела барышня, его защита была пуленепробиваемой. Сомневаюсь, что он бы струсил сразиться один на один.

В общем, как видите, бывает и так, что дама мешает двум кавалерам вступить в поединок, а не подталкивает их к этому изо всех силенок. Впрочем, непреднамеренно и несознательно. Ей о кодексах ничего не известно.

Через пять миль мы достигли поселка под названием Чендлер, надежды Запада. И беглецы, и преследователи загнали лошадей чуть не до изнеможения. В Чендлере была одна гостиница, предлагавшая нечеловеческие условия как двуногим, так и четвероногим постояльцам; и вот мы вчетвером снова собрались в столовой, повинуясь зову колокола столь громоздкого и звучного, что небосвод в здешних широтах давным-давно треснул. Столовая, правда, была поменьше, чем в Гатри.

Мы как раз приступили к яблочному пирогу – воистину, от фарса до трагедии один шаг! – когда я заметил, что Сэм пристально изучает наших беглецов, сидящих за столиком на другом конце комнаты. Барышня была в том же коричневом платье с кружевами и в той же вуали до носа. Парень склонился над тарелкой, выставив на обозрение коротко стриженную макушку.

– Кодекс чести гласит, – пробормотал Сэм вроде как себе под нос, – что нельзя пристрелить мужчину в присутствии женщины; но, разрази меня гром, нет такого кодекса, что нельзя пришить женщину в присутствии мужчины!

И не успел я вникнуть во все тонкости этого умопостроения, как он выхватил из подплечной кобуры кольт и выпустил все шесть пуль в фигуру, скрытую коричневым платьем с кружевами и складчатой юбкой.