Обманутая - Барбара Делински

Лаура одновременно ощущала обиду и возмущение.

— Это бесцельный разговор, — с напряжением произнесла она. — Ты сердишься…

— Я права!

— …а поскольку сердишься, произносишь вещи, о которых лучше было бы пока помолчать. Я ухожу. Мы вернемся к этому разговору позднее. — И Лаура вышла из комнаты.

— Мое мнение не изменится, — крикнула ей вслед Дебра.

Лаура, не останавливаясь, спустилась вниз. Она знала, что Дебра скучает по отцу и боится, что тот никогда не вернется, и свои переживания выплескивает на самого близкого ей человека — мать. Но Лаура тоже ранима сейчас. Поэтому надо подождать, когда Дебра успокоится.

23

Тэк очнулся от легкой дремы, чтобы покрепче прижать к себе Дафну. Это было непросто — ему пришлось тянуть и тащить комок простыней, в котором они оказались. Наконец он устроился, прислонившись к подушкам, и обнял Дафну. Он пальцами нежно развел волосы на ее лице и откинул их назад, потом скользнул рукой вниз по спине и его ладонь замерла на теплом изгибе ее бедра.

— М-мм, — промурлыкала она.

— Ты проснулась?

— Когда ты прикасаешься ко мне, — сонно пробормотала она, — я всегда просыпаюсь.

Он улыбнулся. Дафна обычно мало говорила, но когда говорила, находила верные слова, а если молчала, то делала очень точные жесты. С ней он чувствовал себя высоким, красивым, значимым и умным. Но главное — он ощущал себя желанным.

— Мне казалось, мы собирались поработать, — поддел он ее. Свет от лампы мягко падал на бумаги, разложенные на полу рядом с кроватью.

— Мне тоже так казалось. Я не понимаю, почему я всякий раз соглашаюсь с тобой, когда ты предлагаешь работать в кровати.

— Ты соглашаешься, потому что прекрасно знаешь, чем это закончится. Признайся себе, Даф. Ты ненасытна.

— Кто бы говорил. — Она глубоко вздохнула и коснулась волос на его груди. — Все это биохимия, — пробормотала она и еще крепче прижалась к нему.

Тэк прекрасно понимал, что объяснить все только биохимией невозможно. Он испытывал неугасающий интерес к Дафне. Она заинтересовала его сразу и продолжала интересовать и по сей день, и дело было не только в соблазнительном изгибе ее спины, упругости груди или изящности прекрасных длинных ног, которые обвивались вокруг его талии, доводя его до изнеможения. Если бы все ограничивалось этим, он бы оставил ее, как оставил Гвен. Но он не хотел расставаться с Дафной. Они занимались любовью, и он проводил у нее всю ночь. Он сохранял за собой номер в мотеле только для видимости и бывал там редко, а в Бостон ездил, только когда в этом появлялась крайняя необходимость.

— Все дело в твоей логике, — сказал он. — Меня всегда интриговала логика юристов.

— Это потому, что ты все время хотел стать адвокатом. Зачем ждать следующей жизни? Почему бы тебе сейчас не поступить в юридическую школу?

— Потому что это стоит денег. К тому же это потребует времени. И еще предполагает необходимость учиться. А мне в моем возрасте страшно даже подумать об этом.

— Старичок, — она провела пальцем по его груди.

Он напрягся, но ему не хотелось сейчас снова любви. Пока еще нет. Сначала он хотел поговорить.

— Тебя волнует мой возраст?

— А должен?

— Обычно мужчина старше женщины.

Она повернула голову, чтобы увидеть его.

— Обычно женщина моложе мужчины. Тебя волнует мой возраст?

— Только мысль о том, что ты не сможешь родить мне пятерых детей.

— Пятерых, — она нахмурилась. — Ты всегда говоришь пятерых. Почему?

— Три тоже неплохое число.

— Может, одного? Или двух?

— Ты всерьез обдумываешь это? — спросил он.

— Конечно нет. У нас проблемы с перенаселением планеты. Не забывай об этом, когда бросишь меня и увлечешься двадцатипятилетней женщиной, которая будет готова родить тебе пятерых детей.

Он приподнял волосы, лежавшие на ее плече, и зарылся в них лицом. Под ними его голос звучал приглушенно.

— Я не собираюсь бросать тебя. Ты моя последняя остановка. М-мм. Как мне нравится этот запах!

Она пользовалась яблочным шампунем. Этот слабый аромат, смешиваясь с запахом желанной женщины, его возбуждал. Он сомневался, что теперь когда-нибудь сможет спокойно проходить через яблоневый сад. Она придвинулась к нему так близко, что их лица оказались совсем рядом.

— Зачем ты говоришь это, Тэк?

— Потому что мне безумно нравится этот запах.

— О нас. — Ее глаза выражали страсть и одновременно смущение. — Ты говоришь о нас безумные вещи.

— Но мы ведь без ума друг от друга. Мы можем говорить о работе, спорте, музыке, о чем угодно. Мы оба любим пиццу, оба долго спим по воскресеньям, и ты и я неустроены в этой жизни. Малышка, разве можно найти лучшую пару? Поверь мне. Я знаю это по собственному опыту.

— По собственному опыту… — повторила она, и выражение ее лица стало спокойнее.

— Это правда.

Сухо усмехнувшись, она склонилась и поцеловала его в шею.

— Ты ужасен!

— А я думал, прекрасен.

— И прекрасен. И неотразим. — В какой-то момент между «ужасен» и «прекрасен» она протянула руку, и рука эта начала творить с его телом такие чудеса, что он забыл обо всех запахах на свете. Если он и собирался еще что-то сказать, то уже не мог вспомнить что. И к тому моменту, когда она обняла его ногами и они слились воедино, он желал только одного — достичь такой высоты и силы страсти, чтобы она навеки стала его рабыней.

После того, как они наконец оторвались друг от друга, они отправились под душ. Пока Дафна готовила что-нибудь перекусить, Тэк приводил в порядок постель. Не то чтобы он был таким аккуратным, но он не мог позволить Дафне работать среди измятых простыней.

Она вернулась и принесла «закуску любовников» — так она называла ломтики огурца с крекерами и ложкой арахисового масла. По ее утверждению, сколько бы люди ни занимались любовью, у них всегда хватало сил, чтобы приготовить это блюдо.

— Вкусно, — слизнув масло, с набитым ртом пробормотал Тэк.

— Ты неприхотлив, — заметила Дафна, забираясь к нему в постель. Она поправила подушку за спиной и натянула простыню до пояса.

— Все твои мужчины неприхотливы?

— Все-все, — промурлыкала она. — Конечно.

Он вглядывался в ее лицо, но оно ничего не говорило о ее потаенных мыслях. А он бы все отдал, чтобы узнать их.

— Ты всегда так легко говоришь об этом.

— Они для меня не имеют значения, по крайней мере когда я с тобой. — Она взяла крекер.

— А когда меня нет, ты думаешь о них?

Взгляд ее едва уловимо изменился.

— Нет. Все они в прошлом. — И крекер исчез у нее во рту.