Генму - Михаэль Драу

И вдруг снова грохнуло. Найт вздрогнул и попятиться.

Дэл мёртв. Дэл умер. Дэла больше нет. Это не Дэл.

Осознание глубочайшей бездны, пустоты, одиночества, бессмысленности. Нет больше никакого смысла. Ни в чём.

Вдруг где-то сбоку прошуршало, скрежетнуло, и потянулся дребезжащий, ржавый голос, точно кто-то медленно наматывал проволоку на железную бобину.

— В юности мудрому царю Соломону подарили кольцо. «Как станет тебе тяжело — посмотри на него» — было напутствие. И вот однажды почувствовал Соломон, что не справляется с горестями своей страны. Посмотрел на кольцо, как было велено, и прочитал гравировку: «Всё проходит». С тех пор он часто поглядывал на своё кольцо в самые трудные минуты. Но однажды постигло его страшное горе: умерла его любимая жена, верный советник и опора. И кольцо не помогало, как ни смотрел на него Соломон. Тогда он сорвал кольцо с руки и швырнул его прочь. «Пройдёт и это» — увидел он гравировку на внутренней стороне кольца.

Найт прижался голой спиной к холодной скользкой стене. Где же, где же его успокоение? Почему призраки прошлого не покидают его, и почему так невыносимо болит душа? Как ни заменяй её стабилизаторами, как ни приближайся к идеалу — никогда не приблизишься. Как к горизонту.

Когда же всё пройдёт?!

— Но была и третья часть этой старинной сказки, — шелестел голос, приближаясь вместе с каким-то странным мерным шарканьем. — Прошло ещё много лет. Соломон превратился в древнего старца. Царь понимал, что дни его сочтены. «Всё проходит», «Пройдёт и это», — вспомнил он, усмехнулся: вот всё и прошло. Теперь царь не расставался с кольцом. Оно уже истёрлось, пропали прежние надписи. Слабеющими глазами он заметил, что на ребре кольца под лучами заходящего солнца блеснули буквы: «НИЧТО НЕ ПРОХОДИТ»…

Чёрные глаза — единственное, что он успел вспомнить под колёсами фуры, — резко обратились к нему.

Найт рванулся прочь из комнаты. И вдруг рухнул в огромную яму. Тьма охватила его со всех сторон, спину разорвала боль, и в стороны развернулись громадные железные крылья, то ли ржавые, то ли покрытые кровью.

Он падал камнем, в отчаянии протягивая руки вверх, будто прося помощи. Но у кого?

Его лица коснулось нежное тепло. В ушах сквозь вой ветра и ритмичный скрежет каких-то механизмов всё чётче проступал хор юных голосов:

— Сподоби, Господи, в день сей без греха сохранитися нам. Помилуй нас, Господи, помилуй нас. Буди милость Твоя, Господи, на нас. Якоже уповахом на Тя.

Найт заплакал, повторяя слова. И вдруг его пальцев, точно любящий создатель, коснулся его совершенный, бесстрастный, хромированный Бог.

Судорожно набрав воздух в лёгкие, Найт выгнулся дугой и открыл глаза.

Он в ванне. Дома. Обычная вода, слегка отдающая ржавчиной. Из носа тихонько ползёт тёмная кровь.

— Найт, ты там не утонул? — насмешливо, но всё же взволнованно спросил Кай из-за двери.

— Всё… Всё в порядке… Я просто немного задремал… — Найт наскоро вытерся, смыл с лица кровь, переоделся в чистую футболку и брюки.

— Совсем себя не бережёшь, — покачал головой его молодой любовник, когда Найт вышел из ванной. — Не надо так переутомляться, аж в ванне засыпаешь. Ну ничего, немножко посиди с гостями из вежливости. А потом будешь спать хоть сутки. Мастер Ирон — он, кстати, пришёл — говорит, что на ближайшее время в городе ничего не планируется. Может, тебе отпуск взять?

Найт рассеянно улыбнулся и поцеловал Кая в висок.

Когда они вошли в гостиную, Найт почувствовал, как вдоль позвоночника пробежал холодок: до того реальным был сон и оставшиеся воспоминания. Никакой криокамеры с мертвецом, конечно, тут не оказалось.

— Ну наконец-то, наш именинник! — встретили его возгласы.

Найт некоторое время терпеливо принимал поздравления, но мыслями был далеко — в том чёрном колодце, где прикоснулся к своему Богу.

Из задумчивости его вывел звонок в дверь.

— Я открою! — Кай убежал в холл.

Через минуту он вернулся. В комнате постепенно стихли разговоры. Найт оглянулся, проследив за взглядами, и поднялся с дивана.

Рядом с Каем стоял отец Найта, бывший хозяин города. Совсем не изменившийся, только сильнее поседевший.

— Я на минутку, — сказал он негромко. — Не буду мешать молодёжи. У меня для тебя подарок.

С этими словами он протянул Найту маленькую коробочку. Найт открыл. Внутри лежало колечко. Оно вряд ли налезло бы даже на мизинец громадному киборгу. Поэтому через колечко была продета тонкая цепочка.

Найт сразу узнал это кольцо. Лилия любила его больше всех.

— Перед смертью она просила передать его тебе. Но я всё не решался… — проговорил Мигель Ирон. — И… Хотел оставить себе как память, но теперь… Теперь оно по праву твоё.

Найт шагнул к нему и молча обнял. Бережно, как может обнимать только тот, кто знает свою силу. Потом надел цепочку с кольцом на шею и спрятал под футболкой.

— Проходи, папа, чувствуй себя как дома, — улыбнулся Найт, приобняв отца за плечо.

С души киборга свалился огромный груз. Он больше не держал обиды на отца и не обвинял его ни в чём. Отец любил Лилию. Всё-таки любил. И своего сына он тоже любит, несмотря ни на что.

Пришло осознание: Найт никогда не был лишним и ненужным. Его любили отец и мать. Его, как своего маленького протеже, любил друг отца, генерал Агласис Шибта. Его любил Бофи, неуклюжей и жестокой детской любовью. Его любил Шусс, строгой и зрелой любовью человека, способного принимать его таким, как есть. Его пылко любил Кай. С ним хотели поиграть в любовь Генрих и Блис, мимолётный любовник в полулегальном бордельчике в подвале кофейни, которой сейчас уже нет на прежнем месте. Его любил господин Торроф как своё лучшее творение. Его любил господин Миккейн как свою хрустальную мечту и надежду. Его любили две удивительные женщины, которых больше не существует: Лиандра и бедная маленькая Снежная Принцесса. Даже Дэл, располосовавший его сердце на куски, вплавившийся в его подсознание, любил его по-своему.

Всем им не нужно было его совершенство. Они любили его каким угодно.

Но необычайно ярко укололо воспоминание о чёрном колодце. И Найт понял раз и навсегда, кто его любит по-настоящему.

2011 год 22 декабря Санкт-Петербург