Отпуск на двоих - Эмили Генри

class="p1">Мы упали вместе, превратившись в спутанный клубок из конечностей и беззвучного дрожащего смеха. За стеной раздался еще один громоподобный всхрап, и я отчаянно принялась хлопать Алекса по плечу, пытаясь не расхохотаться в голос.

– Я скучал по тебе, – улыбаясь, сказал он, когда наш смех немного поутих.

– Я тоже, – мои щеки болели. Алекс убрал с моего лица волосы, и несколько тоненьких прядей задрожали у его руки, влекомые статическим электричеством. – Но зато теперь у меня тебя целых трое. – Я ухватилась за его запястье, чтобы сохранить равновесие, и зажмурила один глаз.

– Слишком много вина? – поддразнил он меня, скользнув ладонью по моей шее.

– Нет. Ровно столько, чтобы вырубить Бернарда. Идеальное количество.

В голове у меня все приятно плыло, под пальцами Алекса кожа казалась горячей, и тепло это расходилось волной от шеи до самых кончиков пальцев ног.

– Наверное, так себя чувствуют кошки, – пробормотала я, и Алекс рассмеялся.

– Как?

– Ну, знаешь… – Я повела головой из стороны в сторону, прижимаясь шеей к его ладони. – Просто… – Мой голос оборвался: я получала слишком много удовольствия, чтобы продолжать говорить.

Пальцы Алекса пришли в движение, почесывая мою кожу, поглаживая волосы, и я вздохнула от наслаждения и прижалась к нему. Моя ладонь легла на его грудь, лбом я уперлась в его лоб.

Он положил свою руку поверх моей, и я переплела наши пальцы, наклонилась ближе, а потом еще немножко ближе, пока наши носы не соприкоснулись.

Его ладонь легла на мою щеку, и он поднял голову мне навстречу.

В следующее мгновение Алекс Нильсен поцеловал меня, а я поцеловала его.

Это был медленный, теплый поцелуй. Сначала мы оба чуть не рассмеялись, как будто все это всего лишь шутка. Но потом его язык коснулся моей нижней губы, обжигая ее огненным жаром, затем прикусил ее зубами.

Мы больше не смеялись.

Я зарылась в его волосы руками, и он притянул меня к себе на колени, его ладони спустились вниз по моей спине и сжали мне бедра. Я часто-часто судорожно задышала, когда губы снова принялись дразнить меня, а язык глубже проник в мой рот. На вкус он был сладкий, чистый и пьянящий.

Руки наши были неистовы, а зубы остры. Мы срывали друг с друга ткань, обнажая кожу, впивались ногтями в мягкую плоть. Возможно, где-то за стеной все еще храпел Бернард, но я не слышала его за восхитительно частым дыханием Алекса, за его голосом над моим ухом, раз за разом произносящим мое имя, словно какое-то ругательство, за громким стуком собственного сердца, бешено стучащего в ушах, когда я подавалась навстречу Алексу бедрами.

Мы позабыли о всем том, что не успели друг другу сказать, потому что это больше было не важно. Вот что нам сейчас было нужно.

Мне нужно было больше Алекса.

Я потянулась к его ремню – потому что, конечно же, он носит ремень, – но он схватил меня за запястье и отступил назад. Губы у него поджались, волосы растрепались – да Алекс весь был растрепан, но это ему удивительно шло.

– Мы не можем этого сделать, – хрипло сказал он.

– Не можем? – Я почувствовала себя так, словно с размаху врезалась в стену. Словно вокруг моей головы теперь летают маленькие мультяшные птички, пока я отчаянно пытаюсь понять смысл его слов.

– Мы не должны, – исправился Алекс. – Мы пьяны.

– То есть для того чтобы целоваться, мы не слишком пьяны, но для того чтобы переспать – слишком? – уточнила я, чуть не рассмеявшись от абсурдности ситуации. А может быть, от разочарования.

Рот Алекса искривился.

– Нет, – сказал он. – Я имел в виду, что мы вообще не должны были всего этого делать. Мы оба выпили, мы не можем ясно мыслить…

– Угум. – Я отстранилась от него и принялась поправлять пижаму. Мне было так неловко, что я ощущала это физически, словно меня ударили в живот. У меня заслезились глаза. Я поднялась с пола, и Алекс встал вслед за мной. – Ты прав, – сказала я. – Это была плохая идея.

Алекс выглядел совсем несчастным.

– Я просто хочу сказать, что…

– Я поняла, – быстро оборвала я его. Нужно было залатать дыру, пока лодка не набрала еще больше воды. Я допустила большую ошибку, поддавшись своим чувствам, и теперь мы рисковали всем, что у нас было. Было необходимо как-то убедить Алекса, что все в порядке. Что на самом деле мы только что не облили бензином нашу дружбу и не поднесли к ней зажженную спичку. – Давай не будем раздувать из мухи слона, ладно? Ничего особенного не случилось. – Я и сама почти в это поверила. – Как ты и сам сказал, мы выпили бутылки по три вина каждый. Мы не могли ясно мыслить. Давай просто сделаем вид, что ничего не было, хорошо?

Алекс пристально смотрел на меня, и я не могла прочитать выражение его напряженного лица.

– Думаешь, ты сможешь это сделать?

– Конечно, Алекс, – сказала я. – Мы же столько всего пережили вместе. Разве это может изменить одна пьяная ночь?

– Хорошо, – сказал он. – Ладно, – немного помолчав, он пробормотал: – Мне пора спать.

Потом он постоял еще мгновение, не сводя с меня взгляда, пожелал мне спокойной ночи и выскользнул за дверь.

Я решила, что, когда мы снова увидимся, лучше не поднимать эту тему. Лучшее, что я могла сделать, – это притвориться, что действительно забыла о случившемся. Доказать, что все в порядке и что между нами ничего не должно измениться.

Когда мы добрались до аэропорта – снова втроем: я, Бернард и Алекс – и Бернард отлучился в туалет, мы впервые остались наедине за весь день. Алекс откашлялся:

– Прости за прошлую ночь. Я знаю, я это все начал, и… Этого не должно было произойти.

– Да правда, ничего страшного не случилось, – сказала я.

– Я знаю, что ты все еще переживаешь из-за Трея, – пробормотал он, глядя в сторону. – Я не должен был…

Интересно, если бы я сейчас призналась, что почти совсем не думала о Трее последние недели, успокоило бы это его или сделало все еще только хуже?

Что прошлой ночью я вообще не думала ни о ком, кроме Алекса?

– Это не твоя вина, – сказала я. – Мы оба это допустили, и это не должно что-то менять, Алекс. Мы просто друзья, которые однажды поцеловались по пьяни.

Несколько секунд он молча меня рассматривал.

– Хорошо, – сказал он.

Алекс не выглядел так, как будто у него все хорошо. Он выглядел так, будто сейчас предпочел бы не говорить со мной, а сидеть на всемирном съезде саксофонистов,