Широки врата - Эптон Синклер

Ланни прокомментировал: «Я знаю, об этом от Дениса де Брюин, так что не волнуйся и не усугубляй свою болезнь». Он наблюдал страдание морщинистого, лысого и жалкого старика, и подумал: «Да, человек может отказаться от удовольствий, человек может броситься в бой. Что заставляет его это делать?»

Очевидно, что глубина убеждений. Джесс Блэклесс знал, что он был прав, у него был ответ на каждый вопрос, и если бы мир следовал его указаниям, то он мог бы быть спасен. Человек с этой уверенностью превратил свой ум в острый меч, чтобы пронзать умы других. Он не мог бы это сделать, если бы он позволил мечу затупиться оговорками или колебаниями. Это было так же, как преуспел Ади Шикльгрубер с обманутым и несчастным немецким народом. Он заучил несколько простых идей и рассказал им их миллион раз без остановки или отдыха. Когда у двух таких людей были противоположные идеи, то возникала война, какая шла сейчас между коммунистами и нацисто-фашистами. Трудно себе представить, что такие люди могут когда-нибудь прекратить боевые действия и урегулировать свои споры в открытой дискуссии и подсчётом голосов. Но, по мнению Ланни, кто-то должен рекомендовать эту процедуру и довести её до общественного сознания с такой же решимостью, какой обладают фанатики.

В дождливое воскресенье десять миллионов французских мужчин без женщин отправились на выборы и проголосовали. В районе дяди Джесса красные рабочие преданно отдали голоса за него, и он получил большинство. Но большинство не абсолютное, так что пришлось проводить второй тур. На этот раз все врачи Парижа не смогли удержать старого боевого коня от выхода на трибуну. Он взобрался на неё не без помощи, и был в состоянии говорить только в течение нескольких минут, но этого было достаточно, чтобы взвинтить толпу. Он заявил о своей вечной войне с капиталистической реакцией во всех её формах и своей лояльности народному фронту, пока тот придерживается этой программы. В следующее опять дождливое воскресенье избиратели его переизбрали. Они избрали семьдесят два депутата коммуниста, а не десять, как в прошлый раз. Это было почти невероятно!

Народная коалиция набрала больше шестидесяти процентов депутатских мест, что означало, что Блюм может быть уверен, что станет премьером. Сделав свой вклад в несколько тысяч франков в избирательный фонд Блюма, Ланни почувствовал своё участие в победе и решил, что может вернуться в Бьенвеню с чистой совестью. Он так и сделал и был рад найти своих праздных друзей на Ривьере, пораженных тяжелым страхом о своих доходах и своей безопасности. Сюда входили и испанцы. Как они могли надеяться на государственный переворот, когда французской внешней политикой руководил еврей социалист, а также он ещё и командовал французской армией и военно-морским флотом?

Бьюти приняла приглашение провести лето в Шор Эйкрс, а в июне она будет оказывать помощь Марджи в организации следующего лондонского сезона. Бьюти была практичной женщиной, несмотря на всё её безрассудство. Она понимала, что на шестом десятке она не могла рассчитывать на приглашения из-за своей внешности, и поэтому она взяла на себя труд быть полезной своим друзьям. Консультации о списках приглашённых, выполнение трудных поручений, быть приятной для всех. Теперь она жаждала использовать свои социальные навыки для поправки поврежденной судьбы своего сына, и она попросила его поехать с ней в Лондон. Ланни точно знал, что это значит. Она хотела представить его молодым женщинам, у родителей которых были деньги.

Бьюти Бэдд не следовала всем заветам древних еврейских писаний, но там был один, который она горячо одобряла. Он гласил, что не хорошо, когда мужчина должен жить в одиночестве. Она была уверена, что коварные женщины ухватят Ланни, возможно, даже прежде, чем Ирма юридически разорвёт брачные узы. И если должен был быть кто-то, пусть это будет та, кого освидетельствует Бьюти. Делая все возможное, чтобы соответствовать странным фантазиям своего сына, она выискала «синий чулок», одну из тех несчастных, которые носят очки и кому, в соответствии с не-библейской легендой, люди редко делают пассы. Эта была дочь удалившегося от дел банкира, которая имела на своем счету пару опубликованных романов. Бьюти взяла на себя труд познакомиться с ней и пригласить ее на обед, а затем оставить ее наедине с Ланни. После мать сокрушалась, узнав, что романы были так называемым потоком сознания, которые Ланни счёл верхом пустоты и признаком снижения жизнеспособности паразитических классов. Сделав несколько тщетных усилий, чтобы найти линию разговора, Ланни пригласил даму играть в крокет!

Но был кто-то в Лондоне, с кем он знал, как говорить. Это была Розмэри, графиня Сэндхэйвен. И, когда он думал о ней, то чувствовал, как по нему бегут мурашки. Он жил без любви почти год и теперь снова начинал смотреть на женщин и думать о них. Современная любовь является сложным изобретением, и немногие знали это лучше, чем неправильный потомок Бэддов. Он вошёл в возраст, когда начинают подсчитывать стоимость. Не в деньгах, этот вопрос на повестке не стоял. На Ривьере был избыток дам по любой цене от десяти франков до десяти тысяч. Многие из самых благородных, тех, кого встречаешь в светском обществе. Цены не указываются, но прежде чем уйти, надо оставить надлежащую сумму на каминной полке. А как узнать надлежащую сумму, это всё равно, как, сколько денег передать дворецкому после проведения недели в доме друга.

Ланни беспокоили эмоциональные затруднения, интеллектуальные и социальные обязательства, которые придётся брать. Больше нельзя будет оставаться дома, и читать или играть на пианино. Надо водить даму в казино и кабаре. Если она будет спортивной, придётся играть с ней в теннис. Хотя играть с Джерри Пендлтоном было интереснее и приятнее. Если попытаться улизнуть на машине с Раулем Пальма, она будет уверена, что это другая женщина, и отплатит с другим мужчиной. Если посетить Париж, или Лондон, или Берлин, то она захочет сопровождать. И тогда можно ожидать объявления о предстоящем бракосочетании в газетах!

Но с Розмэри все было бы просто. Розмэри была страстной, но в то же время она была спокойной. Она принимала вещи легко, в том числе и в любви, и может быть, так и надо, чтобы избежать неприятностей. Социальное положение Розмэри было таково, что никто не мог её обидеть. Для Ланни она была хорошей компанией, она будет молчать и разрешит ему говорить, и в него не будут заталкивать никакие её идеи. Действительно приятная возлюбленная. Он убедился в этом, когда ему было шестнадцать лет, и опять десять лет спустя, и вот колесо фортуны ещё раз повернулось! Он послал телеграмму: «Могу ли я приехать в гости?» Она ответила: «Буду рада». Она поехала в Лондон, чтобы подготовить место. Ланни никогда не забудет первый раз, когда на город падали бомбы. Он все еще хранил осколок бомбы, как воспоминания о belle nuit d’amour.

Но были осложнения, даже при этих условиях. Берти может возмутиться. Розмэри никогда не могла быть уверенной, что ее муж будет вести себя в соответствии с современными стандартами аристократизма. А Ланни должен был думать о маленькой Фрэнсис и своих правах на нее. Он не мог поставить себя в невыгодное положение в любом споре, который мог возникнуть с Ирмой по поводу опеки над ребенком. Наконец, было его желание принести себя в жертву ради дела, и светская интрижка вызовет у него призрение. Отсюда возникал вопрос, что он должен найти женщину, которая сотрудничала бы с ним в борьбе против фашизма. Он сразу начал думать о Труди. Что она делает, и как жить с ней, и будет ли в его силах сделать ее счастливой?

Когда пришло время для отъезда Бьюти, она не захотела оставить сына одного в Бьенвеню. Её нельзя было убедить, что плавание, парусный спорт и рыбалка с бывшим учителем будет достойным времяпровождением. Она попросила его отвезти её в Лондон, и он понял, что это означало. Его привезут в Блюграсс, загородное имение Марджи, а через пару дней там появятся приглашенные на чай, обед или ужин очаровательные барышни.

Ланни не смог отказать матери, и они тронулись и провели пару ночей и день с Эмили в поместье Буковый лес. Это произошло в начале июня в день, когда Леон Блюм стал премьером Французской Республики, красный день календаря Ланни. Он мог говорить откровенно с Эмили об этом, и он сказал ей, среди прочего, что он только что получил письмо от Курта Мейснера. Тот собирался прибыть в Париж на нескольких недель. Ланни считал своим долгом предупредить Эмили, в строжайшем секрете, о своих подозрениях относительно целей Курта. Если salonnière была не против развлекать нацистского агента, то это был ее выбор, но Ланни не хотел, чтобы она делала это с мыслью, что содействует международному взаимопониманию или искусству музыки.