Вечерняя звезда - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф

Он приехал, но на вид был очень нервным и не поцеловал ее в губы, когда она вприпрыжку побежала обнять его. Она не знала, сделал ли он это нарочно или же просто стеснялся незнакомых людей вокруг, но у нее все равно остался какой-то неприятный осадок. Не самое лучшее ощущение, особенно когда возвращаешься домой в полночь. Вернуться и начать все заново было довольно сложно — Брюсу теперь ничего не хотелось. Она спросила, как шли дела у него в студии, спросила, смотрел ли он какие-нибудь фильмы, но Брюс только молча вел машину. Он не смотрел на нее и никак не отреагировал, когда она захотела взять его руку. И потом, когда они приехали домой, она сделала пробный пас — в конце концов, это была ее первая ночь после возвращения, он этот пас не принял, сказав, что устал.

— О’кей, — согласилась Мелани. Был уже час ночи, а он проработал весь день и, наверное, в самом деле устал. Но то, что он не поцеловал ее в губы в аэропорту и потом еще и отверг ее, вызвало у нее грусть. Не слишком-то часто он такие пасы отклонял: секс был единственным надежным элементом их совместной жизни. Теперь же у нее возникло ощущение, что могло быть и так, что этого элемента у них больше не будет.

Поняв, что разговаривать ему не хотелось, она так разнервничалась, что не смогла просто лечь в постель и постараться уснуть. Она взялась распаковывать вещи. Достав из чемодана платье, в котором была на похоронах, она пошла повесить его в шкаф. У них был один-единственный шкаф, и он всегда был набит. Только не сейчас. Дело было в том, что в нем больше не было вещей Брюса.

— Брюс, а где твои вещи? Нас что, обокрали? — воскликнула она, испугавшись.

— Никто нас не обокрал, — успокоил ее Брюс. Он сделался похож на виноватую комнатную собачонку.

— А где же тогда твои идиотские вещи? — крикнула Мелани — она ужасно запаниковала. Может быть, не следовало называть их идиотскими — у Брюса было кое-что шикарное из одежды, но все же…

Но он продолжал держаться с ней прохладно, словно сдерживаясь, и даже не произнес ни слова.

— Брюс, где твоя одежда? — спросила она требовательно. Она ничего не могла с собой поделать, ее все это вывело из себя.

— Я теперь живу с Кэти, — сказал он наконец. — Вещи я перевез к ней.

Мелани была словно громом поражена — она не могла вымолвить ни слова. Но хоть что-то она должна была сказать, потому что в эту минуту Брюс встал, положил на телевизор пару двадцатидолларовых бумажек и ушел. Когда она смогла произнести хоть что-нибудь, его уже не было и говорить было не с кем. В сущности, даже и позвонить было некому. Ее единственной не то чтобы подругой, а просто знакомой в Лос-Анджелесе была Кэти, худенькая малышка, одна из этих юппи, которая только что украла ее парня. Мелани хотелось провести часов сто за разговорами с ним, или с ней, или с обоими, но, разумеется, об этом не могло быть и речи. Уж с кем, с кем, а с ней ей разговаривать не захочется. Брюс воспользовался возможностью, которая ему представилась, и, наверное, в общей сложности и тридцати слов не сказал за те два часа, что она провела с ним.

Это было так ужасно — они оба только что познакомились с Кэти и едва знали ее. Она много раз приезжала в тот домик ее матери на побережье, где Мелани выздоравливала, приходя в себя после выкидыша. С ней обычно бывал кто-нибудь из ее юношей, и они обычно занимались серфингом. Иногда все вчетвером они отправлялись в китайский ресторан. Всегда потом Брюс говорил, что ему не нравилось в Кэти то, что она была настолько пропитана духом этих юппи. Мелани даже заступалась за нее, говоря, что к этому она пришла естественным образом. В конце концов, как ни приятна была Пэтси, она во многом была одной из юппи, а Кэти была ее дочерью. Брюс даже посмеивался над тоненькими ножками Кэти, и однажды Мелани пришлось сказать ему: «Да ну тебя, она симпатичная, что же она может поделать, если у нее худенькие ножки?»

Через три дня после того, как Мелани вернулась, Брюс позвонил и спросил, не посылала ли она ему почту, которая приходила для него. Мелани не удержалась и заорала:

— Ты, похоже, превозмог себя и, наконец, полюбил тощие ножки, ублюдок!

Брюс, поскольку не находился рядом и не видел ее лица, расположившись в безопасности на другом конце линии, отвечал довольно спокойно, по-взрослому.

— Ты и сама говорила, что мне нужно это в себе перебороть, — ответил он.

— Если ты полюбил ее, почему же ты мне ничего не сказал, пока я была в Хьюстоне? — спросила она. — Зачем ты разрешил мне тащиться сюда, если ты уже влюбился в Кэти?

— Тут дело не в том, влюбился я или не влюбился, — сказал Брюс. Казалось, он был совершенно спокоен, словно просто решил пофилософствовать об этом по телефону, словно целую ночь перед этим занимался йогой или еще чем-то в этом роде. Теперь, когда она была настолько взвинчена, и, попадись он ей под руку, она убила бы его первой попавшейся под руку дубиной, он решил сыграть «Мистера Само Спокойствие». Это крайне раздражало ее. Мелани изо всех сил сдерживалась, чтобы не заорать в трубку изо всех сил.

— Если ты ее не любишь, зачем так поступать со мной? — спросила она.

— Мелли, тут все не так. Ничего против тебя здесь нет, — сказал Брюс. — Это вообще не против кого бы то ни было, просто так получилось.

— Может быть, ты и не хотел мне зла, но ты нанес мне удар, — сказала Мелани. — Теперь я потеряла работу, в ресторане мне сказали, что я опоздала на целых три дня. Так что у меня нет ни работы, ни тебя — у меня ничего нет. Нужно было сказать раньше, чем я вернулась сюда. Я целыми днями сижу тут, чувствую себя чертовой дурой.

— Тебе нужно находить в жизни больше положительного, — посоветовал Брюс мягко.

— Положительного в чем, ты, головка от…? — зарычала Мелани. — Что это тут положительного можно найти? У меня осталось меньше пяти долларов, надо платить за квартиру, и мне придется просить денег у бабушки, а я терпеть не могу этого.

— Не понимаю, почему ты так к этому относишься, — сказал Брюс. — Она — твоя бабушка. Она не будет против.

— Она, может быть, не будет против и денег мне даст, но что ей точно не понравится, так это то, что я потратила столько времени с человеком, у которого задница вместо головы, — сказала Мелани. — Я чуть голос не сорвала, споря с ними и доказывая, какой ты хороший, и вот — на тебе!

— А «Вэрайети» все еще приходит? — спросил Брюс, пытаясь сменить тему. — Я послал им досылочный адрес, но сюда его пока не приносили.

— Да, здесь. Хочешь приехать забрать? — спросила Мелани. На Миг у нее появилась слабая надежда, что, если ей удастся увидеть его здесь, хоть нанедолго, он, может быть, вернется к ней. Возможно, это было мгновенное ослепление — Кэти и вправду была по-своему очень симпатичной юппи. Кроме того, Кэти абсолютно не могла существовать без какого-нибудь парня рядом, каждую секунду своей жизни она демонстрировала всем и каждому, какая она ранимая, — может быть, Брюс запал на эту ее ранимость? Может быть, если он вернется забрать свою почту, он взглянет на это по-другому и поймет, что Кэти — не его поля ягода. По крайней мере, такая мысль пришла ей в голову. Она хотя бы сможет встретиться с ним лицом к лицу. Правда, секундой позже она пожалела, что спросила его об этом, потому что Брюс раз пять или шесть извинился и положил трубку. После этого она почувствовала себя настолько плохо, что целый час не могла двинуться с места. Да и зачем было двигаться? Кто знает, может быть, она даже по телефону его больше не услышит? Стоило кому-нибудь прижать его к стенке, как он превращался в слизняка. Одной мысли о том, что она хочет, чтобы он приехал, ему наверняка будет достаточно, чтобы не приехать. Она чувствовала себя настолько разбитой, что не могла двинуться с места. Но тут зазвонил телефон — это была бабушка. Она позвонила просто так, словно заподозрив что-то. В том, что касалось Мелани, у бабушки довольно часто срабатывала интуиция. Обычно ее подозрения оправдывались. Они настолько часто оправдывались, что Аврора не смущалась и болтала о всяких пустяках, прежде чем убедиться, что предчувствия ее не обманывали. На этот раз она сразу перешла к делу.